Спаун задал последний вопрос, и надо заметить, достаточно неординарный.
— Кто я для вас?
И услышал то, что, возможно, хотел:
— Символ.
Прошло какое-то время. Голод значительно усилился. Новообразующуюся белую жидкость во рту все тяжелее и тяжелее смиряли бредовые мысли, а сухость могла сбить только слюна.
Безнадежные потуги отыскать выход, которые со временем переросли в бесконечные ожидания «чего-то там», сделали свое дело: Луиза больше не могла ни кричать, ни плакать, как и мэр, еще вчера принимавший в ратуше заморских гостей.
Скрасить скотскую участь, они прочли мысли друг друга, поможет разговор. Спокойная, ни к чему не обязывающая беседа двух обреченных… которая началась с маниакального желания Сета рассказать о своем последнем сравнительно недолгом отпуске.
— После круглосуточной стоянки моего PEUGEOT я вернулся в отель, захотелось немного вздремнуть. Знаете, такая застенчивость… Это на меня совсем не похоже, честно говоря. Обычно я позволял себе грубить, но и тогда не сказать, что сдержался. Реальное обслуживание гостиниц, увы, не всегда совпадает с ожиданиями. Дым папирос…
И вроде вырвавшаяся из забвения Луиза улыбнулась, и Картер заговорился так, что позабыл, где находится, и страх будто запропастился. Но перерыв оборвал раздавшийся откуда-то с потолка мужской скрипучий голос.
— Вам чего не живется в гармонии с правдой?
Заложники поднялись с пола и настороженно осмотрелись.
У Луизы дрогнули губы:
— Кто ты?
Маньяк не затормозил с объяснением:
— Ваш нынешний покровитель, если вы все еще понимаете ситуацию.
— Понимаю ситуацию?
— Я люблю хвалить СМИ, так как, по сути, являюсь порождением ваших ошибок, вашей лжи! Дитя благодарит родителей за жизнь!
— Я не…
— Не хотите — не говорите. Право молчать есть у всех. Чем крепче держите рот на замке, тем дольше живете! В той же приватности больше чести, мисс Сименс! Жизнь такая наша: все, что делается на публику, все, что говорится — все ложь. Ложь от и до! А то, что от нас скрыто, спрятано — истинная правда! И эта несправедливость жутко раздражает — что то, что хотим знать, скрывают, как специально. Как назло! А подсовывают грязь в конфетной обертке, обертку открываем и видим грязь! Уже нет нужды отделять зерна от плевел, зерен больше нет. Есть плевел…
Луиза неотступно пялилась в белый потолок, словно видела в нем что-то. А Сет в это время смотрел на нее, жаждая разъяснений.
— Чем я это заслужила?
Задав данный вопрос, она опасалась вовсе не реакции мэра на ответ, она боялась, что услышит истину…
— Брезгливостью, ненавистью к правде! Вас никогда не тревожила нравственно-моральная сторона обмана. Получали выгоду? Искажали факты? Теперь грызите локти…
Мэр дал себе слово, что, к чертовой матери, разнесет в пух и прах всю редакцию, в которой работает Сименс, когда выберется. Если выберется…
— Дай я скажу ему! — он грубо оттолкнул заговорившуюся девушку и сам обратился к «покровителю», — Ответь мне, зачем я здесь нужен? Мстишь СМИ? Так мсти! — крикнул Сет, — Я то, что тебе сделал!
— Не мне! Меня вы точно не закажете, господин мэр-правдолюб-борец со злом! На самом деле вы боретесь с правдой! Как и невинная овечка мисс Сименс, в идентичной степени, вы пытаетесь вылезти сухим за счет лжи!
Картер вдруг остановился и, не чувствуя ничего, за исключением ранее неведомого беспокойства вперемешку с незначительной злостью, ухватился за пальто друга.
— Он знает про смерть Миллера! Знает про случай в Систер Бэй! Виксонсион… Помнишь?
— Твой отлет в Германию? — Раймонд приопустил голову, — Такое не забывается…
— Миллер тоже был шантажистом! — прошипел мэр, — Изначально понимая, что это незаконно и аморально, мне пришлось пойти на крайние меры, заплатить местным наемникам за его устранение.
— Посмотрим, как у вас это получится!
— Если вы про это… — у Сета дрогнули губы, как и у девушки, — У меня не было выбора…
— Лукавство. Выбор есть всегда. Хотя… не буду спорить. Но вы только представьте, что о вас подумает… народ, на благо которого вы так стараетесь — за толстенной стеной стоял «человек в чёрном», сжимал в руках вокальный микрофон и зачитывал с листа то, что должен был передать жертвам. Подбородок трясся неестественно часто для злодея, будто он сам дико нервничал, — За то, что воспользовались услугами преступников, будете страдать…
Это продолжалось еще о-о-очень долго!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Дрянь, покрывающая кожу двухметрового верзилы, напоминала чешую, за что этот внешне неординарный (страдающий ихтиозом — врожденным дефектом кожи) преступник получил прозвище «Клык» — сокамерник-фантазер назвал так звероподобного Норманна Уайта в честь своего плюшевого крокодила.
Несмотря на болезнь, в плане физической силы Уайт был настоящим качком. Врачи клиники «Антнидас», в которой временно лежал Клык, убедились в этом, когда голова одного из медбратьев оказалась в руках-лапах урода.
Сбежав из дурки, человек-крокодил долго шнырялся по сумрачным безлюдьям в поисках пищи: мяса крыс, кошек, человечишки на худой конец…
Двухметровый отморозок нашел себе еду — тощего бомжа, рыскавшего по окрестным кустам заброшенного кофейного завода.
— А ну, угости Клыка! — одной монструозной физиономии хватило, чтобы бедняга пал ничком, потеряв сознание, — Адовый ад, приятель! Знаешь такой литературный прием?
Из угла кирпичного здания кто-то неожиданно выбежал, и чудовище получило в челюсть. Хоть удар и показался пустяковым (для такой-то глыбы), все его внимание перешло на…
— Спаун!
Да, да, перед канализационным королем стоял тот самый человек-легенда — демон-защитник.
Так и произошла встреча двух «живых» мифов, героев жутких пододеяльных историй, в существование которых верили только душевнобольные.
— Ты не обознался, Уайт! — мститель подошел к Клыку почти вплотную, — И не удивляйся, мне известно, кто ты — мальчик, которого дразнили за уродство!
— Откуда ты знаешь? — любопытство было таким сильным, что монстр пропустил оскорбление.
— Работа обязывает — Спаун кое-что приготовил для борьбы с крокодилом — электрический пистолет, удивительно мощный, учитывая его «компактность». Он поставил крокодила перед выбором, — Предлагаю два варианта: либо идешь со мной и по-хорошему, либо со мной и по-плохому. Что скажешь?
— Я скажу тебе…
Клык был без понятия, чего ожидать от Спауна, так как видел его первый раз в жизни, но знал, что демон — персона известная, почти такая же, как он, а то и известнее. Поэтому, чтобы потом не пожалеть, монстр закрыл пасть руками и проругался про себя:
«Я ему кишки вырву, я заставлю демона-защитника напиться своей же кровью! Внутренности развешу на веревки, как одежду, потом выбью челюсть и затем снова вставлю! Оторву одну ногу, потом — вторую, потом еще оторву руки и немного поиздеваюсь.
Сверну шею, а потом снова выверну, убью, а потом снова воскрешу, чтобы еще раз убить. Превращу голову в омлет и съем, потом приготовлю новый. Сделаю из него бифштекс и съем, потом еще раз сделаю бифштекс. Порву плащ, потом… подарю новый, чтобы снова порвать. Разрушу всю жизнь, потом… налажу, чтобы снова разрушить!
Демон, ты никто! Ты неспособен так быстро плавать, как я, ты не можешь пахнуть ничем таким вкусным, ты никогда не сбежишь из психушки, когда будет надо. Тебе нужен костюм? Да! А мне его не надо! У меня чешуя будет покрепче любого костюма.
Ты не можешь видеть мир таким, каким вижу его я: без всяких лишних деталей. Ты видишь его… с деталями, потому что тебя все это сильно напрягает, а у меня забот немного: помыться, я это делаю, как собаки и кошки, не принимаю ванну, потом спраздновать завтрак обедом, обед ужином, ужин… завтраком.