— Если ты так трусишь, то поезжай-ка лучше на втором поезде, приедешь только на шесть часов позднее… Вот Ольга Семеновна не соглашается последовать голосу благоразумия, а лучше бы вместе бы вы и поехали…

Послеэтих слов отца мне стало как-то обидно за свое малодушие.

— Нисколько я не трушу! И конечно, не останусь до второго поезда. Я только так, от нечего делать, высказал, полушутя, свои соображения, а ты понял их всерьез, — поспешил я заверить отца и с этого момента перестал думать об опасности, видя на лице отца полное спокойствие и уверенность в себе.

— Папа, сорок пять минут осталось до поезда, а Николая Ивановича все нет…

— Слышишь?..

— Да.

Я уловил шум быстро едущего к станции экипажа. «Он или не он», — подумал я, не спуская глаз с двери. Легкий толчок под столом заставил меня переменить позу, обернуться спиной к двери. Я почувствовал на себе стальной взгляд отца.

Дорожный тарантас подкатил к подъезду. Я взглянул на отца… О Боже, какая перемена: вместо холодного взгляда умных серых глаз на меня глядели веселые, добрые глаза добродушного буржуа, рассказывающего что-то очень веселое своей собеседнице… «Итак, комедия началась, и мне пора вспомнить мою роль», — невольно подумал я.

— А, Иван Дмитриевич, вы здесь? Вот не ожидал. Конечно, по служебной надобности. Ну, ну, рассказывайте скорее… все это меня очень интересует!

Всю эту тираду проговорил среднего роста господин с желтым лицом, целуя руку Ольги Семеновны и здороваясь с отцом как со старым знакомым!

— Нет, ваше превосходительство, вы не угадали: я здесь по личному, семейному делу…

— Ну, полно-те… так я вам и поверил! — запротестовал Николай Иванович, садясь рядом с Ольгой Семеновной. — В столице нашей случилось кровавое, загадочное преступление, и сам шеф полиции прибыл инкогнито в Бологое для поимки убийцы!.. Правда, что-то в этом стиле, я ведь в деревне газет не читал… — не унимался Т-в. — Конечно, уже напали на верный след?

— Больше, больше, Николай Иванович!

— Схватили?..

— Да, преступник налицо, пойман и не запирается! — шутливым тоном вставил слово отец.

— Да вы не шутите, где же он? В руках жандармов? Молод? Из какого сословия?

— Нет, он пока на свободе — сидит против вас…

— Как, этот молодой человек?

Взгляд холодных глаз со вниманием остановился на мне.

— Он самый… Позвольте вашему превосходительству представить: мой старший сын Константин, студент института инженеров путей сообщения.

— А… а!.. — протянул Т-в, как-то нерешительно протягивая мне руку.

— Надеюсь, преступление не очень тяжелое? Вероятно, на политической почве? Не так ли? — обратился статский генерал ко мне с вопросом.

— Жениться собрался, не кончив курса в институте… — ответил за меня отец и стал подробно с присущим ему талантом образно рассказывать историю моего увлечения, вызов его телеграммой сюда и состоявшееся сегодня обручение…

«Черт возьми!.. Кольца-то я не надел, вдруг Т-в обратит на это внимание… вот так промах…» — подумал я, пряча правую руку под стол.

— Так вы действительно по личному делу сюда приехали, — разочарованным тоном проговорил Т-в, выслушав с рассеянным видом эту «небылицу в лицах». — Не хочу учиться, а хочу жениться! Рано, очень рано… молодой человек!

— Я то же самое ему говорил! — в этом же тоне заметил отец.

— В институте порядочно женатых студентов, и все они занимаются весьма прилежно, да и Надя, моя невеста, такая прелестная и к тому же благоразумная девушка, что никогда не станет помехой мне на пути к высшему образованию! — не без пафоса произнес я свою реплику.

Отец в знак одобрения прищурил левый глаз, примета, давно мне знакомая.

— Гадательные, романтические идеи… — и с этими словами Т-в повернул голову к Ольге Семеновне, и между ними завязался разговор о хозяйстве; видимо, моя особа перестала его интересовать, чему, конечно, я был очень рад.

Подали ужин, отец рассказал несколько петербургских новостей, время шло незаметно в веселой болтовне.

Мало-помалу и Николай Иванович оживился; выражение глаз переменилось, взгляд стал более добродушным и доверчивым, по крайней мере так мне казалось по наблюдениям за его лицом.

Я взглянул на часовую стрелку: до поезда оставалось пятнадцать минут.

Слава Богу! — звонок, поезд вышел с ближайшей станции.

— Однако пора и садиться, уже и поезд подходит, — заторопился Т-в. — А вы, Иван Дмитриевич?..

— Я тоже с семьей едуна этом поезде.

— Ну и прекрасно… в вагоне еще поговорим…

— Вы в вагоне спите, Николай Иванович?

— Всегда прекрасно высыпаюсь! Я езжу этим поездом много лет подряд и постоянно удачно: публики в первом классе мало, никто не мешает спать.

У вагона первого класса мы распрощались; отец пошел проводить Николая Ивановича до его купе. На подножке вагона стоял бравый кондуктор; лицо его показалось мне весьма знакомым… Как это я сразу не узнал, подумал я, когда кондуктор — агент Серенко подмигнул мне глазом.

Я с Ольгой Семеновной поместились в соседнем ближайшем вагоне второго класса; скоро присоединился к нам и отец; видимо, его что-то сильно беспокоило.

— Ты видел Серенко?

— Да.

— Незаметно, знаком, вызови его и передай ему о необходимости удалить из вагона первого класса во второй даму с двумя дочерьми-подростками…

— Но под каким предлогом?

— Пусть скажет, что на этой станции сел с ними рядом господин психически больной, с буйными порывами… почему, ради их же спокойствия, предлагается перейти в следующий вагон того же класса, тоже почти пустой, я сейчас лично осматривал.

— Успею ли я?

— Поезд простоит еще десять минут, — успеешь; только поспеши!

Без особенного труда я выполнил поручение отца. Прошло минуть пять; кто-то слегка стукнул в окно вагона. Я вышел.

— Скажите начальнику, что все улажено: дама с детьми переведена в другой вагон.

— А кто, Серенко, еще остался в вагоне?

— Старый гвардейский полковник, спит как мертвый, и охотник…

— Руткевич?

— Да, да… вообще ничего подозрительного еще нет, я прошел по всему поезду… так и передайте начальнику.

— А Т-ов?

— Улегся спать, даже снял сапоги… не велел запирать дверей в купе… Душно уж очень, говорит. Нам это на руку. Истопник хорошо получил на чай и постарался на совесть!

— А Руткевич где?

— Рядом в купе…

— А вы?

— Кондукторское отделение в десяти шагах от купе Т-ва. Не прозеваем! — самоуверенно докончил шепотом Серенко, поспевая к своему вагону. Да и пора было — поезд уже тронулся.

Как только я занял свое место, немедленно передал шепотом отцу весь мой разговор с агентом.

— Это хорошо! — одобрил он.

Каждый из нас углубился в свои думы; о сне, конечно, и в голову не приходило. Настроение было у меня приподнятое; отец с виду казался совершенно спокойным.

Поезд замедлил ход: приближались к станции. Не ожидая остановки, я на ходу прыгнул на перрон.

— Так можешь легко ногу сломать, — услышал я сзади строгое замечание отца, стоящего на подножке и выжидающего полной остановки.

Прошел раз, два… десять вдоль платформы, зорко всматриваясь в спешащих в вагоны — все больше простонародье, ни одного пассажира ни в первый, ни во второй классы; спешу по третьему звонку в свой вагон, удовлетворенный результатами осмотра, по пути едва не сбив с ног отца, идущего с другого конца перрона.

Вот и вторая станция; я и отец в том же порядке первыми сходим на перрон и последними садимся в наш вагон.

— Однако, что же это: шесть станций уже проехали от Бологова, а положение дела не изменилось? Где же, наконец, сидит, этот таинственный пассажир в дорожной фуражке? Не напрасно ли вся ваша тревога?

— Почему же в дорожной фуражке, а не в поярковой круглой шляпе? — с иронией в голосе замечает отец. — Имей терпение, еще станций немало осталось!

Начало чуть-чуть светать. Приближались к станции Померанье; поезд здесь стоит всего две или одну минуту. По обыкновению, соскочили с отцом на станционную площадку.