Позднее, в городе на море, они с Корнеевым уже смогли рассчитать партию на много ходов вперед и ввести в игру младшего Лобачева.
Спору нет, недели, когда Никита, слишком еще горячий по молодости лет, нетерпеливый, барахтался под боком у Громова, — эти недели Вадиму тоже не легко дались. Однако сейчас и эта часть операции кажется уже не такой тяжелой, не столь чреватой ошибками, а то и просто бедой.
Сегодня Бабаян посадил Вадима в свой кабинет, чтоб ему было поспокойней и потише. В их общей комнате Морозов допрашивал спекулянтку, а та голосила так звонко, что в коридоре отдавалось. Сам Бабаян ушел на совещание на Огарева.
Итак, Никита свое выполнил. Корнеич сделал все. Если понадобится, он, конечно, поможет. Однако с троицей старший следователь Лобачев теперь один на один. Начался последний этап. Идет изнурительная, кропотливая работа. Всему управлению ясно, что в Бутырках содержатся преступники, однако ж в протоколах допросов все трое более недели именуются «подозреваемыми», назвать их «обвиняемыми» следователь Лобачев пока не имеет права.
Быстрее всех, как и следовало ожидать, раскололся пьяница-истерик Шитов. Вадим не любил жаргонных словечек, но глагол «раскололся» очень точно выражал суть поведения Шитова.
Когда его брали, он почему-то назвался помощником укротителя дрессировщика, вольерным. В первые дни он вел себя столь несерьезно, что Вадим усомнился, да уж здоров ли этот жалкий, жаждущий любой славы человек. Разумеется, имело значение и то, что в тюрьму и на допрос он попал впервые в жизни, в то время как Волкова уже имела некоторый опыт, а Громов вообще держался с полным спокойствием, уверенностью.
Однако, как ни парадоксально, пребывание в тюрьме пошло Шитову на пользу. Во-первых, он не пил, а во-вторых, узнав, что Громов тоже находится в следственном изоляторе, он откровенно успокоился. Перестал бояться длинных рук своего бывшего покровителя.
На первом допросе Шитов еще пытался отрицать свое участие в чем бы то ни было, но когда его повезли в Колосовск, не доезжая до города, еще в машине, он громогласно, с пафосом заявил:
— Да! Главный герой события — я!
Вот протокол его последнего допроса.
Вадим снова и снова просматривает материалы. Просматривает и думает. Многое они с Корнеичем нащупали правильно. Если б иначе, не сидела бы сейчас в изоляторе троица, дело не шло бы к завершению. Ибо, как ни упирается Евгений Громов, дело все же близится к концу.
«Но почему все-таки Громов тянет? Он же опытен и умен, он знает, что показания двоих участников преступления, да и множество других доказательств все равно весят больше его упорного запирательства. На что он надеется?» Об этом думает Вадим, перечитывая допросы Волковой и Шитова. Не они его теперь интересуют. Его интересует Громов, стоящий за ними. И еще кое-что.
Итак, многое они с Корнеичем еще в Колосовске, еще после первых допросов Черновой и Краузе, предположили правильно.
Вот как, в конце концов, излагает обстоятельства Шитов, и все, что он говорит здесь, — правда. Показания проверены, факты закреплены, следственные эксперименты проведены.
«Однажды после репетиции я остался в ДК. Инна Волкова еще раньше познакомила меня с Женей Громовым. Мы встречались. Он обещал устроить меня в артисты, но говорил, что на это нужно много денег. Говорил, что меня ждут дела великие, чтобы я не спешил…
…Я сказал, что я тоже не против взять деньги у тех, кто ворует их у государства. Женя сказал, что все попы обкрадывают народ, у них деньгами сундуки набиты и есть большие ценности…
…Громов предложил план загримироваться, чтоб меня не узнали. Волкова присутствовала, принимала горячее участие в разговоре.
…Мне примерили две бороды, русую и черную. Волкова бороду немного подстригла.
Пистолет сделали сами. Я сделал: из двух игрушечных».
Вот и снимок. Следственный эксперимент. Шитов из доставленных ему игрушек изготавливает такой же самый пистолет, каким угрожал женщинам в доме Вознесенских. Шитов на снимке коротко острижен, трудится по-честному, лицо молодое, спокойное, ни дать ни взять — порядочный слесарь.
«…Я остался и ночевал, по плану, у Громова. 29 мая в 14 часов мы приступили к гримировке. Громов и Волкова намазали мне лицо специальным клеем, потом приклеили бороду и усы. Потом Волкова стала подстригать. Она раньше училась на парикмахера. После стали ждать время. Немного выпили. Примерно по сто грамм. Громов велел мне на такси ехать в спортмагазин за сумкой для иконы и картины и дал мне 30 рублей. Я по дороге в Колосовск в магазине «Динамо» взял сумку за 8 рублей замшевую, зеленую.
В Колосовск я приехал в 17.35. Время говорю точно. Все было рассчитано, чтобы старик не вернулся. В Колосовске я посмотрел, где Громов и Волкова, как и условились, но их не увидел. Водитель меня принял за научного сотрудника, потому что с бородой и усами я выглядел очень солидно. Еще в Москве я надел перчатки. Даже выходя из машины, старался не оставить отпечатки на дверце. Все делал, как надо. Шел смело. Расположение дома на улице знал очень хорошо…»
Вадим отложил протокол. Задумался. Допрашивая, он не раз, в разное время, при разных обстоятельствах задавал Шитову вопрос: откуда было ему известно расположение комнат в доме Вознесенского, место иконы в киоте и картины на стеке. Во всех случаях Шитов точно показывал одно и то же.
У Жени Громова есть знакомый, Иван. Шитов его никогда не видел, не знает. Этот Иван раньше учился в семинарии, хорошо знает Вознесенского. Он начертил точный план: где комната, где икона, где картина. Сам Иван взять ничего не может, его в доме знают. Шитов выучил план назубок. Громов его несколько раз проверял.
Шитов не врал. Еще из разговоров его с младшим Лобачевым на юге можно было предположить, что Громов ценит Ивана более, чем двух других участников группы. Из показаний Шитова явствовало, что Иван для Громова действительно важен, коль скоро он его не только никому не показал, но счел даже нужным снабдить вымышленной биографией.
Казалось бы, чего проще тому же Ивану, уже проникшему под видом сантехника в дом, совершить ограбление. В ситуации с сантехником это даже не было бы ограблением, это было бы простой кражей.
Но Громов не захотел рисковать Иваном. Или тот отказался? Или их связывают некие человеческие отношения?
Нет. Последнее отметается. Для преступников типа Громова это исключено. Изучение прошлого Громова, результаты пребывания с ним Никиты дают совершенную в этом уверенность. Только расчет. А в чем?
Вадим все более склоняется к мысли, что не только, а может быть, и не столько сам Иван был ценен Громову, сколько связи его, о которых, ничего конкретного не зная, с такой завистью говорил Никите Шитов.
Ну хорошо. Оставим пока Ивана. Есть все основания думать, что в самое ближайшее время Вадим и Браславский будут иметь возможность лично и подробно беседовать с этим любителем древнерусской живописи. Браславский молодец, над четвертым он здорово поработал. Значит, что же дальше у Шитова?
В следующей части допроса Шитов доказывал известное положение о том, что нередко растерявшийся, неопытный преступник совершает столь бессмысленные поступки, что разгадать их оказывается сложнее, чем смоделировать действия матерого рецидивиста.
В первый же выезд на место происшествия Вадим и Корнеев ломали себе голову: зачем было убивать собаку? Любопытствовали, чем она была убита?
И вот Шитов показывает:
«…да, Громов меня предупредил, что в саду может быть собака, что она старая, глухая и на нее не надо обращать внимания, на всякий случай дать ей кусок колбасы. Когда мы у Жени выпили, он еще раз спросил меня про план. План я помнил, а про колбасу забыл.
Я собак ужасно боюсь с детства. Когда собака вышла из кустов, я испугался, схватил из клумбы камень и ударил ее два раза по голове и убил. И совсем забыл, что на мне перчатки. Сунул камень в сумку, чтоб отпечатков не оставить. Камень был неровный, и чуть потом не получилась беда. Я про него забыл, и когда клал в сумку икону, то камень поцарапал заднюю доску. А если бы поцарапал спереди, все бы дело пропало…»