— Оно и внутри такое же. — Тюнина снова спрятала папки. Укладывала аккуратно, в определенном порядке. — Ее строили по премированному проекту архитектора Трубникова, москвича, в соответствии с требованиями гигиены и педагогики. Здание это и сегодня считается одним из замечательных не только в районе, но даже и в области. Вот я и стала собирать материалы о том, как оно появилось, кто в нем учился, какие события видели эти стены.

В них бушевали такие страсти! Идейные схватки. Особенно в предреволюционные годы. После февральских событий в актовом зале состоялось собрание сильной тогда ростовской буржуазии. Был создан так называемый КОБ — Комитет общественной безопасности, орган буржуазной власти здесь, в Ростове. В этом же здании происходило первое заседание рабочих Советов. Резолюция была большевистская принята. Но вообще в Ростове борьба за Советскую власть проходила и трудно и сложно. Буржуазия была тут крепка, эсеры, меньшевики. И каждый тянул в свою сторону, а по существу, к одному: к старым порядкам и отношениям.

Я набрала столько фактов, что в пору за книжку садиться. Но книжку писать не стала, надвинулось новое событие, и уже не ростовское, а в масштабе России. Тысяча сто лет Ростову исполнялось. Готовиться к юбилею начали загодя. Меня включили в комиссию по подготовке празднеств. Три дня юбилей справляли. Сессия Ученого совета была. С докладами выступали большие ученые, историки, археологи, архитекторы, краеведы. И москвичи, и наши. И предо мной все глубже, все шире стал раскрываться наш город, его история. Вот и решила тогда окончательно посвятить свою жизнь краеведению.

Материал шел, как говорится, из первых рук. Я, знаете ли, из рода Футуровых. Это в Ростове старинная фамилия финифтяников. Я вижу, вы знаете, что такое финифть.

Тюнина показала на брошку, которую я купила давно. Нынче в продаже изделия ростовчан появляются редко, и нет того разнообразия рисунков, что лет десять назад.

— Дядя Костя, Константин Александрович Футуров, единственный из всех мастеров, кто раскрыл секреты письма по эмали. До начала нашего века промысел был секретом семьи. И занимались семьями. Из поколения в поколение. Ведь если кто другой узнает секрет, то семья лишится своего куска хлеба. Учеников не брали по той же причине. И промысел стал приходить в упадок. А дядя Костя создал пособие, так, чтобы каждый, кто хочет, мог работать. В начале этого века открылась даже школа финифти. Прекрасные были мастера — Назаров, Дубков. Вы обязательно зайдите к финифтяникам. Нынче работы их на международных выставках премируются...

Много работала в библиотеках, в архивах, начала переписку. Пользовалась трудами Титова. Ростовчанин наш Андрей Александрович, жил в прошлом веке. Уж как он любил свой город. Собиратель, библиограф, краевед. Его труды по истории Ростова Великого — серьезнейшие произведения. Если заинтересуют, в Москве в Исторической библиотеке много его трудов. Я их читала. Ходила, пока могла, ездила, говорила с учителями, с работниками совхозов, которые занимаются овощами. Старалась главное запечатлеть. Ростовский лук... Цикорий... Ведь то, что мы переживаем сегодня, — завтра уже история. Так и скопилось все это. — Тюнина показала на стол, где в немой настороженности стояли ящики с картотеками, готовые заговорить, едва их коснется рука этой замечательной женщины, ярославны, живой пример активной любви к Ростову, любви, согревающей не только ее самое, но [и] тех, для кого она неустанно трудится.

Горький цикорий

В горкоме партии хлопоты. Последние дни квартала. Все заняты, все возбуждены. Ах, как я тут не ко времени!

— Так что вы хотите у нас посмотреть? — спрашивает Вячеслав Петрович Зайцев, второй секретарь горкома. А сам посматривает на часы. Через две-три минуты начнется совещание тут, в его кабинете. Уже вошел круглолицый и темноглазый мужчина. Вопросительно посмотрел на меня и молча сел на диван.

— Цикорий хочу посмотреть, как убирают.

Я чувствую в своем голосе просительные нотки. Предательство! Когда просишь, то обязательно получаешь отказ.

— Вячеслав Александрович, это по твоей специальности, — обращается секретарь к вошедшему. И мне: — Вильчик — главный специалист наш по цикорию. Кандидат наук. Но только очень уж вы неудачно к нам, хотя бы заранее предупредили. У нас и машины нет. И совещание начинается.

В кабинет действительно стали заходить молодые люди.

— Придется вам подождать. Мы ненадолго.

Что делать, иду в библиотеку горкома. Приветливая, внимательная Людмила Николаевна, узнав, что я хочу посмотреть в районе, дает мне книжку «Цикорий». И на обложке фамилия — В. А. Вильчик. Есть у меня такая книжка, но я ее еще не читала.

Рассматриваю рисунки.

Похожий на длинную кормовую свеклу или на крупную морковь корнеплод с пучком саблеобразных листьев, идущих от самого корнеплода. Стебель иной, чем у того голубого цветочка, который растет при дорогах или на пустырях.

Рекомендации по выращиванию, уборке, переработке, использованию. Это, конечно, хорошо, но все же лучше бы посмотреть, как он растет на полях. Заручившись терпением, я читаю книжку.

«В России цикорное промышленное производство относится к 1800 году в Ростовском уезде Ярославской губернии».

Спрос его на мировом рынке велик. Уже тогда, в XIX веке, из Ростова и его уезда вывозилось более пяти тысяч тонн. Сеяли более четырех тысяч гектаров. В начале нашего века профессор Шустов, а позднее, уже в наши дни, инженер Поярков научились добывать из цикория спирт.

О том, что цикорий пьют с чаем и особенно с кофе, давно всем известно, но то, что он с незапамятных времен имеет в народной медицине широкое применение, это немногие знают. Нервы, желудок, почки и даже сердце...

Я возвращаю книжку и веду с Людмилой Николаевной разговор, узнаю, что она, ярославна, окончив техникум, много лет работала в сельской библиотеке.

— После войны в библиотеках было много читателей, — вспоминает она. — Работа тоже велась по-иному. Мы шли к читателю. В руках иногда двадцать пять, тридцать книг. Идем по домам. Книгонош искали. Они приходили к нам, брали книги, карточки дома держали. Теперь телевизор украл у нас многих читателей. И хотя население стало грамотнее, а в библиотеку ходить ленятся: каждый хочет личную библиотеку иметь. Да и лицо деревни другое. Так, значит, вас интересует цикорий. В последнее время у всех возрос к нему интерес. Куда же поедете?

— Не знаю еще. Вот кончится совещание...

— Наверное, в «Красный маяк». Дорога туда хорошая и не так далеко. А вообще-то у нас на цикории нынче десять хозяйств. Ввели специализацию.

Я действительно попала в «Красный маяк», совхоз километрах в пятнадцати от районного центра. После собрания долго искали машину, наконец кто-то из руководящих работников, фамилии не назвал, выделил «козлик» с тем, чтобы сразу, как только доставит меня в совхоз, сразу же возвращался обратно, как говорится, на всех парусах.

Время итоговое, хлопотное. Подсчитывают, как поработали летом, как провели уборку, хватит ли на зиму кормов и сколько продали государству продукции.

А у меня последние километры по Ярославской земле.

Оглядываюсь назад, на виденное зимой, весной, летом и осенью, вот сейчас, когда в лесу так сладко пахнет опятами и опавшим листом, деревья, подобно стареющей моднице, одели яркий наряд, а на полях слетаются в стаи птицы и кое-где взошли уже зеленя.

Во все времена Ярославия хороша. Все близко, все по-родному отзывается в сердце. Сложная, многогранная жизнь. Вот таков здесь народ, усилиями которого творится история. Типичные представители восьмидесятых годов. Встречались и не типичные, И не какие-нибудь тунеядцы, лентяи — речь не о них. Тут в силу вступает закон. Есть люди своеобразного склада, характера. О них разговор особый, большой. Вернусь к ним. Сделала отметку в блокноте. За время поездок по области накопилось немало этих отметок-тем. Только сиди и пиши.

Сейчас мы катим в «Красный маяк». В районе одни совхозы: «Семибратово», «Заозерье», «Россия», «Мичуринский», «Красный холм» — всего их двадцать четыре хозяйства, производящих зерно, картошку, мясо и молоко, овощи, лен, шерсть и цикорий.