В эти первые месяцы жизнь казалась мне беспросветной, и только прощальный подарок Нибеоса озарял мое безрадостное существование лучиком надежды. «Полгода не такой большой срок», — напоминал он. «Надо всего лишь потерпеть». Я поглаживала молочно-белый, переливающийся камень каплевидной формы на широкой серебряной цепочке, украшавший мою шею, и на душе становилось легче. Эта подвеска, преподнесенная мне перед отъездом сиятельным Шадагаром лично, в качестве запоздалого поздравления с бракосочетанием, не могла быть ничем иным, как кристаллом перехода. Она напоминал мне, что мое заточение не вечно. Она пахла свежим запахом свободы. Я улыбалась, легонько сжимая ее в руке. Представляла, как кристалл тихонько хрупнет в ладони и перенесет меня далеко-далеко от Вельской Крепости… потом, когда все закончится…

Четвертый месяц моей беременности ознаменовался тем, что меня наконец-то перестало тошнить. И я почувствовала себя значительно лучше. К этому моменту как раз наступила осень, — с некоторых пор мое любимое время года. Летняя жара спала, но было еще достаточно тепло, чтобы не отягощать себя лишней одеждой. Я много гуляла в маленьком запущенном садике позади дома и практически перестала цепляться к Риану. Аджей уже не снился мне каждую ночь, и я перестала просыпаться на мокрой от слез подушке. Время и растущая во мне новая жизнь лечили мою рану. А в канун Самайна я неожиданно поняла, что ужасно скучаю по Дамиэну.

Нет, я, конечно, и раньше вспоминала о демоне(в основном незлым, но непечатным словом), но тут вдруг внезапно осознала, что мне его не хватает. Я соскучилась по его кривлянию, позерству, дурацким шуткам, пошлым намекам, а больше всего по щекочущим нервы ощущениям, которые я испытывала в его присутствии. К тому же мне было интересно, чем закончилась схватка с Маркусом. За Дамиэна я, кстати, совершенно не беспокоилась, и была уверена, что уж кто-кто, а он-то обязательно выкрутится из любой ситуации. А еще я немного злилась на демона за то, что он бросил меня тогда и не приходит сейчас. Его юмор и цинизм были мне просто необходимы.

К началу первого зимнего месяца в моей беременности наметился новый этап, который сложно было назвать иначе, как «гнездование». В спальне и маленькой гостиной, выходящей окнами в сад, где я проводила большую часть своего времени, мною постоянно создавались мягкие коконы из шкур и одеял, куда я заползала, как в нору. Намира, служанка, первое время разрушала мои гнезда и раскладывала строительные материалы по отведенным им местам, но вскоре бросила это бесполезное занятие.

Еще меня все время тянуло делать запасы, поэтому в мои апартаменты плавно перекочевали три глиняных кувшина с компотом и мешок сушеных слив, снятая с подушки наволочка наполнилась засохшими хлебными корками, а грецких орехов хватило, чтобы плотно набить два чулка. Также появилась настоятельная необходимость заниматься рукодельем. В результате этого, исколов все пальцы иглой, я пошила таки одну маленькую распашонку для младенчика, увековечив себя на ней в большом цветке латэ на спине, а еще связала жуткий красный шарфик, в котором спущенных петель было больше чем дырок в решете.

Гнездованию сильно способствовало то, что я начала стремительно тяжелеть, и если раньше, тайком от Риана, частенько забиралась на башню полюбоваться окрестными далями, то теперь довольствовалась лишь видами из окна, — передвигаться стало трудно и неудобно. Живот рос, я набирала в весе, и для прогулки в саду теперь одевалась втрое дольше, чем обычно.

Перед Йолем в Вельскую Крепость доставили подарок для меня от принца Нолана. Мой супруг, проигнорировав фразу: «лично в руки», вскрыл сверток сам и ознакомился с его содержимым прежде, чем уведомить об этом меня. Я, конечно же, не преминула высказаться по данному поводу, причем в выражениях весьма грубых. Риан проглотил мое недовольство молча, но комнату покинул, громко хлопнув дверью, и весь оставшийся день, на мою радость, ходил мрачнее грозовой тучи.

Ругаться со мной он последнее время перестал совсем, считал это вредно для ребенка, чем я и пользовалась, с удовольствием вытирая об него ноги(в переносном смысле), правда не часто — настроения не было.

В подарок принц прислал мне две книги: учебник по старорунному и уже известные мне «Ясность и проз…», повествующие о временах «больших груш и сладких яблок».

Шутник, однако.

Сопровождала презент коротенькая записка: «Уважаемая эрда Керш, поздравляю Вас со светлым праздником Йоля и прошу принять мой скромный, но смею надеяться, полезный дар в память о нашей встрече, день и час которой навсегда запечатлелся в моем сознании».

Я без особого интереса пролистнула книги и забросила их в ящик комода к уже опостылевшему вязанию и шитью, где они и пролежали два дня, прежде чем на третью ночь я проснулась от внезапной догадки.

На сколько я успела узнать принца, шутки подобного рода все же были не в его характере. К тому же с нашей последней встречи прошло почти полгода, а что-то мне подсказывало, что Нолан не стал бы столько времени ждать повода для отправления подарка. И эта странная записка…

Если отбросить мысль о розыгрыше, но мальчик говорил о пользе, которую, как он считает, принесут мне эти книги. Упоминание о дне и часе нашей встрече — что это? Ключ к разгадке?! Учитывая краткость сопроводительного письма, в нем вполне возможно каждое слово что-то да означает. Тогда вопрос, какая встреча имеется в виду: самая первая, когда мы столкнулись в библиотеке, или та, когда стали близки?

Провалявшись без сна полночи, спалив две толстенные свечи и перепробовав несколько вариантов, я так и не обнаружила ничего интересного. Ответ пришел с поздним рассветом. Шестьсот сорок третья страница «Ясностей» при свете дня имела другой едва отличимый оттенок, чем остальные листы старой книги. Более внимательное ее изучение позволило заметить, что и шрифт на ней тоже немного отличается, а благодаря призванному на помощь учебнику старорунного выяснилось, что продолжение фразы на этой странице не имеет ничего общего с началом предложения на ее предшественнице. Я осмотрела переплет и обнаружила, что нитки, скрепляющие книгу, совсем не тянут на одряхлевшие от времени. Талмуд недавно перепрошивали, в этом не было сомнений, но сделано это было очень качественно.

Я вернулась к шестьсот сорок третьей странице. Да в самый первый раз мы встретились с Ноланом в четвертый день первого летнего месяца, — шестого месяца года. Я только не помнила, сколько времени тогда было, но определенно позже полудня, так как колокол на городской ратуше уже прозвучал, и раньше шести часов вечера, так как навестить кухню на предмет ужина я еще не успела. Не думаю, что и Нолан мог четко сказать, что это случилось в три часа дня. Но необходимая мне, по мнению принца, информация содержалась именно на шестьсот сорок третьей странице другой, неизвестной мне, безжалостно оскверненной книги. Мне помнится, не позволили брать «слишком редкие и ценные» сочинения не слишком чистыми руками, что уж говорить о вырванных листах. Наверное, сведения были действительно важными, раз наследник решился на такое.

Что ж, теперь мне определенно было чем занять свой досуг. Учитывая мои познания старорунного, времени на расшифровку требовалось немало.

Йоль принес мне еще один подарок. В самый канун праздника почти в полночь, когда я уже задремывала у жарко растопленного камина, от густой тени в углу вдруг отделилась темная фигура, распахнулись большие красные глаза, взметнулись широкие призрачные крылья, и передо мной предстал Дамиэн во всем своем великолепии.

— Привет, крошка! — интригующе мурлыкнул демон.

— Привет, — я ответила холодно-сдержанно-вежливой улыбкой, которую за последнее время мне удалось довести до совершенства.

— Ты что-то грустна сегодня…

— Это твое субъективное восприятие… — мой голос был нейтрален, тогда как душу раздирали противоречивые чувства.

Хотелось то ли броситься Дамиэну на шею, то ли кинуть в него чем-нибудь тяжелым, но поскольку ни то, ни другое сделать было невозможно, я придала своему лицу отстраненно-равнодушный вид, как будто вовсе не ждала демона, и растянула губы в еще одной жесткой, как наждак, и сухой, как ветер пустоши, улыбке.