Вопрос безопасности или даже банальной осторожности в тот момент для меня не стоял. Моя жизнь была мне безразлична, равно как и жизни других людей, и даже существование самого мира. Я собиралась вершить не месть, для меня это было своего рода восстановлением вселенской справедливости.

Ритуал призыва демона знаком каждому Охотнику. Ничего сложного в нем нет. Даже кровь дракона после инициации не нужна, — можно использовать свою. Я так и поступила. Дамиэн явился сразу, словно только того и ждал. Договорились мы быстро. У меня и условий-то никаких особых не было. Я, наверное, здорово сглупила тогда — не связала его дополнительными клятвами. Но это казалось не важным, меркло на фоне конечной цели. Да я и не думала, что останусь жива, если честно. Даже голову обрила, как и полагается перед последней битвой.

Слияние с демоном оказалось невероятно болезненным, но потом… потом это был восторг чистой ярости. Раньше я никогда не испытывала такого удовольствия от вида льющейся крови и предсмертных хрипов. Меня печалило лишь то, что жертвы умирали слишком быстро.

Гевар, конечно, сразу понял, что произошло. Он даже как будто был рад моему приходу. Отбросил свой меч и сам шагнул навстречу. Он не сказал мне, что не был в Лебяжьем Логе, хотя не уверена, что в тот момент меня бы это остановило.

«Люблю тебя!», — крикнул Гевар и засмеялся. Даже захлебываясь кровью, он продолжал улыбаться…

Наргиз превратился в руины, а демон, не прощаясь, смылся, оставив меня наслаждаться заревом пожара и зрелищем разрушенных стен и изуродованных тел. После этого у меня случился еще один провал в памяти, и очнулась я только у стен монастыря.

Так проделав длинный и совсем неправедный, с точки зрения Веры, путь, я оказалась под крылышком Матери Илисатт…

Дни шли за днями, но мне казалось, что время бесконечно. У него действительно не было ни конца, ни края, и текло оно муторно, однообразно и безнадежно.

В Орнизане был объявлен траур по опекуну наследника, герцогу Рагдару, трагически погибшему в результате обрушения части королевской резиденции. Об арбалетном болте, застрявшем при этом в его сердце, речи, конечно же, не шло. Страна действительно скорбела, — шпионы Аджея хорошо проработали «светлый образ» временного регента и качественно внедрили его в массы.

Новым опекуном принца Нолана был назначен Гаржен Видрестар. В первую очередь, как лицо незаинтересованное, а во вторую — как человек близко знакомый с вопросами управления государством. Гаржен в течение двадцати лет успешно правил Верейей, но потом ему это надоело, и он оставил корону и страну на своего уже взрослого сына, а сам удалился в горы слушать пение ветров и грохот камнепадов. С Видрестаром судьба столкнула меня давно и так удачно, что старик теперь не смог мне отказать, и взял на себя заботу об Орнизане и его юном наследнике. Так что за Нолана теперь можно было не беспокоиться.

Кстати, Риану, не без моей помощи, конечно(скромность мне ни к лицу, чего уж там), удалось раскрыть заговор против наследника, следствием которого было то самое покушение в день приезда в Эвиноллу Ирсо Харжело. Это была многоходовая и долгоиграющая комбинация, целью которой являлось дальнейшее объединение Орнизана, Латуринии и ТарнОнлаид с последующим расширением границ за счет Вобараста, а затем и других лежащих за горным хребтом земель.

Главным злоумышленником, лидером и координатором оказался, как нетрудно догадаться, Рагор Лабиз. Поддержку среди орнизанской знати он нашел в обиженном на превратности судьбы Бальтазаре Нагори, а так же в недалеком, но чрезвычайно амбициозном молодом графе Набелиане Виалеску, претенденте на престол третьей очереди. Именно в ирье Виалеску я признала того таинственного незнакомца имевшего приватный разговор с латуринским советником в наемничьем трактире. И именно Набелиан оказался самым слабым звеном тщательно продуманного плана, так как раскололся практически сразу — не пришлось даже применять допрос третьей степени, на который, к слову сказать, Риан таки получил разрешение Совета. Вина всех троих была доказана. Приговор вынесен. И заговорщиков казнили быстро и без затей на главной площади Эвинолла: государственная измена — это вам не шутки.

Изначально планировалось, что Наблюдатель останется в Орнизане еще на два месяца после заседания Совета, но, учитывая неожиданное изменение его социального статуса и мое интересное положение, Шадагар освободил Риана от возложенных на него обязанностей, препоручив их другому лицу. Поэтому и двух недель не прошло, как мы покинули страну.

За заслуги перед Альянсом ирье Кершу было даровано поместье на севере Фелибарды. «Прекрасные виды, сосновые леса, чистый воздух», — расхваливал подарок Шадагар. К его чести о доме он не сказал ни слова. Однако когда я увидела мрачное строение, в котором мне теперь предстояло жить, все же неоднократно помянула Нибеоса добрым словом. Чтоб ему три дня икалось! Вероятнее всего, награждая своего верного подданного, Шадагар руководствовался принципом: «все равно выбрасывать, так отчего бы тогда и не подарить».

Замок был старый и запущенный. Голые обильно припорошенные пылью и мелким мусором полы, казалось, никогда не имели знакомства с коврами, прикрывающие стены гобелены большей частью истлели, трухлявая мебель набухла от сырости и покосилась, в трубе камина парадного зала жили вороны. Даже если бы слуги приехали в дом за два года, а не за неделю, до нас, они все равно не успели бы придать жилищу приличный вид. Однако комнаты нам все-таки приготовили: увы, на одном этаже, но хотя бы в разных концах длинного темного коридора.

Пожалуй, именно мой приезд в Вельскую Крепость, — как называлось наше жилище, — можно считать началом семейной жизни, которая была, мягко говоря, безрадостной. Нет, ничего такого ужасного, конечно, не происходило. В целом можно было даже сказать, что я делала все, что хотела. Но поскольку я как раз таки ничего не хотела, дни мои были длинными и тягостными.

Риан мне глаза не мозолил, но раз в день обязательно осматривал. А то, как эти осмотры проходили, как правило, зависело от степени того, насколько сильно мне удавалось в этот день достать мужа, — говорить ему вежливые гадости при встрече было одним из любимейших моих развлечений. Он надо сказать тоже в долгу не оставался, но от затягивания осмотра получал особое удовольствие. Еще бы! Ведь все его прикосновения я терпела с поистине мученическим видом.

Однако чуть позже я тоже отыскала своеобразный способ мести. Моя грудь с беременностью значительно увеличилась в объеме и едва помещалась в лифах нашитых мне перед отъездом из Эвиноллы платьев. Этим-то стратегическим объектом я и пользовалась с целью досадить своему супругу, и, являясь на рандеву в кабинет Риана, оголяла верхнюю часть тела по максимуму, а потом с болезненным наслаждением ловила напряженные взгляды блондина.

У голодного ведь и от засохшей корки хлеба слюнки потекут, а уж если перед ним выложить кусок сдобного пирога… Два куска… В общем мелочь, а приятно. И портить мое невинное развлечение было совершенно некому: штат слуг состоял всего лишь из пожилой пары, — причем, что любопытно, не людей, а оборотней, — и до ближайшего города было далековато.

Это наше противостояние с Рианом имело определенные последствия: постоянно катающаяся на языке очередная колкость и готовность озвучить ее незамедлительно, как только супруг появится в зоне досягаемости, странным образом поддерживали меня в тонусе и не давали возможности окончательно потонуть в пучине тоски и отчаянья. С одной стороны, это был какой-никакой, а стимул к жизни, с другой — пережить боль можно было, лишь отдавшись ей целиком и полностью. Мне же толком поковыряться в ране все никак не удавалось, и от этого моя хандра из острой превратилась в вялотекущую. Ко всему прочему я еще и довольно паршиво себя чувствовала, хоть Риан и уверял, что все в норме. Меня продолжало тошнить с утомляющей регулярностью, силы возвращались очень медленно, и постоянно хотелось спать.