Изменить стиль страницы

ПОЭМА О РОБОТЕ (1934)

Здравствуй, Робот, —
никельный хобот,
трубчатым горлом струящийся провод,
радиообод,
музыки ропот —
светлым ванадием блещущий Робот!
Уже на пижонов
не смотрят скромницы,
строгие жены
бегут — познакомиться.
У скромных монахинь
в глазах голубых
встает многогранник его головы,
никто не мечтает
о губ куманике,
всех сводит с ума
металлический куб,
кольчуг — алюминий
и хромистый никель
и каучук нелукавящих губ.
Уже Вертинский
томится пластинкой,
в мембране
голосом обомлев,
и в «His Maisters Voice»[3]
под иголкой затинькал
Морис Шевалье
и Раккель Меллер[4]:
В антенном мембранном перегуде, гуде,
катодом и анодом замерцав,
железные поют и плачут люди,
хватаясь за сердца…
Электроды в лад
поют о чудах Робота,
свет наплечных лат,
иголка, пой:
«Блеск магнитных рук,
игра вольфрама с кобальтом,
фотофоно[5], друг,
о Робот мой!»
И дочки пасторов за рукодельем,
когда в деревне гасятся огни,
мечтать о женихах не захотели —
загадывают Робота они:
рукою ждущей
на блюдце тронуты
в кофейной гуще
стальные контуры…
Все журналы рисуют углы и воронки
золотым меццо-тинто в большой разворот:
эбонитный трохей и стеклянные бронхи,
апланаты-глаза и желающий рот.
Шум растет
топотом,
слышен плач
в ропоте
(пропади
пропадом!).
Все идут
к Роботу,
клином мир
в Роботе,
все живут
Роботом!
1
Весь в лучах, игрой изломанных,
озаренный ясно —
тянет Робот из соломинки
смазочное масло.
Отвалился, маслом сытенький,
каракатицей,
в пальцах шарики в подшипниках
перекатываются.
И окно в лицо спокойное
от рождения —
бросило тысячеоконное
отражение.
И светит медный мир в мозгу
катодно-ламповый,
стук-стук-тире стекает с губ,
с холодных клапанов.
Берет газету Робот
с неслышным треском искр,
и буква входит в хобот,
оттуда в фотодиск,
на пленку, в хобот снова,
и узкий свет горит,
свет переходит в слово,
и Робот говорит:
Лон —
дон.
Лорд
Гор —
дон
Овз —
билль
внес
билль
о уууу...
о утверждении бюджета…
Гремит железная манжета,
и Робот в алых «ауу!..» стихий,
скрипя, садится за стихи.
По типу счетной машины
в Роботе скрепками тихими
всажены в зажимы
комплексные рифмы.
Элемент коснется слова «день» —
и выскакивает «тень»,
электроды тронут слово «плит» —
и выскакивает рифма «спит».
А слова остальные
проходят сквозь нитки стальные,
и на бумаге строчек линийка —
автоматическая лирика:
«Сегодня дурной день,
кузнечиков хор спит,
и сумрачных скал сень
мрачней гробовых плит».
И вдруг ему взбредет уснуть —
в приемник наплывает муть,
и ток высокой частоты,
и сон высокой чистоты.
И в ухо чернотелефонное
и в телевидящий зрачок
всплывает небо Калифорнии,
снег, Чарли Чаплин и еще —
киножурнал, петух Патэ
и пенье флейты в слепоте.
Дождем частя,
эфиром пронесен
в шести частях
полнометражный сон.
И во сне смеется Робот механический,
грудь вздымая, как кузнечный мех (анический)
с сонных губ слетает в хобот смех (анический).
Робот спит, забыв стихи и книги,
Робот спит бездумным сном щенка.
Только окна отражает нике —
лированная щека.
Приборы теплятся едва,
свет погасить в мозгу забыли…
И ноги задраны, как два
грузоавтомобиля.
2
Стальной паутинкой —
радиомачта.
Граммофоны. Пластинки.
Трансляция начата.
Роботу шлет
приказания все
в синем шевьотовом
умный monsieur.
Коробка лак-мороз,
где луч и звук синхронны,
нить фосфористой бронзы
в четырнадцать микронов.
И в аппаратную плывет,
то грянув, то стихая,
продроглый гул норвежских вод,
стеклянный шум Сахары.
То провод искоркой кольнув,
то темнотой чернея —
любую примет он волну,
и Гамбург, и Борнео,
и SOS мертвящих глыб морских…
Планетным гулом обнят,
одной волны — волны Москвы
принять не смеет Робот.
Струится пленка в аппарат —
читает Робот реферат:
«Болезни металлов, распад молекул,
идет эпидемия внутренних раковин,
в больницах лежат машины-калеки,
опухшие части торчат раскоряками,
машин не щадит металлический сифилис
на Ниагаре турбины рассыпались…»
Кончилась лекция.
Monsieur включает — с трещинкой —
жанром полегче,
программу в духе Лещенко.
И Робот идет, напевая,
пальцы как связка ключей:
«По улице, пыль подыма-ая,
прохо-дил полк гусар-усачей.
Марш вперед,
труба зовет,
чер-ные гу…»
Оборвут на полслове песенки тон,
и губами резиновыми не шевелит он,
пораженный чудовищным энцефалитом,
Робот ждет приказаний с открытым ртом.
вернуться

3

«His Masters Voice» — принадлежит английской компании «The Gramophone Company EMI Records», которая ведет свою историю от английского акционерного общества «Gramophone and Typewriter ltd.», созданного в 1899 г. на базе дочернего предприятия «Граммофонной компании Соединенных Штатов» (основана в 1893 г. Э.Берлинером). Название «HMV» появилось в 1899 г., когда акционерное общество «Gramophone …» купило у художника Ф.Барро картину, на которой была нарисована собачка, с удивлением заглядывающая в раструб граммофона. Это изображение стало эмблемой и торговой маркой общества. В 1900-х гг. марка «HMV» появилась на пластинках американской фирмы «Victor». Основанная в 1902 г., первая в России фабрика грампластинок также принадлежала обществу «Gramophone …». С 1913 г. это общество вошло в состав корпорации «EMI» («Electrical and Musical Industries») и марка «HMV» стала ее собственностью. «EMI» имеет во многих странах свои дочерние предприятия, которые также выпускают пластинки с маркой «HMV».

вернуться

4

Морис Огюст Шевалье (фр. Maurice Auguste Chevalier) (12 сентября 1888 года, Париж, — 1 января 1972 года, Париж) — французский эстрадный певец, киноактёр. В 1912–1918 играл в театре оперетты, затем выступал на эстраде как шансонье.

Ракель Мельер, иногда Ракель Меллеер, собственно Франсиска Маркес Лопес (исп. Raquel Meller, 9 марта 1888, Тарасона — 26 июля 1962, Барселона) — испанская певица, актриса кино, звезда межвоенной эпохи.

вернуться

5

Фотофон — это прибор для передачи на расстояние звуков с помощью света.