Ваньки
(сидят, вспоминают златые деньки)
— Ой, беда,
потерялась, приснилась живая вода…
Вновь придется богатому
кланяться —
нет меча, заповедного кладенца!
— Как был Иванушка сер да убог,
перстень упал,
укатился клубок…
— Перо жар-птицыно…
Що ж це таке?
Да только, вот только держал в руке!
Что пень — то Иван, попутал их леший,
что камень — Иван, и всех не обчесть, —
руками махнут да затылки почешут,
и нету сияющих сказок-волшебств.
Дерут чубы:
— Да вот те раз,
да был же, был
кошелек-самотряс!
Вырвал Кощей
прямо из рук
ковер-самолет,
топор-саморуб!
Уродец Иванушка
— Как мне стать
на людей похожим?
Где найти
заговоры-слова?
Скинуть, сбросить
лягушечью кожу —
ква-ква…
Чинит невод на камне сыром старичина:
— У старухи разбилось корыто,
вот и жду у синего моря,
может, выплеснет море рыбку —
не простую, а золотую…
Льют ручьи по берегу с горя.
Замарашка у самого моря,
глядит —
гора Хрустальная
на океан поставлена.
Ей шумные брызги и бури охрана.
До солнечных граней
доплыть не посметь,
ларец на горе четырестогранный,
и в этом ларце — Кощеева смерть.
Как до ларчика мост перебросить?
Подбегает к Иванушкам,
просит:
— Подсобите, Иванушки, ларчик добыть,
подсобите
Кощея в волне утопить!
В седой океан, в крутую пучину
первый Иван вошел для почину.
По спинам Иванов — по мосту хрустя —
пошла через волны, взошла на Хрусталь.
Ступила на берег — ключом от скворца
распахивает двери ларца.
Глава двенадцатая
Закован в цепь
большой ларец,
в большом ларце
другой ларец.
В другом ларце
ларец-дворец,
царям дворец
ларцам ларец!
Церквей ларцы,
ларцы в ларцах,
один в другом —
сверкать, мерцать!
Конец ларцам,
в конце ларцов
Кощеев смертный час — яйцо.
Золушку тронула дрожь,
разломила яйцо — грош.
Держит медный кружок ноготками —
тот грош,
посередке орел начеканен,
тот грош…
Был орел на гроше — гербовые крыла,
две змеиных главы, держит землю рука…
Размахнулась и бросила в море орла,
закачалась гора, понеслись облака.
Моря разливаются,
гора расплывается,
алмазными гранями
передвигается,
замки раскрываются,
стена выдвигается,
и надвое делится,
и перекрывается.
Качается Золушка,
мачтой качается
— Что это делается?
Как называется?..
Стоит на глянце, как на воде,
вверху стеклянное решето,
стоит — сама не знаю где,
вокруг — сама не знаю что!
Что за ширь? что за гуд?
что за мир? что за люд?
Один — пилит,
другой — сталь пробивает навылет,
сверлит —
серебристая пена бурлит.
Камень искристый
черпают руки чудес…
— Дяденька,
что здесь?
Отвечает дядя:
— Здрасте!
Я работ чудесных мастер.
Ну-ка, дверцу приоткрой,
вот какое чудо —
ящик с пеньем и игрой, —
гусли-самогуды.
А другой
управляет железною птичьей рукой.
Крылья ладит,
сияньем заиндевелые,
мастерит и поет.
— Ты что делаешь?
— Сказку делаю —
ковер-самолет!
Перед Золушкой — Золушек ряд,
ткань пшеничная тихо струится,
золотистые нити
в пальцах струят:
— Ты кто, сестрица?
Отвечает ей сестрица:
— Шить и ткать я мастерица.
Вот моток летит к мотку,
пальцы нитку схватят!
Я тку, тку, тку
самобранку-скатерть.
Золушка жила одна —
сколько милых подружек берут ее за руки!
Золушка была бедна,
к воротам распростертым полетели подарки!
Корка на воде горька,
стали Зойку румянцем одаривать яблони!
Мачеха была карга,
возвращаются сказки, Кощеем награбленные!
Как махнула подруга синей хусткой широкой
да как крикнула в поле, расступился народ:
— К Золушке, сказки,
сказкам дорогу,
сказки, идите,
сказки, вперед!
Со столбов загудели самогудные трубы,
сапоги-самоходы,
топоры-саморубы,
самокатки-салазки,
самоплеска-весло,
все, что снилось,
мерещилось,
виделось,
чудилось,
что мечталось,
казалось,
хотелось,
что ребятам на сон набаюкивалось,
что весной под Егорья дедами рассказывалось,
что слепцами на старых бандурах названивалось,
по мостам к Замарашке пошло.
На подвешенной нитке и вдаль и вблизь
золотые жар-птицыны перья зажглись.
— Несут, несут!
Что несут?
Ее несут —
самобранку несут,
расстеливши,
твою!
Рыжей рожью,
пшеницей,
земляникой в лесу,
янтарем-ячменем дивно вышитую.
Шумит дерево, ветку набок оно!
— Познакомимся — Слива Яблоковна! —
Машет Золушке лист ладонями:
— Я капусты кочан, вырос до неба!
Разрыхляя черный ком,
бороздища — лентой,
самоплуг пошел, о ком
баяно в легендах!
Все правда одна, ничего не врем!
Над Золушкой, сказку листающей,
все небо развернулось самолетом-ковром,
ковром-самолетом летающим.
Из сказочной рощи,
из сказочной чащи
поющий,
звенящий —
к Золушке ящик!
— Что за ящик?
— Самогуды то, Золушка, вот они,
они, Золушка, нами сработаны!
Друг-товарищ меча-кладенца,
саморуб-топор низко кланяется:
— Если брови Золушки разлюблю,
все леса на колышки разрублю!
Катится к Золушке яблочко
по серебряному блюдечку:
— Ты ничего не видела,
вот тебе — Арктика, Индия! —
Яблочко удивительное,
яблочко — телевидение.
Посмотрела на блюдце — там синие брызги,
нам несут Замарашку на серебряном диске.
С плеч упала тяжесть-глыба,
камень крикнул: — Как же так? —
Затянула песню рыба,
удивленно свистнул рак.
Стали реки все слиянии,
луч простерся полосой.
Рассмеялись Несмеяны,
смех рассыпался росой.
Смех до слез — земля в росе,
солнце глаз касается,
и очнулись разом все
спящие красавицы!
А за солнцем, в небе чистом —
синь стороной,
Замарашкин милый мчится
на птице стальной.
Мимо облачных дорог
издалёка,
как скворцовый говорок,
дальний рокот.
Прямо с неба светлого
зовет: «Люблю!» —
И вниз летит с рассветною
звездой на лбу.
— Не солгал тебе скворец,
помнишь, в сказке.
Садись, едем во дворец,
в бывший, царский!
Кипарис густой
в синь воздуха,
это мои и твой
дом отдыха!..
Потянулись к Золушке чудеса,
дива дивные,
чуда чудные, чудеса!
Чу, десанты летят парашютные,
чудесальто вертят самолеты,
развернулась небес бирюза!
Чудесаблями — брови,
чудесахаром — губы,
чудесамые смелые в мире глаза!