МОЕ ЗАВЕЩАНЬЕ
Перевод Б. Пастернака
С вами жил я, и плакал, и мучился с вами.
Равнодушным не помню себя ни к кому.
А теперь, перед смертью, как в темном предхрамье,
Головы опечаленной не подниму.
Никакого наследства я не оставляю
Ни для лиры умолкнувшей, ни для семьи.
Бледной молнией имя мое озаряя,
Догорят средь потомства творенья мои.
Вы же, знавшие близко меня, расскажите,
Как любил я корабль натерпевшийся наш,
И до этой минуты стоял на бушприте,
Но тону, потому что погиб экипаж.
И когда-нибудь, в думах о старых утратах,
Согласитесь, что плащ был на мне без пятна.
Не из милости выпрошенный у богатых,
А завещанный дедом на все времена.
Пусть друзья мое сердце на ветках алоэ
Сообща как-нибудь зимней ночью сожгут
И родной моей матери урну с золою,
Давшей сердце мне это, назад отнесут.
А потом за столом пусть наполнят бокалы
И запьют свое горе и нашу беду.
Я приду к ним и тенью привижусь средь зала,
Если узником только не буду в аду.
В заключенье — живите, служите народу,
Не теряйте надежды, чтоб ночь побороть.
А придется, каменьями падайте в воду
В светлой вере: те камни кидает господь.
Я прощаюсь со считанною молодежью,
С горстью близких, которым я чем-либо мил.
За суровую долгую выслугу божью
Неоплаканный гроб я с трудом заслужил.
У какого другого хватило б порыва
Одиноко, без всякой подмоги чужой,
Неуклонно, как кормчие и водоливы,
Править доверху душами полной баржой.
И как раз глубина моего сумасбродства,
От которой таких навидался я бед,
Скоро даст вам почувствовать ваше сиротство
И забросит в грядущее издали свет.
ПОГРЕБЕНИЕ КАПИТАНА МАЙЗНЕРА[242]
Перевод М. Зенкевича
Пришли — убогий гроб взять из больницы,
Чтоб кинуть в яму с нищими другими.
Над ним не может мать в слезах склониться,
И над холмом сиять не будет имя!
Вчера он был и молодой и сильный,
А завтра не найти — где прах могильный.
Хотя б солдаты песню спели хором
И был с ним рядом знак восстанья дерзкий,
Тот самый карабин его, в котором
Еще дымится выстрел бельведерский[243],
Хотя б сразила пуля или шашка,—
Нет! — лишь в больнице койка да рубашка!
Подумал ли он в ночь ту голубую,
Когда с оружьем Польша вся восстала,
А он у кармелитов ждал[244], тоскуя,
И весть о воскресенье заблистала,
Когда ружье взял, к сердцу прижимая,—
Он думал ли, что смерть придет такая!
Привратник алчный вышел, и с ним были,
Как стражи мертвых, страшные старухи,
Вход в дом призрения они открыли,
И провели нас, и спросили глухо:
«Признаете ли брата, что жил с вами
В греховном мире? Вот смотрите сами!»
Взглянули — на больничном покрывале
Нож мясников посмертных кровь оставил,
Глаза открытые свет отражали,
Но вдаль от нас он мертвый взор уставил.
Просили гроб закрыть, признали брата,
Соратником он нашим был когда-то.
«Где похоронят?» — юноша смущенный
Спросил у ведьм мертвецкой преисподней.
Ответила карга: «На освященной
Земле, мы там по милости господней
Хороним бедняков в огромной яме,
В могиле братской, — гроб на гроб рядами».
Но юноша, в святую дружбу веря,
Дал золотой, хоть ведьма не просила,
Сказал: «Над ним пропойте „Miserere“[245],
Пусть будет крест отдельный и могила».
Молчали скорбно, а на цинк тарелки
Монеты сыпались и слез дождь мелкий.
Пусть будет холм над ним, и пусть в день Судный
Он скажет то, что крест вещает свято:
Он капитаном был, на подвиг трудный
Не раз водил бесстрашно полк девятый,
Он долг отчизне отдал в дни восстанья,
А холм и крест над ним — дар подаянья.
О боже! Ты с небес мечами молний
Разишь защитников злосчастной Польши,
Внемли мольбе над прахом в тьме безмолвной,
В день нашей смерти дай нам света больше!
Пусть вспыхнет солнце и над нашим краем,
Пусть все увидят, как мы умираем!
В АЛЬБОМ ЗОФЬЕ БОБРОВОЙ[246]
Пусть Зося у меня стихов не просит;
Едва она на родину вернется,
Любой цветок прочтет канцону Зосе,
Звезда любая песней отзовется,
Внемли цветам, согретым знойным летом,
И звездам, — это лучшие поэты.
У них давно приветствие готово;
Внемли же их напевам чудотворным;
Мне любо повторять их слово в слово,
Я был лишь их учеником покорным.
Ведь там, где волны Иквы льются звонко,
Когда-то я, как Зося, был ребенком.
Мое никак не кончится скитанье,
Все дальше гонит рок неотвратимый…
О, привези мне наших звезд сиянье,
Верни мне запахи цветов родимых.
Ожить, помолодеть душою мне бы!
Вернись ко мне из Польши, будто с неба.
вернуться
242
Погребение капитана Майзнера. — Юзеф Майзнер (1803–1841) — участник восстания 1830–1831 гг., умерший в эмиграции в крайней нужде.
вернуться
243
Выстрел бельведерский. — Бельведер, дворец в Варшаве, был резиденцией великого князя Константина Павловича. С нападения на него в ночь с 29 на 30 ноября 1830 г. началось польское восстание.
вернуться
244
…у кармелитов ждал… — Монастырь ордена кармелитов в Варшаве был превращен властями в тюрьму для политических заключенных.
вернуться
245
«Смилуйся» (лат.).
вернуться
246
В альбом Зофье Бобровой. — Посвящено дочери земляка поэта, помещика Бобр-Пётровицкого, с семейством которого Словацкий встречался за границей.