Изменить стиль страницы

В СИБИРЬ!

Перевод Л. Цывьяна

Уйду от вас — как от лодки волна,
Уйду от вас — словно птица от стаи,
Уйду от вас — как видение сна,—
Уйду в простор без конца и без края!
Нежданным будет для вас расставанье,
От вас уйду я порою ночной,
Никто не даст мне руки на прощанье,
Никто пойти не сумеет за мной!
Напрасно вы соберете совет,
Узнать мою захотите дорогу,
Для вас сокрытым пребудет мой след,
Как след души, возносящейся к богу!
Но не лететь мне к извечной стране,
Но не идти мне к цветущему брегу —
В цепях пойду по сибирскому снегу,
И позабудете вы обо мне!

РЫШАРД БЕРВИНСКИЙ

Рышард Бервинский (1819–1879). — Поэт революционной демократии, был участником конспиративных организаций на землях, захваченных Пруссией, в канун 1848 года. В 1844 году издал в Познани и Брюсселе два тома «Поэзии», куда вошли интимно-лирические и революционно-агитационные стихи. Занимался фольклористикой, этнографией, писал повести о славянской древности. После 1848 года отошел от революционной деятельности, в 1855 году уехал в Турцию, где умер в нищете.

МАРШ В БУДУЩЕЕ

Перевод П. Железнова

Как тут страшно! Жизнь все злее,
Стоп вокруг стоит.
Сжал железный обруч шею,
И рубец на ней алее
Пурпура горит.
А там край обетованный,
Без тирана и без пана,
Без нужды и горя,
Ждет людей за морем
Крови,
За багровым морем!
Как тут страшно!
Нищих, голых
Давит рабский труд.
Тут белеют кости в долах,
Люди стонут: «Голод, голод!» —
И без пищи мрут.
А там край обетованный,
Где на нивах нет бурьяна,
Где сияют зори,
Ждет людей за морем
Крови,
За багровым морем!
Тут царями-палачами
Угнетен народ,
Бог, не тронутый мольбами,
Мощных ангелов с мечами
В помощь нам не шлет…
Бог не видит нашей муки…
Так возьмем оружье в руки
И нужду поборем!
Рай найдем за морем
Крови,
За багровым морем!

ПОСЛЕДНИЙ РОМЕО[248]

Перевод А. Ревича

«Близится утро. Прощай, дорогая,
Счастлива будь, о видение рая!
Надо, увы, торопиться.
Память приходится брать мне в дорогу,
Рану душевную, в сердце тревогу,
А вот с тобою проститься».
«Нет, мой желанный! Напрасно волненье,
Ради любви задержись на мгновенье,
Молви одно только слово!»
«Милая, дали заря освещает,
Жаворонок нам восход возвещает.
Полно! Прощай! Будь здорова!»
«Друг мой, для солнышка час еще ранний,
Месяц взошел, покровитель свиданий,
Стелет ковер златотканый;
Это не жаворонок голосистый,
Свищет соловушка в чаще тенистой.
Не уходи, мой желанный».
«Нет, эта песнь предвещает восходы,
Ныне приветствует утро свободы.
Прочь сновиденья ночные!
Яростным гулом разбужены дали,
Месяц поблек, соловьи замолчали,
Горны трубят боевые.
Ласки твои не сулят мне услады,
Смерть меня ждет, конь мой ржет у ограды,
Вытри же влажные веки!
Горе тому, кто порою кромешной
Возле подруги сидит безутешной.
Полно! Прощай! И навеки!»

ЦИПРИАН НОРВИД

Перевод Д. Самойлова

Циприан Норвид (1821–1883). — Поэт сложной и трагической судьбы. При жизни ему удалось опубликовать лишь малую часть написанного; современниками-литераторами он был не понят и отвергнут как автор трудный и темный. Лишь в конце XIX века Норвида открыли потомки, начали разыскивать и публиковать его произведения, а полное издание его сочинений было осуществлено лишь в последние годы. Только в нашу эпоху стали ясны оригинальность творческих исканий Норвида, его попыток обновить поэтический язык, интеллектуальная насыщенность его лирики, значительность его влияния на польских поэтов XX века, близость современному поэтическому развитию. (Такова же была судьба его драматических и прозаических произведений.) Норвид учился в варшавской гимназии и художественной школе, в 1842 году навсегда покинул родину, за границей сперва попал под влияние консервативно-клерикальных кругов, но затем установил связи с демократической международной эмиграцией (в частности, с А. И. Герценом и Г. Гервегом). Он побывал в ряде стран Европы (а в начале 50-х годов в поисках заработка выезжал в Америку), последние годы постоянно жил во Франции, тщетно пытаясь осуществить своп литературные замыслы; ему так и не удалось издать свой программный лирический цикл «Vade mecum» («Следуй за мной» — лат.). Поэт постоянно бедствовал и скончался в парижском приюте для неимущих польских эмигрантов.

ПАМЯТИ БЕМА

ТРАУРНАЯ РАПСОДИЯ[249]

…Клятву, данную отцу, я хранил по сей день…

Ганнибал
I
Тень, зачем уезжаешь, руки скрестив на латах?
Факел возле колена вспыхивает и дымится.
Меч отражает лавры и плач свечей тускловатых,
Сокол рвется, и конь твой пляшет, как танцовщица.
Веют легкие стяги, переплетаясь в тучах,
Как подвижные палатки в лагере войск летучих.
Воют длинные трубы, захлебываясь; знамена
Клонятся, словно птицы с опущенными крылами,
Словно сбитые пикой ящеры и драконы,
Пикой, которую ты когда-то прославил делами.
II
Плакальщицы идут. Одни простирают руки
И поднимают снопы, разодранные ветрами.
Иные — слезы в ладони, как в раковины, собирают,
Иные — ищут дорогу, проложенную веками.
Иные — бросают наземь глиняные кувшины,
Усугубляя печаль звоном разбитой глины.
III
Парни бьют в топоры, синие, словно небо,
Служки колотят в щиты, рыжие, словно пламя,
В тучи упершись древком и трепеща от гнева,
В клубах черного дыма реет огромное знамя.
IV
Входят, тонут в ущелье… снова выходят на свет,
Снова чернеют в небе — хладный свет их коснулся,—
Снова черные пики месяц на небе застят,
Смолкнул хорал и снова, словно волна, всплеснулся.
V
Дальше-дальше — покуда перед тобой, как бездна,
Не предстанет могила, смертный рубеж, который
Не перейти живому. Тогда мы пикой железной
Сбросим в пропасть коня, словно старинной шпорой.
VI
И поплетемся вдаль с песнею похоронной,
Урнами в двери стуча, посвистывая, как непогода,
Так что рассыплются в прах стены Иерихона
И спадет пелена с глаз и сердец народа.
…………………………………..
Дальше-дальше…
вернуться

248

Последний Ромео. — В стихотворении используются мотивы из шекспировской трагедии «Ромео и Джульетта».

вернуться

249

Памяти Бема траурная рапсодия. — Написано в годовщину смерти генерала Юзефа Бема (1794–1850), в 1830–1831 гг. участника польского восстания, в 1846–1849 гг. военачальника восставшей Венгрии, командующего армией.