В блёклом утреннем свете овраг Гриммельн уже не производил такого жутковатого впечатления, как ночью, однако здесь по-прежнему — Гуго поёжился, — несколько неуютно, что ли. Почти вертикальные стены были влажны и испещрены трещинами, отовсюду торчали корни деревьев, а ползучие растения отчаянно цеплялись за каждый мало-мальски пригодный выступ; узенькие полоски берегов завалены огромными валунами, и между ними время от времени мелькали зияющие чернотой проходы в пещеры. Валуны имели не вполне привычный вид: как будто в древние времена какая-то густая патока серовато-медного цвета стекла сверху, образовав причудливые округлые наплывы и удивительные формы. А потом всё это застыло, потрескалось и заросло мхом.

Высоко вверху виднелась широкая полоса розовеющего неба; там, подумал юноша, уже, наверное, показалось из-за горизонта солнышко, поют пташки, а над яркими летними цветами порхают бабочки и жужжат пчёлы. А здесь — почти темно, нет, не темно, а какой-то серый сумрак; похоже, что во многих местах Гриммельна солнечный свет никогда не достигает дна.

Застывшая фигура Миртена по-прежнему маячила на носу лодки; насколько Гуго мог судить, лекарь даже не поменял своей позы.

— Доброе утро, мастер.

— Доброе. — Маг кивнул, слегка повернув голову в сторону молодого человека. — Мы уже проплыли больше двадцати миль. К завтрашнему утру, думаю, будем у Драмланрига.

— Двадцать миль?! Так скоро?

— Да. Скорость течения здесь большая, как можешь заметить. Слава богам, Апенраде очень плавно течёт, хотя и быстро. Перебирайся на нос, и бери весло, а я немного отдохну.

— Хорошо. — Гуго принялся осторожно продвигаться вдоль борта, по пути зачерпнув пригоршней холодной воды и обтерев лицо. Эдмунд по-прежнему лежал на дне лодки, не подавая признаков жизни. Лицо безмятежно спящего человека было спокойно, а волнистые волосы чуть шевелились ветерком.

— Здесь почти ничего делать не надо, — сказал Миртен, устраиваясь поудобнее на корме, — только следи за тем, чтобы не налететь на какой-нибудь валун и держи лодку поближе к середине реки. Я в этих местах, по дну Гриммельна, никогда не хаживал и не знаю, кто может по берегам прятаться. Может, и нет никого, но на всякий случай побережёмся.

Минуту спустя Гуго обернулся.

— Мастер, а дхарги… кто это всё-таки?

Миртен вздохнул, собираясь с мыслями.

— Дхарги — это разумный цивилизованный народ, — сказал он. — В Застенье у них есть целые города, в целом похожие на наши. Их народ состоит из множества разных племён, которые, как и мы, также нередко враждуют друг с другом. У них совсем другая культура, в которой большое место принадлежит магии и волшебству; в каждом племени есть старейшины и шаманы, которые, бывают, сутками напролёт общаются со своими духами. Говорят даже, что у них есть свой бог, причём живой. Правда, что это за существо и где оно обретается, в наших книгах не говорится.

— А за что они не любят людей?

Миртен фыркнул.

— Они не любят людей за то, что люди не любят их. И я полагаю, что именно род человеческий повинен в начале этой вражды. Любое существо, появившееся из-за Стены, люди безжалостно убивали, видя во всех только злобную и кровожадную силу. А дхарги, между прочим, такие же враги теней, глорхов и прочих жутких тварей, как и мы, и там, за Стеной, они ведут с ними постоянную и кровопролитную войну. Ихние шаманы, кстати, умеют противостоять теням. Но как, я не знаю. Это я и хотел выяснить у того дхарга, которого нам посчастливилось захватить в плен живым, но последние события лишили меня этой возможности. И вот ещё: если человек придёт к ним с миром, они, конечно, могут встретить его не особенно приветливо — они ведь помнят о своём печальном опыте общения с людьми, — но убивать не станут. У нас же в обычае сначала стрелять, а потом уже смотреть на разрез глаз. Дхарги — сильные противники, но и добрые союзники. А род людской, в отличие от них, изначально враждебно относится ко всем существам, которые отличаются от них по внешнему виду. Я даже знавал одного торговца, который вёл с дхаргами дела.

— А где он сейчас?

— Пропал за Стеной без вести, как это обычно бывает. А может, остался жить у дхаргов. Кто знает? Его звали Яго-Странник.

— А как дхарги там оказались? И вообще — откуда они взялись? Или они жили на юге всегда?

— Это нам неизвестно. Скорее всего, они появились тут намного позже людей. Ведь когда-то Корнваллис был един и богат, а юг королевства считался самой обжитой и плодородной областью. Никто не может сказать, откуда впервые вылезли все эти существа, но теперь всё пространство Застенья безраздельно принадлежит им. Может быть, они вообще не с этой Земли.

— Как это? Из-за океана?

— Нет. Вообще из другого мира. Из другого измерения, если ты можешь понять, о чём я говорю.

Гуго, не оборачиваясь, только развёл руками. Миртен кивнул, увидев красноречивый жест юноши, и продолжил:

— Видишь ли, мы не одни в этой Вселенной. Люди живут на этой земле, рождаются, взрослеют, враждуют друг с другом, влюбляются, рожают детей, стареют и умирают, но где-то рядом с нами, невидимые и неощущаемые для нас, живут другие существа, иногда похожие на нас, иногда совсем другие. У них свой мир, свои законы, свои реки и горы, всё другое. Это как будто зеркало. Это всего лишь тонкий кусок стекла. Загляни за него, и ты увидишь, что там ничего нет. Но представь себе, что когда ты смотришь в него, там есть другой мир, а само оно — это вход в иное измерение.

— Примерно понятно, — сказал Гуго и фыркнул, — теперь, пожалуй, когда мне зеркало на глаза попадется, надеюсь, я не буду каждый раз вздрагивать…

— Ну, это только пример, — улыбнулся Миртен. — Так вот: иногда по неведомым причинам тонкая плёнка между этими мирами рушится, и становится возможным попасть совсем в другое измерение. Не исключено, кстати, что за Стеной столкнулись не два мира, а три или даже больше. Может быть, дхарги и, например, шныги — это существа одного измерения, а всякие бестелесные тени и чёрные туманы, порождения мертвого мира, — они совсем из другого. Почему всё это случилось и по каким причинам невидимые границы между мирами вдруг разрушились, нам до сих пор неведомо. Можно сколько угодно изучать старинные манускрипты, но пока не найдётся достаточного количества знающих людей, магов, которые готовы будут отправиться за Стену с целью увидеть всё своими глазами, изучить и понять, мы, боюсь, никогда этого не узнаем. Понятно?

— Вроде бы да, мастер Миртен. Но получается так, что ежели попасть в Застенье, то там, возможно, есть вход в то место, из которого и пришли все эти твари?

— Скорее всего, так оно и есть. Но стоит ли рисковать, вот в чём вопрос? Ведь этот вход может иметь только одно направление, и, попав туда, ты вполне можешь остаться навечно в совершенно незнакомом и враждебном тебе мире. Ведь дхарги, например, почему-то лишены возможности вернуться к себе домой, в своё измерение, и вынуждены проводить всю свою жизнь в вечной войне с разными жуткими существами там, за Стеной. Значит, судя по всему, попасть обратно по каким-то причинам у них не получается. Ну всё, достаточно. — Миртен улёгся на спину и поглубже натянул себе на глаза капюшон. — Я попробую поспать, а ты, если увидишь что-нибудь необычное, сразу буди.

Гуго кивнул и задумался, осмысливая услышанное, и, вероятно, задавшись вопросом: полез бы или не полез он в ту дыру, окажись она перед ним. Конечно, это чертовски интересно, но, с другой стороны, пива ему там явно не нальют и тёплую постель не предложат. А тут ещё вероятность остаться там навеки, не найдя выхода… н-да, хочется и колется, как говорится.

Миртен начал еле слышно похрапывать, и молодой человек полностью отдался управлению лодкой. Сначала Гуго оживлённо крутил головой по сторонам, разглядывая унылые берега, но скоро это занятие ему прискучило: миля за милей пейзаж почти совершенно не менялся — за одним весьма любопытным исключением. Пару раз наверху обрыва он явственно видел обвалившуюся кладку, сложенную из камней разного вида и размера — по всей видимости, это и была та самая знаменитая Стена, которую Гуго, что называется, «вживую» никогда не видел. И, похоже, Стена обвалилась не только в том месте, где выше по течению обитали шныги, но и ещё во многих местах. Ничего необычного или тревожащего, однако, юноша по-прежнему не замечал, если не считать интересного изменения растительности именно в тех местах, которые непосредственно примыкали к этим развалинам: вместо приевшихся чахлых кустиков и бесконечных корней растений Гуго видел царство зелени и красок. Стены пропасти в этих местах заросли буйно цветущими деревьями совершенно непривычного вида: с большими листьями-опахалами, с огромными, с фут в диаметре, цветами — красными, жёлтыми, синими. Древовидные лианы оплетали толстые стволы; гигантские сочно-зелёные папоротники покрывали берега Апенраде, и во всём этом слышалось бесконечное жужжание насекомых, птичьи трели и лай, визги и крики мелких животных.