Изменить стиль страницы

Эдмунд, Гуго и Томас спешились, ведя на поводу лошадей. Гостиницу они заметили сразу: большое двухэтажное здание с огромной вывеской перед входом, и главной задачей стало пробраться к нему через толпы народа. Немедленно какие-то девушки с масками на лицах, подскочив к молодым людям, водрузили им на голову цветочные венки и даже сделали попытку втянуть Гуго с Томасом в танцующий хоровод. Гуго, немедленно развеселившись и подарив на ходу пару поцелуев, клятвенно пообещал найти этих красавиц через часок.

Привязав лошадей к длинной жерди, прикрепленной к стене рядом с входом, путники помогли девушкам спешиться, и зашли в переполненную залу. В лицо им дохнуло тёплым воздухом, в котором перемешались запахи браги, пива и жареного мяса; в дальнем углу горел очаг, в котором над пылающими углями томилась насаженная на вертел половина бараньей туши; падающие капли жира с шипением разбивались о раскалённый лист железа, заменявший противень. Двое слуг по очереди медленно вращали вертел, морщась от нестерпимого жара. За длинными столами в общей зале сидели человек тридцать, производившие невероятный шум; стук глиняных кружек, смех и нестройные песни висели в воздухе. Девушки в передниках, раскрасневшиеся от жара и постоянной беготни, обносили посетителей всё новыми порциями еды и выпивки. Одна из них, заметив новоприбывших, остановилась, и на вопрос Томаса о хозяине указала пальцем на здоровенного мужчину за стойкой.

— Вам к нему, — пояснила она, пытаясь перекричать шум, — зовут его Пэдриг Гарвен. Вам комнаты нужны? Ежели подождёте немного, то проще будет разговаривать.

— Почему подождать?

— Полночь скоро, и народ весь повалит на восточные луга праздник отмечать.

Томас кивнул, и молодые люди уселись за один свободных столов в самом дальнем от очага углу. Спустя несколько минут перед ними появились кружки с пивом, кисловатым вином и большое блюдо с кусками хорошо прожаренной свинины, щедро посыпанной свежей петрушкой. В этот момент народ, собравшийся в зале, бурно захлопал в ладоши; на середину залы вышли два человека, одетых в цветастые плащи, как будто сшитые из кусочков разноцветной материи, один с лютней, второй со скрипкой в руках. Старший из них, с длинными, свисавшими по обе стороны рта усами, находился уже в изрядном подпитии, второй, лет двенадцати на вид, не больше, поддерживал его под локоть. Молодцевато поклонившись, они без лишних проволочек под хлопанье, притопывание и одобрительные выкрики собравшихся затянули залихватскую песню:

Ночь Аонгуса грядёт,
А дни погожи и светлы,
Радуйтесь и веселитесь
О, юноши и девушки!
Щекот соловьиный
По миру разносится,
Сладкою истомою
В сердце ко мне просится.
Ах, я словно сад цветущий!
Плоть и душу пожирает
Жар желания;
От любви теряю ум
И сознание.
Ты всех девушек милее,
О, желанная!
Ты — лилей лилея,
О, благоуханная!
Взглянешь благосклонно —
Сердце радости полно;
Взглянешь непреклонно —
В муке тумится оно.
Ах, я словно сад цветущий!
Плоть и душу пожирает
Жар желания;
От любви теряю ум
И сознание.
Ты всегда играешь мною,
О, как ты жестока!
Нет ни дня покоя мне,
Белогруда, светлоока!
Жду тебя с волненьем,
О, моя красавица!
Сердце чрез мгновенье
У меня расплавится.
Ах, я словно сад цветущий!
Плоть и душу пожирает
Жар желания;
От любви теряю ум
И сознание.[3]

Песня закончилась под всеобщее ликование; несколько пар даже пустились в пляс. Вдруг с деревенской площади донёсся громкий звук колокола и большинство посетителей ринулось к выходу, не забыв при этом прихватить с собой полупустые и только початые бутыли. Самых забывчивых из них, не заплативших либо пытавшихся вынести наружу кружки, у двери встречала прислуга. Через десять минут в зале осталось только с полдюжины человек, не особо торопившихся на гулянье, либо уже излишне подвыпивших. Сочтя этот момент достаточно удачным, Эдмунд с Томасом направились к тянувшейся через всё помещение длинной деревянной стойке, за которой стоял Пэдриг Гарвен, засунув большие пальцы рук за поясной ремень. Это был крупный человек с густыми бровями и взлохмаченной шевелюрой.

— Катерина уж сказала мне, — буркнул он в их сторону, — нету мест… извиняйте.

Последнее слово он выдавил из себя, быстрым и цепким взглядом оценив кожаные колеты подошедших и меч, болтавшийся на боку Томаса. Ни слова не говоря, Эдмунд высыпал на прилавок перед ним горсть мелких монет, среди которых попалась даже одна серебряная.

— Хм, — пробурчал хозяин. Он ещё раз взглянул на них и быстро, чуть склонив голову — на их спутниц, сидевших за столом, — пожалуй, для благородных господ найдётся. Но надобно будет ещё серебра добавить.

— Не многовато ли? И с чего вы взяли про то, что мы благородные?

Гарвен развёл руками.

— Я уж тридцать лет здесь гостиницу содержу да гостей привечаю. Могу золото от медяка отличить. Спутниц ваших хоть в рубище обряди, но лиц таких среди крестьянок не найдёшь. Да и вы при оружии. Но ежели тайну хотите сохранить, то я и так никому ничего не говорю и имён не спрашиваю, иначе б знатные люди у меня и не останавливались бы. В нынешние времена многие запросто путешествуют, в недорогой одежде, чтобы внимания к себе не привлекать. А насчёт монеты… Праздник нынче, добрые люди. У меня все комнаты битком забиты, да всё по парочкам, подвинуть никого не удастся. Но раз молодые люди не из простых, да при деньгах, могу знатные апартаменты предоставить. У меня таких три, и деревенщинам я их не сдаю. Кроватей дополнительных там нет, так что для вас три комнаты будет в самый раз. Для девушек ваших одна, и две для парней, или как вы там распределитесь… Уж простите великодушно, но они у меня пустуют по большей части, а обстановка там дорогая.

— Понятно. — Эдмунд достал из кармана еще одну серебряную монету, покрупнее первой.

— Прекрасно, благородные господа, — расплылся в улыбке хозяин. — Рад видеть у себя в гостях таких щедрых молодых людей.

Он сгрёб своей огромной рукой все монеты и, мельком глянув на подошедших Гуго, Алиенору и Бланку, закончил:

— На праздник не желаете ли пойти? Тогда надобно маски будет купить, хотя нет, для вас бесплатно, у меня есть с десяток. Там все в масках будут, это обычай такой… Но обычно благородные люди на такие праздники не ходят, разве что поразвлечься есть охота.

— Почему не ходят? — спросил Гуго.

— Честно говоря, — отвечал Пэдриг, бросив взгляд на девушек, — этот Аонгусов день, а точнее, ночь — сплошные пьянка да разврат, и знатным леди там не место. Для того и маски, похоже, чтоб поутру друг перед другом не стыдиться. Но мне-то грех жаловаться, для меня это дело очень прибыльное. Одного пива больше, чем за полгода продаю, да и комнаты все заняты. Что ж поделаешь: молодым людям надо как-то знакомиться да веселиться, так что на эти два дня к нам со всех окрестных селений съезжаются. А уж сколько свадеб по осени играют! Да и вообще-то весело там: и танцы, и песни, и игры всякие, так что если всё же есть охота посмотреть, отговаривать не буду. Но девушек ваших всё же при себе держите, а то напоят, да уведут, так что и глазом моргнуть не успеете.

вернуться

3

[3] Из вагантов. По мотивам Tempus est iocundum («Третья весенняя песня»).