Сейчас его как всегда потянет в дорогу – вокруг становилось тесно, хотя толпа курьеров, водителей и бухгалтерских уже порядком поредела после трех стаканчиков вежливости.
Он увлечет Люсю к своей кабинке и нашарит там рюкзак. Руки его будут дрожать, а изо рта вырываться нехороший смешок. Растаявшая Люся будет смущенно наблюдать, как он заглянет в рюкзак и достанет оттуда пачку денег, найдет на дне мятую бумажку и с облегчением выдохнет. Пойдем, пойдем, пойдем – потащит он Люсю из раздевалки.
На темной улице они вдохнут свежего прохладного воздуха.
На раздолбанной семерке, подвернувшейся под его рукой с оттопыренным большим пальцем, они будут долго ехать по набережной, стоять в ночной пробке и медленно плестись в узком ряду в районе Курского вокзала.
И бороться на заднем сидении.
Он будет распускать руки, тереться щетинистой щекой о шею и пробираться в короткой молнии ее джинс. Она будет выкручивать по одному его цепкие пальцы и испуганно поглядывать в зеркало заднего вида, проверяя, не наблюдает ли за ними шофер.
Когда они приедут на место, водитель устало глянет через плечо. Умрихин с ничего не видящими слюдяными глазами промычит что-то невнятное и вытащит из рюкзака тысячерыблевую пачку, а она с ужасом затолкает ее обратно – не дай бог, водитель увидит – нащупает и вытянет единственную бумажку. Она спросит – а сдачу? – и водитель ответит – обойдетесь.
Они окажутся возле небольшого островка-парка, рассекающего широкую дорогу надвое. Невидимая сила будет толкать Умрихина на дорогу, а она будет сдерживать его и пытаться докричаться до него – куда теперь, куда теперь.
Они усядутся в парке под деревом. Люся будет озираться по сторонам и ей будет казаться, что за кустами скрываются темные люди, которые только того и ждут, пока они заснут здесь, чтобы стащить рюкзак, ее изнасиловать, а его убить. Он, напевая непонятную мелодию, станет хлопать себя по груди, и она, наконец, поймет, что он ищет бумажку с адресом.
XX
Вспышка света ударила в глаза, и в голове мелькнуло – и это все? Умрихин закрылся рукой и почувствовал, что его кто-то тащит вправо, схватившись за куртку.
– Да иди же уже, – послышался сварливый голос Люси.
Они плюхнулись на скамейку, стоящую возле какого-то кафе.
Умрихин попробовал вспомнить, что произошло. Последняя картинка, как они обнимались с Люсей в раздевалке курьерской.
– Приставал?
Он посмотрел на Люсю, которая выбивала ладонью штанину, пытаясь очистить их от земли и налипших травинок.
– Да если б только приставал, – сказала она. – еле с дороги тебя увела. Встал как придурок и давай орать – Оля, Оля… Меня, вообще-то, Людмилой зовут. И зачем я только с тобой поперлась.
– Дурак, – сказал Умрихин.
Голова была ясной, и ему казалось, что он и не пил вовсе, только ноги подвывали, помня все похождения.
Он огляделся. Место было глухое и не знакомое. Промзона, вокруг ни одного жилого дома, парк с покореженными деревьями, разбитый по причине раскраивания дороги, низкие заводские постройки с большими квадратными стеклами, залепленные пылью и эта странная безжизненная забегаловка. Фонари вдоль дороги светили по своему внутреннему распорядку – кое-как и кое-где. Машины проносились на бешеной скорости, будто спешили миновать гиблое место. Где-то вдалеке раздавались гудки паровозов.
– Странное место, – сказал Умрихин. – А чего это мы сюда?
– Не знаю, – пожала плечами Люся, – тут посмотри, может, есть чего.
Она протянула ему бумажку.
Умрихин узнал записку от Маркина – путевой лист от департамента строительства с адресом подпольного казино.
– Кафе Сырник, – прочитал Умрихин в записке. – По ходу, нам сюда?
Он отошел подальше, чтобы целиком рассмотреть это заведение. Внутри точно никого не было, да и вряд ли оно работало недавние месяца два. Судя по соскочившим с болтов пластиковым буквам «ы», «н» и «к», хозяевам было давно наплевать на имидж. Хотя новенькая железная дверь с распухшей монтажной пеной, набухшей по периметру, намекала, что у этих самых хозяев были более весомые приоритеты в жизни.
Умрихин постучал ногой в дверь. Пыльное эхо по улицам – и тишина.
– Андрей, может, пойдем отсюда? – сказала Люся, тревожно поглядывая по сторонам.
Умрихин еще раз постучал кулаком и приложил ухо к двери. Там, внутри вроде бы что-то ухнуло, и снова – тихо.
Он сел рядом с Люсей, широко раскинув ноги.
– Эх, Людмила, где бы денег взять.
– Тебе не хватает, что ли? Я твою ведомость видела. Ты больше всех получаешь.
– Не, мне надо много денег, очень много.
– Машину хочешь купить?
– Не-а.
– На квартиру копишь?
– Типа того.
– Так ипотеку возьми. Вон у нас Светка из бухгалтерии подсчитала, что ипотеку выгодно брать даже с переплатой большой.
Умихин повернул голову в сторону Люси. Ее лицо оказалось у самого носа. Все ее полное бело лицо было в мелких конопушках и сама она, похоже, была светлорыжей, но старательно закрашивала волосы угольно-черным.
– Я где-то слышал, что рыжие бабы блудливы как козы, – сказал Умрихин, слабо улыбнувшись.
Люся фыркнула:
– А про пьяных мужиков ничего не слышал?
– У тебя муж или там, молодой человек есть?
– Был один и сплыл.
– По интернету познакомились?
– Ой, да там одни извращенцы, – махнула рукой Люся.
– А вдруг я тоже извращенец. Вот возьму тебя сейчас и трахну вон под тем деревом.
– Знаешь, что. Не хотела бы с тобой трахнуться, не поперлась бы сюда. И вообще, поехали ко мне домой.
– Ух ты, – удивился Умрихин. – А я вот раньше, дурак, думал, что бабам секс не нужен вообще. А ты, наверное, девушка страстная. Девственности поздно лишилась?
– Какая разница?
– Мастурбируешь часто?
– А тебя это прям заводит?
– Наверное… Сейчас время такое – все мастурбируют. Приходишь домой, а там… Мама?
– Бабушка.
– А там бабушка приготовила тебе чего-то простое, кашу там, или салатик. И на кухне вечно молоком подгоревшим пахнет.
– У меня бабушка аккуратная.
– Бабушка за телевизором. А ты на кухне одна.
– Вообще-то я с бабушкой чай пью.
– Посидели, чай попили – и в ванную. А в ванной хорошо, чисто, тепло, если горячую воду не отключили. Раздеваешься догола. Трогаешь грудь, живот гладишь. Вода набирается, между ног щекотно.
– Мммм, да тебе книжки писать.
– Берешь душ, и туда, к самому укромному месту. Расслабляешься. Дальше больше, пальцами помогаешь, растягиваешь удовольствие. И представляешь накаченного такого мужика.
– Я качков не люблю. И что дальше?
– А потом секс с котом.
– А так? – она грубо обхватила его член под брюками и просунула язык в его рот.
Умрихин почувствовал кисловатый вкус и запах косметики. Он схватил копну волос на ее затылке и с силой дернул назад. Лицо Люси с раскрытыми блестящими губами и беззащитным взглядом застыло, как на отрубленной голове, повисшей в руке палача.
– Господа, не помешаю? – послышалось совсем рядом.
Люся вздрогнула и отпрянула, вытирая губы.
Перед ними стоял невысокий человек в сером костюме, похожий на футболиста-пенсионера, расплывшегося вне большой игры, но сохранившего спортивную выправку и лысую голову.
Впотьмах Умрихину показалось, что он держит пистолет.
– Мы сюда, – Умрихин показал на дверь кафе.
– Кафе давно не работает, – сказал футболист.
Пистолет в руке зашипел. Он поднял руку и Умрихин увидел рацию.
– Все нормально, прохожие… Шли бы вы отсюда, район не спокойный, оно вам надо?
– Я от Маркина.
– А я от Путина. – мгновенно отбил футболист.
Умрихин показал листок. Футболист посмотрел на каракули Маркиина и молча кивнул головой в темноту.
XXI
В большом подвале, в островках света от широких воронок-абажуров сидели игроки. Острова рулетки, трех покерных и бильярдных столов, игровых автоматов и у дальней стены – очертания стеклянного разноцветного порта, барной стойки с пригнутыми фигурками людей.