– Не впадайте в отчаяние, государь. Мир придет. Я тоже великий грешник, и мне казалось, что не будет мне прощения, а теперь моя душа спокойна. При вашем высоком положении ваше величество постоянно подвергаетесь многочисленным искушениям, которым, вероятно, поддаетесь иногда. От этого и происходят угрызения совести.

– Вы сказали святую истину, досточтимый отец. Если бы я мог удалиться от мира, подобно императору Карлу V, я пришел бы сюда и получил бы здесь то душевное спокойствие, которого тщетно добиваюсь теперь. Но, увы! Я не могу этого сделать!

– Раскройте мне ваше сердце, – сказал аббат, – и я дам вам совет и утешение.

Король опустился на колени и стал исповедываться. Аббат слушал его внимательно и, сделав ему надлежащее наставление, произнес:

– Да разрешит тебя Господь Иисус Христос от всех грехов твоих и да поместит он тебя в среде избранных своих.

Несмотря на то, что ни король, ни его спутники ничего еще не ели, им объявили, что до ужина еще одна служба. Для Иакова не существовало усталости и лишений, и он умел везде быстро приспосабливаться. Но для его спутников это было серьезным испытанием, почти превосходящим их силы.

Наконец наступило время ужина.

Ой был подан в трапезной и состоял из кореньев, яиц, хлеба и овощей. Все это едва могло утолить приступы голода.

Король сидел рядом с настоятелем и вел с ним оживленную беседу. Но Вальтеру, Тильдеслею и Барклею, истощенным голодом, было не до разговоров. Да и не от чего было им оживиться, ибо вместо всяких напитков подавалась только чистая вода.

По окончании ужина снова маленькая молитва, после чего гостей отвели в спальные комнаты, где они должны были спать на соломе.

На утренней службе, в половине третьего ночи, присутствовал один король. Аббат и монахи были все налицо. Между ними выдавался когда‑то красавец щеголь сэр Станлей. Теперь он жил в хижине, которую сам построил себе в лесу, примыкающем к монастырю. Хотя сэр Станлей был одет во власяницу и совершенно оброс бородой, король сразу узнал его.

В шесть часов в трапезной был подан завтрак. Посетители надеялись, что им дадут что‑нибудь существенное, но действительность горько разочаровала их.

В их распоряжении оказались только овсяная похлебка и хлеб. О масле не было и помину. При виде этого скудного стола сэр Джордж почувствовал, что он умирает. Вальтер и полковник Тильдеслей едва могли переносить терзание голода.

Король казался совершенно довольным.

Одни служители не терпели никаких лишений, привезя с собою хороший запас провизии.

После завтрака аббат попросил к себе сэра Барклея и имел с ним в своей келье продолжительный разговор, настойчиво уговаривая его вступить в число братии монастыря. Но сэр Джордж успел уже сделать важное открытие, что монастырская жизнь с ее постами и молитвами не годится для него, и решительно отказался от предложения аббата.

– Я удивляюсь вашему благочестию и самоотвержению, достопочтенный отец, – отвечал он, – но сам решительно не способен подражать вам.

– Попробуйте, сын мой, – настаивал аббат. – Вы скоро одолеете первые трудности.

Настоятель имел также разговор с Вальтером и Тильдеслеем. Молодой человек особенно ему понравился.

– Сын мой, – сказал он ласково. – Его величество передавал мне, что вы собираетесь жениться на особе, блистающей красотою и благонравием. Я рад слышать это. Да будет она мила, как Рахиль, мудра, как Ревекка, и верна, как Сарра!

В монастырском саду, тянувшемся сзади монастыря, была устроена между озерами искусственная терраса, с которой открывался дивный вид.

Погода была прекрасная, и король долго ходил с аббатом по террасе, ведя с ним тихие речи.

– Чем больше я вижу Ла‑Трапп, – заметил он, – тем больше он мне нравится. Возможно, что здесь я и кончу свои дни.

– Посетите нас еще раз, государь, прежде чем принимать окончательное решение. Местечко не всегда так красиво, как теперь.

– Мне больше нравится братия, чем местность. Я уверен, что легко привыкну к строгим правилам монастыря.

– В таком случае вы будете здесь участливее, чем прежде, во времена вашего могущества и власти.

Погуляв по террасе около часа, Иаков выразил желание посетить пустынножительство, где обитал бывший сэр Станлей.

– Он носит у нас имя брата Назария, – сказал аббат: – Он самый суровый из братьев и налагает на себя больше строгих подвигов, чем другие. Его подвигам изумляюсь даже я. Жилище брата Назария находится отсюда на расстоянии мили, в самой глубине вон того леса. Вы сами его не найдете, и я пошлю с вами провожатого.

Иаков поблагодарил его и, созвав своих спутников, направился в указанном направлении, предшествуемый монахом, который служил ему проводником.

Обогнув озеро, король скоро достиг леса, который оказался необыкновенно густым и заросшим, так что ходить по нему без проводника было бы небезопасно.

Пустынножительство было немного лучше обыкновенного сарая, затерянного среди дремучего леса. Трудно было предположить, чтобы здесь мог кто‑нибудь жить.

Брат Назарий стоял недалеко от своего жилища и рубил лес.

Изумленный появлением Иакова и его спутников, он, однако, не смутился и бросился к ногам короля, который поспешил его поднять.

– Я удивлен, что нахожу здесь сэра Томаса Станлея, – сказал король.

– Здесь мое последнее жилище на земле, государь, – отвечал отшельник. – Даже приказание вашего величества не заставило бы меня покинуть его. Не могу просить вас зайти ко мне.

– Тем не менее я хочу заглянуть в вашу хижину, – сказал Иаков, бросая взгляд в отворенную дверь.

Соломенный матрац, стул и ведро с водою – вот вся ее обстановка.

На стене висело распятие, а под ним бич, на узлах которого виднелись следы крови.

– Как можете вы жить здесь, сэр Томас, – воскликнул король, с ужасом отступая назад. – Неужели вы живете здесь целый год?

– Зимой и летом, когда земля трескается от жары и когда она покрыта глубоким снегом.

– Я видел вас сегодня утром в церкви в половине третьего утра. Вы аккуратно посещаете все службы?

– Аккуратно, государь.

– Сколько времени посвящаете вы сну?

– Часа два, не больше трех и при том я не всегда позволяю себе лечь на этот тюфяк.

– Неужели вы никогда не чувствуете усталости? – спросил сэр Барклей.

– Если я не чувствовал усталости, служа земному царю, то как мне чувствовать ее, когда я служу Царю Небесному?

– Но уединение и одиночество должно все‑таки тяготить вас? – продолжал сэр Джордж.

– Я никогда не бываю один. Я веду разговор со святыми. Они поучают и утешают меня.

– Вы говорите о их писаниях? – спросил Иаков.

– Да, государь, – отвечал отшельник. – Путь, который я выбрал, труден и тернист, но он ведет к вечной жизни, и я буду идти по нему, сколько бы мне ни приходилось страдать.

– Вы умрете смертью праведного и вознесетесь со святыми, – заметил Иаков.

– Да будет так! Что значит несколько дней страдания в сравнении с вечным блаженством!

– Я хотел бы быть так же уверенным в спасении, как вы! – заметил король.

– Государь, вы живете среди искушений, от которых я свободен. Грехи, которые вы могли совершить, могут быть тяжки и велики, но, несомненно, вы загладите их своим раскаянием. Надейтесь и молите Всевышнего!

– Вы удивительно успокоили меня! – воскликнул король. – Я многим обязан вам, сэр Томас. Другие учили меня жить, а вы учите меня умереть. Я воспользуюсь вашим учением.

– Я смелее говорил вам, государь, чем бы следовало, но я имел добрые намерения. Прощайте. Верю, что мы еще встретимся с вами, государь.

– Да, встретимся за гробом, – отвечал Иаков.

С этими словами он сделал знак своим спутникам следовать за ним и направился обратно в монастырь. Во время пути он не говорил ни слова и только ударял себя в грудь, шепча про себя:

– Как я хотел бы походить на этого человека! Как я хотел бы жить в такой же хижине, носить такую же власяницу и спать на таком же тюфяке!