Марина подошла к Аверьянову и обняла его.

– Чтобы ни случилось, я с тобой, – прошептала Марина. – Верь мне, пожалуйста. Я ничего не знала.

– Я верю, – тяжело вздохнув, произнёс Аверьянов. – Только как то уж больно всё складно получается, посуди сама. Мальчика положили в больницу, в которой работала ты. В момент смерти медбрата ты дежуришь. После того, как ты чистишь мой пиджак, пропадает важная улика. Ты знакомишь меня с мамой, которая кровно заинтересована в смерти мальчика, так как является наследницей великокняжеских капиталов. Всё это очень странно, согласись.

– Может, ты и прав, у тебя работа такая – всех подозревать, но это всего-навсего стечение обстоятельств.

– Слишком много обстоятельств.

– В эту больницу на практику мы попали совершенно случайно. Причём уже после того, как в больницу поступил мальчик. Я собиралась в клинику отца. Документы были туда направлены, но неожиданно всё переиграла Анжела. У неё там что-то случилось, и поехать со мной она не могла. Её отец предложил поработать в этой больнице. Бросить её я не могла, мы самые близкие подруги, к тому же это близко от дома, я тоже осталась.

– Понятно.

– С пиджаком, извини, так получилось. Из карманов я ничего не брала. По правде говоря, чистила его не я, а Анжела.

– Чем же она всё оттирала?

– Она просто отнесла его в химчистку, у неё соседка там работает, – пояснила Марина. – Там всё и оттёрли.

– Ловко вы придумали!

– Голь на выдумки хитра, – пошутила девушка.

– А что со звонком?

– Каким?

– Помнишь, тогда, в кафе.

– Она всё отрицала, но это она, змея, – ухмыльнулась Марина. – А ещё была лучшей подругой!

– Вы поссорились?

– Нет, просто расстались, надеюсь, навсегда.

– Из-за звонка?

– Нет, звонок – это пустяк, – задумчиво ответила Марина. – Подруги нужны только тогда, когда ты одна, а если в твоей жизни кто-то появляется, то подруги сразу становятся соперницами.

– Ты решила избавиться от соперницы, – не удержался от улыбки Аверьянов. – Звоночек стал предлогом.

– Не совсем.

– Было ещё что-то?

– У нас раньше собака была, – сообщила Марина. – Её звали Мэри. Я её очень любила. Так получилось, что в доме её держать мы больше не могли. У папы разыгралась страшная аллергия на собачью шерсть. Мама увезла Мэри. Отдала хорошим людям. Я сначала тосковала по Мэри, потом всё улеглось. А тут приезжаю к Анжелке, к ней сестра из Франции приехала, а там моя Мэри. Вот новость, неужели мама мою собаку Анжеле отдала? Эта гадость, Анжела, мне даже не сказала, что Мэри у неё. Вот я ей и устроила разбор полётов. Всё припомнила.

– Может, ты ошиблась насчёт собаки? Может, это не Мэри.

– Это ты Анжелу выгораживаешь, или меня успокаиваешь? – мрачно осведомилась Марина.

– Я просто, – не зная, что ответить, пожал плечами Аверьянов.

– У тебя в детстве кто-нибудь был?

– Нет.

– Что-нибудь было?

– Велосипед.

– Ты его любил?

– Дорожил.

– Если бы ты вдруг, например, его оставил среди других велосипедов, таких же, отыскал бы его?

– Конечно, у него приметы особые были.

– У моей собаки тоже есть особые приметы, – оживилась Марина. – Я её и через сто лет узнаю.

– По черепу что ли, – рассмеялся Аверьянов.

– По какому черепу?

– Через сто лет от собаки одни косточки останутся.

– Это не смешно! – рассердилась девушка.

– Не обижайся, – обнял подругу Аверьянов. – Главное, чтобы твоей собаке было хорошо у Анжелы.

– Да, но мама сказала мне, что не отдавала Мэри Скворцовым.

– Стоп, – строго сказал следователь. – Эту собаку звали Мэри и теперь она у Скворцовых?

– Да.

– Когда ты видела Анжелу с Мэри?

– Сегодня утром, – робко ответила Марина. – А что случилось?

– Как она выглядит?

– Мэри?

– Да! – выкрикнул, раздражённый наивностью подруги, Аверьянов. – Кто же ещё, мы ведь о собаке говорили!

– Это велштерьер, как Рэсси в фильме про Электроника.

– Я понял, – сухо проговорил Аверьянов. – У меня сейчас много работы, ты езжай домой, встретимся вечером.

– Какой домой, мне на дежурство.

– Значит, в больницу, я тебе позвоню.

После ухода Марины Аверьянов позвонил Марии Васильевне и попросил о немедленной встрече.

22

Когда Аверьянов подъехал к Дому Культуры, в котором заседало дворянское собрание, Часовитина была уже там.

Пересев в машину Марии Васильевны, Аверьянов без всяких прелюдий начал разговор:

– Мария Васильевна, как ваша собака могла попасть к Скворцовым?

– Только если её привезла к ним Нина, – после небольшой заминки ответила Часовитина. – Ведь если бы её бросили на произвол судьбы, она прибежала бы к нам. Она у нас выросла, и, полагаю, не забыла старых хозяев.

– Это значит, что Скворцов связан с воспитанницей Вовы.

– Получается, так, – согласилась Мария Васильевна.

– Тогда поступим следующим образом, – строго высказался Аверьянов. – Вам, Мария Васильевна, выпадает шанс реабилитироваться, поскольку у вас тоже не всё гладко. Искупите вину перед мальчиком, тем более он вам не совсем чужой, вы – единственный родной человек. Хотя и родство ваше дальнее. Что скажете?

– Я готова.

– Вот и хорошо.

– А что нужно делать?

– Я расскажу.

– Я всё сделаю.

– Вам немедленно следует пойти к предводителю и просто начать его шантажировать.

– Запугать, что ли?

– Запугать, – подтвердил Аверьянов. – А как он испугается, предложить сотрудничество. В разговоре проявите свои артистические способности. Скворцова нужно разговорить. Самое главное – выяснить местонахождения этой Нины, если она ещё жива. Можете оперировать всеми данными, и даже блефовать.

– Постараюсь.

– Очень постарайтесь, Мария Васильевна.

– Я справлюсь.

– И ещё: самое главное, не забудьте озвучить решение назначить над Вовой Волынским государственную опеку, – сообщил Аверьянов. – Решение по этому вопросу уже утверждено.

– Это точно?

– Да, это обезопасит мальчика.

– Можно идти?

– Минуточку, – остановил Часовитину Аверьянов. – Сейчас подъедет мой коллега. Мы вам микрофончик установим, чтобы слышать ваш разговор.

Вскоре прибыл со своим помощником Хлебников. Они быстро настроили прослушивающую аппаратуру, закрепили на воротнике Часовитиной микрофон, скрыв его за брошкой.

Мария Васильевна ушла, а Аверьянов с коллегами приготовились записывать её разговор.

Откровенной беседы между Часовитиной и Скворцовым-Писаревым не получилось. Предводитель был чем-то сильно расстроен, и, чтобы успокоить нервы прибегнул к старому проверенному способу. Он просто пил. Одну бутылку армянского коньяка он уже опустошил и принялся за вторую.

За распитием этой бутылки застала Скворцова Мария Васильевна. Она вошла в кабинет тихо, почти не слышно, так что предводитель, увидев редакторшу рядом с собой, испугался. Он вздрогнул, как будто по его телу прошёл электрический разряд.

– Не пугайся, Сергей Сергеевич, – поглаживая волосы предводителя, нежно произнесла Часовитина. – Я не твоя смерть.

– Я смерти не боюсь.

– Что ж пьёшь?

Скворцов ничего не ответил, только скривил лицо, пожал плечами.

– Совесть мучает?

– Горе у меня.

– Что за горе?

– Похороны.

– Кто-то умер?

– Мои мечты и надежды.

Скворцов достал из верхнего ящика стола пустой стакан и налил коньяк.

– Давай, Мария Васильевна дерним на пару.

– Я за рулём.

– Где твой руль?

– Я на машине, – попыталась объяснить Часовитина.

– Брезгуете выпить с предводителем дворянства?

– А давай, – согласилась Мария Васильевна, решив, что так у неё будет больше возможностей разговорить собеседника. – Почему бы и нет. Всё равно у меня блат в органах правопорядка.

Часовитина взяла стакан.

– За что будем пить?

– За крушение наших надежд.

Собеседники чокнулись и выпили. Скворцов залпом опустошил стакан. Мария Васильевна сделав два небольших глотка, поставила стакан на край стола.