— Да, — сказалъ Генералъ, — знаешь что, мн
ѣ
<давно хотѣ
лось собрать компанію къ Цыганамъ, нынче я въ духѣ
, поѣ
демъ.> Allons au b...146 и его возьмемъ съ собой. —Черезъ пять минуть Al[exandre] сид
ѣ
лъ уже въ ночныхъ санкахъ Н. Н.; свѣ
жій, морозный воздухъ рѣ
залъ ему лицо, передъ нимъ была толстая спина кучера, тусклые фонари и стѣ
ны домовъ мелькали съ обѣ
ихъ сторонъ. —«Вотъ я въ деревн
ѣ
, въ которой я родился и провелъ свое дѣ
тство въ полномъ147 милыми и дорогими воспоминаніями Семеновскомъ. Весна, вечеръ; я въ саду, на любимомъ мѣ
стѣ
покойной матушки, около пруда, въ березовой аллеѣ
, и не одинъ, — со мной женщина, въ бѣ
ломъ платьѣ
, съ волосами, просто убранными на прелестной головкѣ
; и эта женщина та, которую я люблю, — такъ, какъ я никого не любилъ до сихъ поръ, которую я люблю больше, чѣ
мъ все на свѣ
тѣ
, больше, чѣ
мъ самаго себя. Мѣ
сяцъ тихо плыветъ по подернутому прозрачными облаками небу, ярко отражается вмѣ
стѣ
съ освѣ
щенными имъ облаками въ зеркальной поверхности тихой воды пруда, освѣ
щаетъ желтоватую осоку, поросшую зеленыя берега, свѣ
тлыя бревны плотины, нависшія надъ ней кусты ивы и темную зелень кустовъ распустившейся сирени, черемухи, наполняющей чистый воздухъ какимъ-то весеннимъ отраднымъ запахомъ, и шиповника, густо сросшихъ въ клумбахъ, разбросанныхъ около извилистыхъ дорожекъ, и кудрявыя, неподвижно-висящія, длинные вѣ
тви высокихъ березъ, нѣ
жную обильную зелень липъ, составляющихъ прямыя темныя аллеи. За прудомъ, въ глуши сросшихъ деревьевъ громко слышится звучная пѣ
сня соловья и еще звучнѣ
е разносится по неподвижной поверхности воды. Я держу нѣ
жную руку женщины, которую я люблю, смотрю въ эти чудныя большія глаза, взглядъ которыхъ такъ отрадно дѣ
йствуетъ на душу, она улыбается и жметъ мою руку — она счастлива!»Глупыя — отрадныя мечты. Глупыя по несбыточности, отрадныя по поэтическому чувству, которымъ исполнены. Пускай он
ѣ
не сбываются — не могутъ сбываться; но почему не увлекаться ими, ежели одно увлеченіе это доставляетъ чистое и высокое наслажденіе? Сашинькѣ
въ эту минуту и въ мысль не приходило задать себѣ
вопросъ: какимъ образомъ женщина эта будетъ его женою, тогда какъ она за мужемъ, и, ежели бы это было возможно, хорошо-ли бы это было, т. е. нравственно ли? и какимъ бы образомъ онъ въ такомъ случаѣ
устроилъ свою жизнь? Кромѣ
минутъ любви и увлеченія онъ не воображалъ себѣ
другой жизни. Истинная любовь сама въ себѣ
чувствуетъ столько святости, невинности, силы, предпріимчивости и самостоятельности, что для нея не существуетъ ни преступленія, ни препятствій, ни всей прозаической стороны жизни. —Вдругъ сани остановились, и это прекращеніе равном
ѣ
рнаго, убаюкающаго движенія разбудило его. <На лѣ
во отъ него виднѣ
лось довольно большое для города, пустое, занесенное снѣ
гомъ мѣ
сто и нѣ
сколько голыхъ деревьевъ, направо былъ подъѣ
здъ низенькаго, нѣ
сколько криваго сѣ
ренькаго домика съ закрытыми ставнями.«Что, мы за городомъ?» — спросилъ онъ у кучера.
«Никакъ н
ѣ
тъ, евто Патріарши пруды, коли изволите знать, что подлѣ
Козихи». —>Н. Н. и веселый Генералъ стояли у подъ
ѣ
зда. Послѣ
дній изо всѣ
хъ силъ то билъ ногою въ шатавшуюся и трещавшую отъ его ударовъ дверь домика, то подергивалъ за заржавѣ
лую изогнутую проволоку, висѣ
вшую у притолки, покрикивая при этомъ довольно громко: «Ей, Чавалы! Отпханьте, Чавалы!» Наконецъ послышался шорохъ — звукъ нетвердыхъ, осторожныхъ шаговъ въ туфляхъ, блеснулъ свѣ
тъ въ ставняхъ, и дверь отворилась. На порогѣ
показалась сгорбленная старуха въ накинутомъ на бѣ
лую рубаху лисьемъ салопѣ
и съ сальной оплывшей свѣ
чей въ сморщенныхъ рукахъ. По первому взгляду на ея сморщенныя рѣ
зкія энергическія черты, на черные блестящіе глаза и ярко посѣ
дѣ
вшіе черные какъ смоль волоса, торчавшіе изъ-подъ платка, и темно-кирпичнаго цвѣ
та тѣ
ло,148 ее безошибочно можно было принять за Цыганку. Она поднесла свѣ
чку на уровень лицъ Н. Н. и Генерала и тотчасъ, какъ замѣ
тно было, съ радостью узнала ихъ.«Ахъ, Батюшки, Господи! Мих[аилъ] Ник[олаевичъ], отецъ мой, — заговорила она р
ѣ
зкимъ голосомъ и съ какимъ-то особеннымъ, однимъ Цыганамъ свойственнымъ выговоромъ. — Вотъ радость-то! Солнце ты наше красное. Ай, и ты, М. М., давно не жаловалъ, то-то дѣ
вки наши рады будутъ! Просимъ покорно, пляску сдѣ
лаемъ!»«Дома ли ваши?»
«Вс
ѣ
, всѣ
дома, сейчасъ прибѣ
гутъ, золотой ты мой. Заходите, заходите». —«Entrons,149 — сказалъ Н. Н. и вс
ѣ
4 вошли, не снимая шляпъ и шинелей150, въ низкую нечистую комнату, убранную, кромѣ
опрятности [?] такъ, какъ обыкновенно убираются мѣ
щанскiя комнаты, т. е. съ небольшими зеркалами въ красныхъ рамахъ, съ оборваннымъ диваномъ съ деревянной спинкой, сальными, подъ красное дерево стульями и столами. —Молодость легко увлекается и способна увлекаться даже дурнымъ, если увлеченiе это происходитъ подъ влiянiемъ людей уважаемыхъ. Al[exandre] забылъ уже свои мечты и смотр
ѣ
ѣ
ка, слѣ
дящаго за химическими опытами. Онъ наблюдалъ то, что было, и съ нетерпѣ
нiемъ ожидалъ того, что выйдетъ изъ всего этаго; а по его мнѣ
нiю должно было выйдти что-нибудь очень хорошее. —На диван
ѣ
спалъ молодой Цыганъ съ длинными черными курчавыми волосами, косыми, немного страшными, глазами и огромными бѣ
лыми зубами. Онъ въ одну минуту вскочилъ, одѣ
лся, сказалъ нѣ
сколько словъ съ старухой на звучномъ Цыганскомъ языкѣ
и сталъ улыбаясь кланяться гостямъ. —«Кто у васъ теперь дирижёромъ? — спрашивалъ Н. Н.: — давно ужъ я зд
ѣ
сь не былъ».«Иванъ Матв
ѣ
ичь», — отвѣ
чалъ Цыганъ.«Ванька?»
«Такъ точно-съ».
«А зап
ѣ
ваетъ кто?»«И Таня зап
ѣ
ваетъ, и Марья Васильевна».«Маша, которая у Б. жила <Брянцова>? эта хорошенькая? разв
ѣ
она опять у васъ?»«Такъ точно-съ, — отв
ѣ
чалъ улыбаясь Цыганъ. — Она приходитъ на пляску иногда».«Такъ ты сходи за ней, да шампанскаго принеси». —
Цыганъ получилъ деньги и поб
ѣ
жалъ. Старикъ Генералъ, какъ слѣ
дуетъ старому Цыганёру, сѣ
лъ верхомъ на стулъ151 и вступилъ въ разговоръ съ старухой о всѣ
хъ старыхъ бывшихъ въ Таборѣ
Цы[ган]ахъ и Цы[ганк]ахъ. Онъ зналъ все родство каждой и каждаго. Гвардеецъ толковалъ о томъ, что въ Москвѣ
нѣ
тъ женщинъ, что прiятнаго у Цыганъ ничего быть не можетъ уже только потому, что обстановка ихъ такъ грязна, что внушаетъ отвращенiе всякому порядочному человѣ
ку. Хоть бы позвать ихъ къ себѣ
, — то другое дѣ
ло. Н. Н. говорилъ ему, что, напротивъ, Цыгане дома только и хороши, что надобно ихъ понимать и т. д. Alexandre прислушивался къ разговорамъ и хотя молчалъ, въ душѣ
былъ на сторонѣ
Н. Н., находилъ такъ много оригинальнаго въ этой обстановкѣ
, что понималъ, что тутъ должно быть что-нибудь особенное, прiятное. Отъ времени до времени отворялась дверь въ сѣ
ни, въ которую врывался холодный воздухъ, и попарно входили Цыгане, составлявшие хоръ. Мужчины были одѣ
ты въ голубые, плотно стягивающіе ихъ стройныя талiи казакины, шаровары въ сапоги, и всѣ
съ длинными курчавыми волосами; женщины въ лисьихъ, крытыхъ атласомъ салопахъ, съ яркими шелковыми платками на головахъ и довольно красивыхъ и дорогихъ, хотя и не модныхъ платьяхъ. Цыганъ принесъ Шампанское, сказалъ, что Маша сейчасъ будетъ, и предлагалъ начать пляску безъ нея. Онъ что-то сказалъ дирижеру, небольшому, тонкому, красивому малому въ казакинѣ
съ галунами, который, поставивъ ногу на окно, настраивалъ гитару. Тотъ съ сердцемъ отвѣ
чалъ что-то; нѣ
которыя старухи присоединились къ разговору, который постепенно становился громче и, наконецъ, превратился въ общiй крикъ; старухи съ разгорѣ
вшимися глазами размахивали руками, кричали самымъ пронзительнымъ голосомъ, Цыгане и нѣ
которыя бабы не отставали отъ другихъ. Въ ихъ непонятномъ для гостей разговорѣ
слышалось только часто повторяемое слово: Мака, Мака. Молоденькая, очень хорошенькая дѣ
вушка Стешка, которую Дирижеръ рекомендовалъ, какъ новую запѣ
валу, сидѣ
ла потупя глаза и одна не вступала въ разговоръ. Генералъ понялъ въ чемъ было дѣ
ло. Цыганъ, который ходилъ за Шампанскимъ, обманывалъ, что Мака, т. е. Маша, придетъ, и они хотѣ
ли, чтобы запѣ
вала Стешка. Вопросъ былъ въ томъ, что Стешкѣ
надо было или нѣ
тъ дать 1 1/2 пая.