Отойдя довольно далеко от универмага, я взял девушку под руку и, оттеснив делавшего смешные, недовольные гримасы Аркатова, медленно пошел с Зосей.

— Что случилось, моя дорогая девочка? — спросил я.

— Госпожа Барк звонила господину Сайксу, предупредив его о вашем отлете. Многое из разговора я не поняла, так как говорили они главным образом по–русски. Он сейчас же вызвал ее к себе. Полчаса назад к ней заезжал ваш хозяин господин Таги–Заде, не застав ее, он сейчас же уехал, я думаю, что тоже к полковнику.

— Так, так — задумчиво сказал я.

— Думаю, что эта шайка готовит какое–то злодеяние против вас. Мой дорогой, мой любимый друг, я боюсь за вас!! Что–то очень тревожит, беспокоит меня, — с тоской прошептала Зося, — если можно, не улетайте, не улетайте сегодня… Сделайте это завтра или в другой какой–нибудь день, но так, чтобы не знали они… они затеяли что–то ужасное, — в страхе произнесла она.

— Я это знаю, Зося, — тихо сказал я, — но мне не угрожает ничего. Ты, ты, моя дорогая девочка, береги себя… Еще одну ночь — и все кончится, мы будем вместе — ты, я и Ян, — успокаивая ее, сказал я, оборачиваясь к Кружельнику, с изумленным вниманием слушавшему нас. — Да, Ян, Зося и я любим друг друга.

— Так, Зося?

— Так, Ян! — просто ответила она.

Аркатов, не понимавший по–английски, довольно безразлично слушал нас, уделяя главное внимание наблюдению за аллеей и прохожими, изредка попадавшимися нам.

— Я знаю, что она не полюбит недостойного человека, — сказал Кружельник.

— Спасибо, Ян, — ответил я, — а теперь мы с капитаном покурим, а вы поговорите друг с другом, но не больше двух–трех минут.

Аркатов и я присели на скамейку, глядя по сторонам, покуривая и перебрасываясь словами.

— Пора! — сказала Зося.

Она грациозно присела, прощаясь с нами.

— До вечера! — сказал я, пожимая ей руку.

— До завтра, сестренка! — взволнованно проговорил Кружельник.

Светлое платьице девушки мелькнуло в аллее. Помахав ей вслед, мы вернулись в «Пель–Мель», где я сделал ненужные мне покупки.

— Не появлялся еще Таги–Заде? — спросил я генерала.

— Ну и хитер полковник. Ох, хитер, — засмеялся он. — Да не делайте невинного лица! Вы же отлично знаете, что господин Таги и не думает улетать с вами.

Мы прогуливались по саду, ожидая появления Елены Павловны.

— Они убедились, что вы действительно улетаете в Баку, значит… — Он многозначительно взглянул на меня. Я засмеялся и кивнул.

— Когда едете к Барк?

— К десяти.

— А вернетесь?

— Думаю не задерживаться.

— Ну, это будет зависеть не от вас. Во всяком случае, когда бы ни вернулись, мы разыграем последнюю сцену у микрофона.

— Трогательное прощание друзей?

— Именно. А вот и Елена Павловна, — прервал он нашу беседу, завидя Кожанову.

Обед прошел весело. Генерал был в ударе. Он много и интересно рассказывал Аркатов удачно острил. Я поддерживал компанию.

За сладким заговорили о тегеранском базаре.

— Не люблю этот бесконечный шум и вопли… И вообще говоря, экзотика никогда не увлекала меня, — сказала Кожанова. — Мой идеал — тихие равнины центра России, речки, обрамленные березкой и кленом, широкие поля с золотой пшеницей и спокойные села с трудолюбивыми колхозниками в них.

— Русачка! — довольным голосом сказал генерал.

— Люблю свою страну. И горы, и ее моря, и тундру… но жить и умереть хотела бы у себя где–нибудь под Воронежем или Тамбовом.

— А вы откуда родом? — спросил генерал.

— С Дону — я казачка, — ответила она. — Однако, где же этот элегантный господин?

— Таги–Заде? — рассеянно спросил я.

— Тот, что хотел лететь с нами.

— Бегает по инстанциям… Не так–то легко получить за один день все нужные бумаги.

— Не получит — не полетит, — улыбнулась Кожанова.

— Не велика беда. И что ему так приспичило. Не улетит сегодня, улетит через неделю. Ведь, надеюсь, вы посетите нас снова? — любезно спросил генерал.

— Охотно. Кроме базара, я еще ничего не видела в Тегеране.

— Товарищ генерал! К вам хозяин дома пришел, прикажете допустить? — доложил дежурный.

Еще в дверях Таги–Заде сделал сокрушенное лицо и, разводя руками, горестно сказал:

— Все против меня. И в посольстве, и в министерстве, и у консула — везде один ответ: «Не раньше, чем через пять дней…»…

— Ну, полетите со мною в следующий раз, — сказала Кожанова.

— Да, но дела! — вздохнул Таги–Заде.

— Не хотите ли бокал вина за здоровье Елены Павловны? — спросил я.

— С радостью. Такая хорошенькая женщина и… летчик. Все время в воздухе, в опасности… Нет, наши женщины этого не умеют. Ваше здоровье, — чокаясь, учтиво сказал он и, обратившись ко мне, добавил: — За благополучный полет!

Таги–Заде выпил, раскланялся и ушел. Спустя несколько минут уехала и Кожанова.

Я прошел к Сеоеву и Кружельнику и, сидя в их уединенной комнатушке, детально, со всеми подробностями рассказал им план нашего ночного действия. Кружельник внимательно слушал, изредка переспрашивая меня. Пылкий и экспансивный осетин держался иначе.

— Ах, сволочи–бандиты!.. Жаль, у меня кинжала с собой нету, я им всем башки посрубил бы! — вскакивая с места и размахивая руками, восклицал он.

— Спокойней, спокойней! Ваши кулаки, товарищ Сеоев, могут пригодиться лучше кинжала. Только помните, товарищи, ни одного звука, ни одного движения без приказа…

— Зосе угрожает опасность? — выслушав меня, спросил Кружельник.

— Да! И большая. Я не могу скрывать от вас этого.

— Я предполагал это. Как мы сможем помочь ей? — с тревогою спросил он.

— Еще не знаю! Все выяснится позже, когда я увижусь с нею.

— Надеюсь на вас, обыватэлю полковник. Я знаю, что и вам дорога моя сестренка.

— Очень, Ян, так дорога, что я не нахожу слов выразить это.

Сеоев скрипнул зубами и, схватив в свои огромные ручищи затрещавший стул, сказал:

— У–у, гяур ма биль!..[31] Попались бы эти гады в мои руки!..

Не выдержавшая его ярости спинка стула с треском переломилась. Как ни тяжела была тема нашего разговора, но мы с Кружельником не выдержали и рассмеялись, глядя на удивленное лицо не ожидавшего такого эффекта гиганта.

В начале десятого, нацепив колодку с орденами, выбритый и раздушенный, я поехал к Барк. Внешне я был совершенно спокоен, но опасение за жизнь Зоси угнетало меня. Я понимал, что ее роль заканчивалась в ту самую минуту, когда мой самолет отрывался от земли… Дальше она уже не была нужна ни Сайксу, ни госпоже Барк. Зная, как легко «Косоуров» избавился от своей сообщницы «Красновой» и как цинично сожалел о том, что не «ликвидировал» Юльского, я был уверен, что он так же спокойно может отравить или застрелить Зосю. Кого обеспокоило бы в Иране исчезновение бедной, безвестной девочки? Кто осмелился бы спросить у Барк, куда делась ее горничная? Никто! Зося исчезла бы так же бесследно, как исчезает бабочка или жучок.

Было еще рано. Я сошел с фаэтона и, отпустив его, купил в цветочном магазине букет красных роз. Улицы Тегерана жили веселой, шумной жизнью: огни кафе и светящаяся реклама кино, вертящиеся мельницы из электрических лампочек, вспыхивающая цветная гирлянда над входом в ресторан «Мажести», согни фланирующих людей, американские солдаты, английские «томми», проститутки.

Я перешел улицу и направился к дому журналистки. На душе у меня было все так же тревожно и смутно.

Зося, как обычно, у самой лестницы встретила меня. Вынув из букета самую пышную розу, я протянул ее Зосе. Девушка благодарно взглянула и тихо покачала головой.

— Ну как, Зосенька, очень досталось вам от госпожи Барк за опоздание?

— Нет! Мадам только посмеялась, узнав, как вы с офицерами похитили меня.

Она замедлила шаги.

— Потом вы обязательно зайдите в сад. Я буду ждать вас… Мне страшно… — каким–то детским, похожим на плач шепотом, еле слышно сказала она.

Сердце мое оборвалось. Я был готов послать ко всем чертям эту проклятую «журналистку», ожидавшую меня, и, схватив за руку Зосю, увести ее к себе, но долг и необходимость довести дело до конца пересилили мои личные чувства.