Изменить стиль страницы

— Здравствуйте, обыватэлю полковник! Вы знаете мое имя? — спросил он, и по вспыхнувшему лицу пробежала краска радостного смущения.

— Знаю! Мне приятно познакомиться с вами. Я много слышал о вас хорошего, сержант.

Он недоумевающе посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Аркатова, тоже вопросительно смотревшего на меня.

— Потом объясню, а сейчас пойдемте к нашему гостеприимному хозяину и закусим с дороги. Во всяком случае, Ян, помните, что вы попали к доброжелательно относящимся к вам людям. — И мы пошли к дому подполковника.

Кружельник говорил по–русски довольно свободно, лишь несколько твердо произнося слова.

— Где вы научились русскому языку? — спросил я.

— В Варшаве. Я брал уроки у живших там русских, а затем, когда мы отступили из Польши, — в армии.

Мы вошли в комнату, где уже хлопотал подполковник. Елена Павловна, сбросив кожанку, осталась в платье защитного цвета, на котором блестела «Красная Звезда».

Аркатов и Кружельник пошли помыться, а я присел возле Кожановой.

Итак, два москвича снова случайно встретились в столице Ирана.

Удивительные все–таки вещи бывают на свете, — сказала она.

— На войне все возможно, — ответил я.

В комнату вошли Аркатов и Кружельник. Свежие, только что помывшиеся, пахнущие одеколоном, они внесли с собой струю молодости и задора. Когда все расселись по местам, подполковник, подняв бокал, сказал:

— Сто казенных граммов за победу, за разгром врага!

Мы выпили.

— Вторые и последние за Родину! — снова произнес хозяин.

Мы стоя выпили за предложенный тост, потом сели, беседуя о Москве, о делах фронта, обо всем, что волновало наши сердца.

За окнами уже была ночь, когда я встал и распростился с гостеприимным хозяином.

— Ваш «зис» вернется к утру.

— Пож–жалуйста. У меня тут еще три машины, — ответил он.

— Товарищ полковник! Через день я улетаю обратно, завтра буду в Тегеране, может быть, вы разрешите навестить вас? — сказала Кожанова.

— Будем рады, Елена Павловна. Обязательно зайдите, — и я дал ей наш адрес.

Спустя полчаса вместе с Кружельником я ехал обратно в столицу. За нами шла моя машина, в которой подремывал Аркатов.

Мы въехали во двор через распахнутые ворота, сейчас же захлопнувшиеся наглухо. Спущенные занавески не дали возможности дежурившим у дома шпикам рассмотреть сидевших в машинах людей.

Я и Аркатов пошли к генералу, дожидавшемуся нас на своей половине дома.

— Здравствуйте, старый приятель, — радушно приветствовал Аркатова генерал. Они трижды поцеловались. — Ну, выглядите вы по–старому, разве только одеты попарадней, — сказал генерал, оглядывая Аркатова.

— Зато вы оба, товарищ генерал, помолодели.

— Ну, какое там помолодели, просто отдохнули на спокойных хлебах невоюющего государства, — сказал генерал. — А где же ваш спутник?

— Он остался с Сеоевым, — ответил я.

Мы сели. Генерал спрашивал Аркатова о фронте, об офицерах–сослуживцах, словом, обо всем, не задавая ему вопроса о «деле с привидениями». Капитан охотно и подробно отвечал, но было видно, что этот общий и не имеющий прямого отношения к его вызову разговор удивлял его.

— А мы, товарищ генерал, ломали голову, где вы. Одни говорили — в Верховной ставке, другие уверяли, что на Дальнем Востоке, третьи — что вы командуете армией на юге, а были и такие, что уверяли, будто видели вас даже на Урале.

— Словом, сам вездесущий бог, — засмеялся генерал. — Ну, а как там у вас идут дела? Кончили вы, наконец, «дело о привидениях»?

Аркатов хитро посмотрел на него.

— Так точно, товарищ генерал! Все то, что касалось нас, уже сделано, а теперь будем вместе заканчивать то, что осталось у вас.

Мы рассмеялись.

— А почему вы так думаете, Аркатов?

— Очень просто, товарищ генерал. Во–первых, потому, что товарищ полковник писал, что и мы, и вы с двух концов ведем это дело. А раз вы находитесь здесь, значит, и оно тут. Это первое. Если же так стремительно и срочно вызывают меня и капрала Кружельника с фронта, значит именно по тому самому делу, которое распутываем мы, — это второе.

Он замолчал, выразительно глядя на нас.

— Кое–что верно, во всяком случае логически мыслить вы еще не разучились, — улыбаясь, сказал генерал. — Так вот, именно за этим вы и вызваны сюда. Расскажите сжато и ясно все, что показал Юльский, и какие выводы и заключение сделало следствие.

Было уже около двух часов ночи, когда капитан закончил свой «сжатый» доклад.

Юльский не утаил ничего. Поняв, что выхода нет, что дело раскрыто и что Сайкс выбыл в Иран, он решил рассказать все.

— Сначала он не верил в отъезд Сайкса и просил вызвать кого–нибудь из Союзной торговой миссии, но когда мы показали ему письменное отношение из миссии об отъезде Сайкса и о том, что никто не знает Юльского и поэтому ничем не может быть полезным ему, он сдал, растерялся и показал все, что знал, — пояснил Аркатов.

Отступая из города, немцы оставили часть своей агентуры, которая перешла в подчинение Сайксу. Никто, кроме Юльского и «Красновой», не знал Сайкса и не встречался с ним. Это отчасти и послужило причиною смерти «Красновой» после того, как покушение на полковника и генерала не удалось.

— Сайкс как таковой выплыл только в конце следствия. До этого он у нас фигурировал сначала как «маленький человечек», а затем как Косоуров, — пояснил Аркатов. — «Краснова» — немецкая шпионка. Агент объединенной разведки. Незадолго до этого она провалилась на работе в Польше и была переведена в Н–ск, но уже тогда дни ее были сочтены, и Юльский знал об этом. Неудача с отравлением и возможность ее ареста заставили Косоурова покончить с нею.

— Кто убил ее?

— Сайкс.

Я похолодел от страха, думая о Зосе.

— Что скажете о Кружельнике? — спросил генерал.

— Только хорошее. Честный, правдивый, храбрый солдат. Прямой и справедливый человек, истинный польский патриот.

— О–о, как вы его хвалите, а я помню другую характеристику!..

— Я ошибался. Кружельник настоящий патриот, мечтающий о социальных переменах в стране. Такие, как он, будут строителями будущей демократической Польши.

— Как вы думаете, почему он вызван сюда вместе с вами? Ну, Аркатов, подумайте.

— Я всю дорогу об этом думал, товарищ генерал, да и сейчас думаю о том же, но, честное слово, не знаю… То есть, конечно, потому, что конец «дела с призраками» находится здесь, но вот точнее не догадываюсь.

— Ну, ладно! За то, что вы честно признались в своей ошибке относительно капрала Кружельника… — И генерал подробно рассказал о Зосе, мистрис Барк и о Генриэтте Янковецкой.

Аркатов внимательно слушал генерала, и только когда генерал коснулся Зоси, он медленно сказал:

— Какое счастье для Кружельника!.. Ведь он убежден, что она погибла. А что она представляет из себя?

Генерал посмотрел на меня и, улыбнувшись, сказал:

— Она знакомая полковника. Он еще лучше аттестует ее, чем вы брата. — Потом уже серьезно добавил: — Они действительно хорошие ребята, и я буду рад за них, когда они встретятся.

— Ну, товарищ генерал, теперь мне все понятно, — сказал Аркатов. — В ней и заключается причина вызова Кружельника!

— Точно! — сказал я, давая ему копию письма Юльского к Зосе.

Аркатов прочел, посмотрел на нас, подумал и затем сказал:

— Понимаю… Значит, появление брата убедит сестру во лжи Сайкса, и тогда…

— …и тогда будет окончена последняя страница «дела о привидениях» и захлопнута папка с ним, — закончил генерал.

Кружельник лежал на кровати, которую ему уступил Сеоев. Великан осетин угощал капрала чаем, виноградным вином и холодной курицей, оставшейся от обеда Сеоев не знал, что его гость родной брат Зоси. Я еще утром приказал ему не рассказывать людям, которые приедут со мною, ни о микрофоне, ни о Зосе, и вообще вовсе не касаться этой темы.

Оба сержанта вскочили при моем появлении.

— Садитесь, товарищи, — сказал я, усаживаясь на краешек кровати. — Ну, как, отдохнули с дороги?