Она позвонила. В коридоре послышались шаги. Мистрис Барк откинулась еще глубже к спинке софы, и ее локоть коснулся моего плеча.

— Мой дорогой друг, я была уверена, что вы посетите меня. Ваша забота, ваше внимание дороги мне, — тихо, но так, чтобы слова ее были слышны за дверью, произнесла Барк.

— Войдите, Зося! Я же слышу, как вы замерли у порога, — спокойно и негромко сказала она.

Я боялся, что девушка не сумеет скрыть своей ненависти к хозяйке.

— Я ждала разрешения, — просто ответила Зося.

— Кофе и вина! Откройте, моя малютка, бутылку испанского золотистого «Санта Круц». Мне хочется поправиться и вместе с тем чокнуться с вами, мой дорогой друг и исцелитель, — поднимая на меня глаза, сказала Барк.

— Сейчас исполню, — тихо ответила Зося.

— Дорогая госпожа Барк! На этих днях я на три–четыре дня улетаю в Закавказье, буду и в Баку. Разрешите мне привести вам банку самой лучшей икры, какая только найдется на промыслах Азербайджана? Вино и икра исцелят вас от всех болезней.

— Спасибо. Я очень люблю икру, а вы, русские, умеете особенно хорошо приготовлять ее.

В комнату вошла Зося, держа на подносе откупоренную бутылку вина и два хрустальных, отливавших зеленым и синим цветом, фужера.

— И все же мне грустно слышать, что вы уезжаете… Мне будет недоставать вас… Я очень привыкла к вам, — задумчиво произнесла Барк, успевая из–под ресниц глянуть на молча стоявшую возле нас Зосю.

— Почему же два бокала? — словно спохватившись, сказала она. — Зосенька, дитя мое, вы должны, вы просто обязаны выпить вместе с нами за моего исцелителя, — указывая на меня глазами, сказала госпожа Барк.

— Это не принято… Я не смею… — тихо проговорила девушка, отступая назад.

— Глупости, Зося, забудем условности этикета и выпьем за нашего общего друга, — очень мягко, с еле уловимой иронией, произнесла Барк.

Боясь, чтобы девушка не сделала неосторожного шага, я поднял бокал и твердо сказал:

— Выпьем, Зося! Вино чудесное, и его стоит выпить.

— Хорошо, — сказала она и, достав третий фужер, наполнила и его пенящейся влагой…

— За исцелителя и друга! — чокаясь, сказала Барк.

— За избавителя и друга! — тихо повторила Зося, и по ее дрогнувшим ресницам и вспыхнувшему лицу я понял, что она не случайно заменила одно слово другим.

Когда девушка вышла, Барк, наклонившись ко мне, улыбаясь спросила:

— А вы знаете, почему так странно держится эта малютка?

— Нет!

— Она ревнует вас ко мне… Потому что она влюбилась в вас. Это немножко забавляет меня… Что вы так удивлены, разве вы не знали этого?

— Не знал… хотя это приятное открытие.

— Еще бы! Девушка мила, свежа, пикантна…

— Но… вы уверены в этом?

— Конечно, и, правду говоря, мой полковник, мне не хочется так легко отдать вас ей… потому что вы нравитесь и мне…

Она поднесла бокал к губам и, глядя мне прямо в глаза, кивнула головой.

— Да, нравитесь! А теперь поступайте, как знаете. Если хотите, то я могу сейчас отправить погулять с вами Зосю. Я не ревнива, но только прошу перед вашим отлетом в Закавказье зайдите ко мне…

Она вздохнула, встала и подойдя ко мне, нежно и очень целомудренно поцеловала меня в лоб.

— Я не могу так проститься с вами… Обещаете?

— Да, дорогая госпожа Барк, — смотря ей в глаза, сказал я.

— Благодарю. Я буду вас ждать, — закрывая глаза и нежно гладя меня по голове, прошептала она. Ее пальцы, мягкие, холеные и теплые, источали аромат духов. — А теперь, — открывая глаза и отходя в сторону, сказала она, — идите и погуляйте с влюбленной малюткой. Только не вскружите ей головы и… не забывайте меня.

Спустя несколько минут я и Зося сходили с лестницы, провожаемые поклонами швейцара.

Прогулка наша продолжалась долго. Наняв экипаж, мы выехали на шоссе за Казвинские ворота и, оставив на заставе фаэтон, вышли в поле, собирали цветы и рассказывали друг другу впечатления вчерашнего дня.

— Когда госпожа Барк осталась с вами в моей комнате, я чуть не потеряла сознание от страха. Мне показалось, что она знает о вашем посещении. Я не находила себе места и поспешила обратно в комнату, боясь, что она обнаружит вас.

— И это случилось бы непременно, если бы вы не пришли так вовремя, — сказал я, — она что–то искала у вас, и ваше появление остановило ее.

— Я уже не впервые замечаю следы осмотра вещей, — сказала Зося.

Из разговора с девушкой я понял, что, когда она накрывала чай, в гостиной находились только Сайкс, лейтенант и сама хозяйка. Где же был Кожицин? Возможно, что его держали внизу, в комнатах первого этажа, до тех пор, пока Зося не ушла к Янковецкой.

Я переменил тему разговора, конечно, не сказав девушке ни о Кожицине, ни о моих открытиях на карнизе ее дома.

— Как только я увидела незакрытое окно, я поняла, что вы ушли через него, и у меня отлегло от сердца. Вы не ушиблись? — улыбаясь, спросила она.

— Нет! Я даже не представлял, что так легко совершу этот прыжок. Вы когда вернулись домой, Зося?

— В начале первого часа. Госпожа Барк позвонила к Янковецкой, а спустя десять минут за мною пришел автомобиль.

— А когда вернулись?

— Когда вернулась, госпожа Барк была одна, лежала в постели, читала книгу. Со мною была исключительно мила. Ну, а сейчас вы видели, как она продолжает вести свою игру. Я говорю о бокале вина…

— Я очень боялся, Зося… — начал было я.

— Не бойтесь, — остановила она. — Я не знаю тонкостей и методов моей госпожи, я не так хитра, как она, но и не такая простушка, какой она считает меня. Многое мне было непонятно, ко многому я относилась безразлично, а кое–что нарочно не хотела замечать. Я была в стороне от интриг и затей госпожи Барк, мне не было ни нужды, ни охоты заниматься ими, но когда я вижу, что служу только орудием в чужой подлой игре, когда дорогие для меня… — она поправилась, — дорогой для меня человек, мой брат, чуть не стал жертвой их гнусной интриги, я перестаю быть равнодушной. Я становлюсь на ту сторону, где находится мой брат… и вы! — взволнованно сказала она.

Я заглянул в ее чистые, еще горевшие огнем возбуждения глаза, и мы крепко поцеловались. Потом она высвободилась из моих объятий и быстро пошла по дороге.

— Завтра, Зосенька, Ян будет в Тегеране, и когда только захотите — вы увидите его.

— Я несказанно счастлива… и приездом брата, и вашей… — Она тихо договорила: — Привязанностью ко мне.

— Зося! Будьте осторожны. Один неосторожный шаг, малейшая оплошность — и эти изверги не задумаются уничтожить вас! — взволнованно сказал я.

— Я знаю это. Они не остановятся ни перед чем, но теперь я не боюсь их. Возле меня будут брат и вы… — Она взглянула на меня таким, смелым и доверчивым взглядом, что я успокоенно кивнул.

— Вы знаете, где мы живем? И сумеете, если нужно будет, прийти к нам?

— Если будет надо, днем ли, ночью ли, бросив все, я сумею добраться до вас. А теперь, мой дорогой друг, — она лукаво улыбнулась, — как называет вас госпожа Барк, пойдемте к экипажу. Пора домой.

Мы условились о деталях и условных знаках, которые должны были облегчить наши следующие встречи. Так, например, телефонный звонок ко мне и английские слова: «Что это, магазин Пель–Мель?» означали, что случилось нечто важное и что Зося ожидает меня в вестибюле этого магазина.

Я отвез ее домой и, довольный успехами дня, вернулся к себе.

Генерал сидел в кабинете.

— Ну, как здоровье вашей знакомой? — спросил он, повернувшись в сторону спрятанного микрофона. — Болеет или уже поднялась?

— Лучше… Вчера был врач… предписан покой и отдых, но, сами понимаете, сердце, — сказал я.

— Знаем мы эти женские болезни. Нервы или еще какие–нибудь пустяки… А вы, конечно, растаяли, видя ее этакой умирающей Травиатой.

— Не растаял, но… по правде сказать, стало жалко… — я запнулся.

— …И соблазнительно, — смеясь закончил генерал. — Ах, Александр Петрович, женщины — это та самая апельсиновая корочка, на которой вам суждено поскользнуться. Ну, да ладно, скажите лучше, когда вы сможете лететь в Тбилиси? — он молча подсунул мне бумажку.