(У меня есть тетушка, довольно дальняя, но я привыкъ ее звать тетушкой. У этой тетушки есть [41] братъ, у брата есть охота. Тетушка особа весьма степенная, пожилыхъ л
ѣ
тъ, у нее свой домъ, своя воспитанница, и кругъ ее знакомыхъ состоитъ изъ лицъ самыхъ почетныхъ въ Губерніи. Всѣ
Архиреи, которые были въ продолженіе 20 лѣ
тъ, что она живетъ въ городѣ
, бывали у нее, и она пользовалась расположеніемъ Преосвѣ
щенныхъ. Однимъ словомъ, тетушка особа. Уѣ
зжая изъ деревни брата своего, куда она приѣ
зжала на короткое время, въ ноябрѣ
мѣ
сяцѣ
, братъ ея предложилъ ей проводить ее верхомъ нѣ
сколько верстъ. (Была пороша, самый Михайловъ день 8 ноября.) Только что выѣ
хали за околицу, братецъ ея замѣ
тилъ маликъ, который пошелъ къ гумнамъ. Онъ поѣ
халъ доѣ
зжать, расчитывая догнать сестрицу. Заяцъ вскочилъ, охотники стали травить. Заяцъ покосилъ на дорогу. Около дороги были сугробы. Собаки проваливались, русакъ оттянулъ, выбрался на дорожку и былъ таковъ. — Надо замѣ
тить, что это дѣ
ло происходило возлѣ
самаго возка тетушки. Но каково положеніе братца, когда онъ увидалъ слѣ
дующую картину. Тетушка, подобравъ салопъ, была по колѣ
но въ снѣ
гу. Старый лакей не могъ догнать ее, она падала отъ усталости. Ноги ее въ бѣ
лыхъ мохнатыхъ сапогахъ отказывались двигаться. Кучеръ смотрѣ
лъ на нее въ тупомъ изумленіи, но, что хуже всего, тетушка въ эту минуту (послѣ
она раскаивалась) не чувствовала всей непристойности своего положенія, а продолжала твердить: «Что жъ, братецъ, я бы рада, но силъ нѣ
тъ. Ушелъ?» спрашивала она. —Второй случай. Въ нашемъ Губернскомъ город
ѣ
жилъ купецъ Подъемщиковъ. Онъ всегда велъ дѣ
ла съ отцомъ, и отецъ любилъ его за честность и акуратность. Объ охотѣ
же онъ отзывался всегда съ презрѣ
ніемъ. Уговорилъ его разъ отецъ [42]ѣ
хать на охоту. Послѣ
нѣ
которыхъ безуспѣ
шныхъ отговорокъ онъ влѣ
зъ въ длиннополомъ купеческомъ кафтанѣ
и [съ] сѣ
денькой бородкой на охотничью лошадь иѣ
здилъ все поле съ нами. Поле было неудачно. Ироническая и презрительная полуулыбка не сходила съ его лица. Пришлось, наконецъ, у самыхъ ногъ его лошади затравить бѣ
ляка. (Травля бѣ
ляка красивѣ
е травли русачей, хотя и не такъ [1 неразобр.] бѣ
лякъ безпрестанно увиливается). Я слѣ
дилъ за нимъ во время всей травли, желая знать, какое на него произведетъ впечатлѣ
ніе. Онъ скакалъ какъ сумашедшій. Я безпрестанно ждалъ, что или упадетъ лошадь, или онъ раздавить собакъ. Самъ же онъ едва сидѣ
лъ на седлѣ
. Упавъ на переднюю луку, онъ помиралъ со смѣ
ху. Когда затравили бѣ
ляка, онъ не слѣ
зъ, а свалился съ лошади и, упавъ на землю, продолжалъ смѣ
ятся, такъ что уже не слышно было звуковъ, а по конвульсіямъ можно было заключить, что онъ смѣ
ется. Насилу серьезные лица охотниковъ его успокоили.)Долго стоялъ я въ н
ѣ
момъ отчаяніи на томъ же мѣ
с[тѣ
], не звалъ даже собаки и только твердилъ съ самыми выразительными жестами: «Ахъ, какая досада». Я слышалъ, какъ погнали дальше гончіе, какъ заотукали на другой сторонѣ
лѣ
са, какъ отбили зайца, и какъ вызывалъ доѣ
зжачій собакъ, но я все не трогался съ мѣ
ста.Охота кончилась. На ковр
ѣ
, въ тѣ
ни, сидѣ
ли всѣ
кружкомъ. Буфетчикъ Василій стоялъ на колѣ
няхъ и изъ коробки вынималъ завернутыя въ листья груши и персики. Такъ было жарко и хотѣ
лосьѣ
сть, что, кажется, проглотилъ бы весь коробокъ съ Василіемъ, а надо было дожидаться, пока Василій выложитъ все на тарелки, разставитъ эти тарелки симетрично на коврѣ
, и когда послѣ
большихъ раздадутъ намъ по одной штучкѣ
. Какъ ни долго дожидались мы [43] этаго, однако дождались и тотчасъ побѣ
жали устроивать бѣ
седочку. Любочка нашла необыкновенной величины зеленаго червяка. Всѣ
мы припали, головами вмѣ
стѣ
, къ листочку, на которомъ сорвала его она и съ ужасомъ бросила на землю. Юза рѣ
шилась поднять его, подставивъ ему сухую травку на дорогѣ
, и, чтобы ловчѣ
е сдѣ
лать это, она сдѣ
лала движеніе плечомъ, за которое всегда сердилась Мими говоря, que c’est un geste de femme de chambre76. Платье съ открытой шеей спускается ниже плеча, и, подымая и потомъ опуская какъ то плечо, я часто видалъ, что дѣ
вочки опять приводятъ платье на настоящее мѣ
сто. Юза, стоя на колѣ
нах, и нагнувшись надъ червякомъ, сдѣ
лала это самое движеніе. Я смотрѣ
лъ ей черезъ плечо. Въ это самое время вѣ
теръ поднялъ косыночку съ ея бѣ
ленькой, какъ снѣ
гъ, шеи. Я посмотрѣ
лъ на это голое плечико, которое было отъ моихъ губъ на вершокъ и припалъ къ нему губами такъ сильно и долго, что, ежелибы Юза не отстранилась, я никогда бы не пересталъ. Юза покраснѣ
ла и ничего не сказала. Володя презрительно сказалъ: «что за нѣ
жности» и продолжалъ заниматься пресмыкающимся. У меня были слезы на глазахъ. Это было первое проявленіе сладострастія.Охота и гулянье больше нич
ѣ
мъ не были замѣ
чательны. Нѣ
что тѣ
мъ, что тутъ maman, найдя удобную веселую минуту, упросила папа отложить разставаніе до завтрашняго утра, послѣ
ранняго завтрака. —Назадъ мы по
ѣ
хали другимъ порядкомъ: не съ охотой, а съ линейкой. Мы одинъ передъ другимъ гарцовали около линѣ
йки. Я по тѣ
ни казался довольно удовлетворительнымъ, но меня приводило въ смущеніе другое обстоятельство. Я хотѣ
лъ прельстить всѣ
хъ сидѣ
вшихъ въ линѣ
йкѣ
своейѣ
здой, пролетѣ
въ мимо нихъ. Я сзади начиналъ хлыстомъ разгонять лошадь, поровнявшись съ линѣ
йкой, принималъ самое непринужденное и граціозное положеніе, поводя правой [44] рукой по поводьямъ отъ лѣ
вой руки до конца, какъ вдругъ, поровнявшись съ упряжными лошадьми, моя лошадь, несмотря на все мое старанье, останавливалась. И это нѣ
сколько разъ. Ужасно досадно. —Прі
ѣ
хали домой, пили чай, играли. Явился Гриша. Наконецъ, усѣ
лись всѣ
съ maman, чтобы провести послѣ
дній вечеръ съ ней — это была мысль старшаго, Володи. — Папа не было, его голосъ слышенъ былъ изъ кабинета — онъ занимался съ Никитой. Гриша продолжалъ говорить притчами. Очень легко было перевести его слова такъ, что онъ предсказывалъ maman смерть и то, что она съ нами больше не увидится. Онъ плакалъ въ нашемъ домѣ
. Это одно, по мнѣ
нію принимавшихъ его за пророка, значило, что нашему дому предстоитъ несчастіе. Онъ всталъ и сталъ прощаться. Мы переглянулись и вышли потихоньку, но только-что нашихъ шаговъ не могло быть слышно, мы опрометью бросились на верхъ и засѣ
ѣ
мъ намъ было страшно въ темнотѣ
, и мы всѣ
жались другъ къ другу. Гриша съ своей палкой и свѣ
чкой въ рукѣ
взошелъ въ комнату. Мы не переводили дыханія. Гриша безпрестанно твердилъ «Господи, помилуй» и «Господи, Исусе Христе» и «Мати, Пресвятая Богородица» съ разными интонаціями и выговаривая эти слова такъ, какъ говорятъ тѣ
, которые ихъ часто произносятъ. — Онъ съ молитвой поставилъ свой посохъ въ уголъ, осмотрѣ
лъ постель и сталъ раздѣ
ватся. Снялъ изорванный нанковый подрясникъ, сложилъ его, снялъ сапоги, подвертки, все это тщательно и медленно. Выраженіе лица его было совсѣ
мъ другое, чѣ
мъ обыкновенно. Вмѣ
сто всегдашняго выраженія торопливости, безпокойства и тупоумія, въ эту минуту онъ былъ спокоенъ, важенъ и умно задумчивъ. Оставшись въ одномъ бѣ
льѣ
, которое совсѣ
мъ не было бѣ
ло, онъ сѣ
лъ на кровать видно съ усиліемъ, потому что онъ въ это время77 [45] сморщился, оторвалъ подъ рубашкой отъ тѣ
ла вериги. Они брякнули. — Посидѣ
въ немного, онъ всталъ съ молитвой, поднялъ свѣ
чку въ уровень съ кивотомъ, въ которомъ стояли нѣ
сколько иконъ, перекрестился на нихъ и повернулъ свѣ
чку огнемъ внизъ. Она съ трескомъ потухла. Прямо въ оба окошка, обращенныя на лѣ
съ, ударяла полная луна. Длинная бѣ
лая фигура юродиваго съ одной стороны была освѣ
щена лучами мѣ
сяца, съ другой длинною тѣ
нью падала по полу, стѣ
нѣ
и доставала до потолка. Онъ стоялъ сложивъ руки на груди, опустивъ голову и безпрестанно прерывисто вздыхая. Наконецъ, онъ съ трудомъ опустился на колѣ
ни и началъ молиться, сначала тихо ударяя только на нѣ
которыя слова, потомъ, видно было, что онъ все болѣ
е и болѣ
е воодушевлялся, онъ пересталъ уже твердить молитвы извѣ
стныя, которыхъ онъ много прочелъ, онъ говорилъ свои слова простыя, даже нескладныя, хотя онъ старался выражаться по славянски, чтобы было похожо на молитву. Онъ молился о себѣ
, чтобы Богъ простилъ его, молился о матери, о насъ, твердилъ: «Боже, прости врагамъ моимъ», безпрестанно крехтя, припадалъ къ землѣ
лбомъ, билъ о полу и опять подымался, несмотря на вериги, которыя издавали звуки желѣ
за. Долго, долго находился онъ въ этомъ положеніи религіознаго экстаза, импровизируя молитвы, и слова его были грубы, но трогательны. То твердилъ онъ: «Господи, помилуй меня» нѣ
сколько разъ сряду и всякой разъ съ бо́льшимъ и бо́льшимъ воодушевленіемъ. Онъ говорилъ: «Прости меня», «Научи мя, что творить» съ такимъ выраженіемъ, какъ будто онъ говорилъ съ кѣ
мъ нибудь. Его вѣ
ра была такъ сильна, что онъ чувствовалъ, что Богъ слышитъ его молитву. Любовь его была такъ сильна и тепла, что онъ безсознательно настроивалъ голосъ на самое жалостливое выраженіе, какъ будто Богъ слушалъ его слова. Раскаяніе, преданность Волѣ
Божіей и сознаніе своего ничтожества такъ78 [46] сильны, что онъ замолкалъ, не зналъ, что говорить и лежалъ, приложивъ лобъ къ землѣ
, только изрѣ
дко вздыхая. — Описывая впечатлѣ
нія, которыя произвела на меня въ дѣ
тствѣ
молитва Гриши, когда все хорошее сильно отзывается въ еще неиспорченной душѣ
нашей, мнѣ
пришли на мысль нѣ
которые несправедливые понятія, которые я и самъ раздѣ
лялъ когда-то, о безполезности наружныхъ знаковъ благоговѣ
нія при молитвѣ
. Большая часть людей нынѣ
шняго вѣ
ка, исключая тѣ
хъ, которые вамъ скажутъ откровенно, (а это я цѣ
ню), что они ни во что не вѣ
рятъ, состоитъ изъ людей, которые вамъ отвѣ
тютъ, ежели вы ихъ спросите, молются ли они, что они не полагаютъ молитву въ томъ, чтобы въ извѣ
стные часы становиться въ позицію передъ дурно намалеванной доской и читать заученныя слова, но что они молються всегда и вездѣ
, гдѣ
придутъ къ нимъ мысли благоговѣ
нія. — Не вѣ
рьте имъ, это люди, которые не имѣ
ютъ ничего святаго, и эти мысли благоговѣ
нія никогда имъ не приходятъ. Говорятъ они, что ихъ возбуждаетъ къ молитвѣ
величіе природы. Ежели бы это было такъ, то они всегда бы должны молиться, потому что есть ли такая природа, которая бы не была велика? Чтеніе извѣ
стныхъ, условленныхъ молитвъ и всѣ
признаки благоговѣ
нія, которые приняты у насъ при молитвѣ
, невольно возбуждаютъ мысли религіозныя, во-первыхъ, потому что, читая молитвы, заученныя вами въ дѣ
тствѣ
, переносятъ васъ къ этому времю, времю единственному, въ которомъ вы чувствовали чистоту души и не сомнѣ
вались въ томъ, что Богъ слышитъ вашу молитву. — Простота есть величіе. Молитва есть просьба. — Мнѣ
скажутъ — раскаяніе, преданность Волѣ
Божьей есть тоже молитва. Раскаяніе есть просьба простить грѣ
хи наши, преданность волѣ
Божьей есть просьба принять насъ въ свою волю. Всякая молитва есть просьба. —