Ну сейчасъ позовутъ об

ѣ

дать. Вотъ дворецкій Фока съ салфеткой на рук

ѣ

идетъ въ садъ искать Maman и докладывать, что кушанье готово. Какой онъ см

ѣ

шной [?] всегда въ черномъ сертук

ѣ

, въ б

ѣ

ломъ жилет

ѣ

и пл

ѣ

шивый. Какъ это онъ не видитъ maman, она на середней дорожк

ѣ

идетъ, а онъ б

ѣ

житъ къ оранжере

ѣ

. Ну, наконецъ, [27] нашелъ, чуть чуть не упалъ. А вотъ и насъ идутъ звать. Слава Богу. — Я никакъ не могъ угадать однако, чьи были шаги, которые приближались по л

ѣ

стниц

ѣ

. Уже не говоря о братьяхъ, я по походк

ѣ

могу узнавать всю прислугу. Мы вс

ѣ

съ любопытствомъ смотр

ѣ

ли на дверь, въ которой наконецъ показалась совершенно незнакомая намъ фигура. Это былъ челов

ѣ

къ огромнаго роста съ длинными, но р

ѣ

дкими, полус

ѣ

дыми волосами, съ широкимъ, изрытымъ оспою лицомъ, съ р

ѣ

дкой с

ѣ

дой бородой, кривой на одинъ глазъ и од

ѣ

тый въ платье, между подрясникомъ и кафтаномъ, съ палкой больше своего роста въ рук

ѣ

. — И-ихъ, птички вы мои, птички!! Самка скучаетъ, груститъ, а птички выросли, въ поле летятъ. Не видать ей птенцовъ своихъ, велики, умны стали; а коршунъ ихъ заклюетъ, б

ѣ

дняжекъ. На могил

ѣ

камень, на сердце свинецъ. Жалко! Охъ больно, — и онъ сталъ плакать, утирая д

ѣ

йствительно падавшія слезы рукавомъ подрясника. — Голосъ его былъ грубъ и хриплъ, р

ѣ

чь безсмысленна и несвязна, но интонаціи были такъ трогательны, и безобразное лицо его принимало такое откровенно печальное выраженіе, что нельзя было смотр

ѣ

ть на него и слушать безъ участія. Это былъ юродивой Гриша, который хаживалъ еще къ бабушк

ѣ

(маменькиной матери) въ Петербург

ѣ

и очень любилъ ее, когда она была еще малюткой и, отыскавъ ее зд

ѣ

сь, пришелъ полюбоваться птенцами ея, такъ онъ поэтически называлъ насъ, д

ѣ

тей. «А ты дуракъ, вдругъ сказалъ онъ, обращаясь къ Карлу Иванычу, который въ это время од

ѣ

вался [28] и над

ѣ

валъ помача, «хоть ты на себя ленты над

ѣ

вай, а все ты дуракъ — ты ихъ не любишь». Карлъ Иванычъ былъ въ скверномъ положеніи: сердиться на сумасшедшаго ему было сов

ѣ

стно, сносить его глупыя слова ему тоже не хот

ѣ

лось.

— Das fehlte noch,⁷³ подите внизъ, я васъ не желаю вид

ѣ

ть, не ваше д

ѣ

ло, любитъ ли, не любитъ. Онъ говаривалъ всегда вы и по Русски, когда сердился, и говорилъ очень дурно. Но я, приводя его р

ѣ

чь, не коверкаю словъ, какъ онъ коверкалъ, потому что такого рода коверканье ничего мн

ѣ

не напоминаетъ, кром

ѣ

плоскихъ разсказовъ про Н

ѣ

мцевъ, которые безпрестанно вс

ѣ

разсказыва[ютъ], и вс

ѣ

слушаютъ съ стыдомъ за т

ѣ

хъ, кто разсказываетъ. — Наконецъ, давно желанный и пунктуальный Фока пришелъ и къ намъ и объявилъ, что кушанье готово, и мы пошли. Гриша, стуча костылемъ и продолжая говорить разную нел

ѣ

пицу, пошелъ за нами. Въ столовой для него былъ накрытъ особой столъ, по его неопрятности, и потому что онъ

ѣ

лъ постное — все это по иждивенію maman. Вс

ѣ

уже собрались въ гостиной. Maman съ папа ходили рука объ руку по гостиной. Мими важно сид

ѣ

ла на одномъ изъ креселъ симетрично подъ прямымъ угломъ, примыкавшимъ къ дивану, подл

ѣ

нея съ одной стороны сидела Любочька, которая, как только мы взошли, бросилась ц

ѣ

ловаться съ нами, съ другой Юзинька, которой тоже очень хот

ѣ

лось вскочить и подб

ѣ

жать къ намъ, но это было несогласно съ этикетомъ Мими. Мы должны были подойдти сначала къ Мими и сказать «bonjour, Mіmі» и потомъ...... н

ѣ

тъ, р

ѣ

шительно не помню, какъ я здоровался съ Юзой, ц

ѣ

ловалъ или н

ѣ

тъ. Не помню. Помню только то, что я при Мими никогда отъ души не говорилъ съ этой чудесной, б

ѣ

локуренькой, [29] б

ѣ

ленькой, чистенькой д

ѣ

вочкой Юзой. Несносная Мими безпрестанно приставала, оглядываясь на папа. «Parlez donc Français».⁷⁴ А тутъ-то какъ на зло такъ и хот

ѣ

лось болтать по Русски. Какъ ни говори, а родной языкъ всегда останется роднымъ. Когда хочешь говорить по душ

ѣ

, ни одного французскаго слова въ голову нейдетъ, а ежели хочешь блеснуть, тогда другое д

ѣ

ло. Я тогда только выучился говорить хорошо, т. е. говорить какъ на природномъ язык

ѣ

, а то в

ѣ

дь прежде только переводилъ Русскія мысли по Французски, когда понялъ, что это считается достоинствомъ хорошо говорить, а не смотр

ѣ

лъ на это, какъ на придирку злой Мими, какъ на фразу, которая попортила много д

ѣ

тской моей крови: «Mangez donc du pain»⁷⁵ (за об

ѣ

домъ), «опять хл

ѣ

ба не

ѣ

шь» и т. п. Отчего д

ѣ

вочки раньше лучше говорятъ? Оттого, что у нихъ раньше является тщеславіе. Пошли въ столовую, большіе впереди, такъ что мы, д

ѣ

ти, оставшись сзади, усп

ѣ

ли перекинуть между собою, мальчики и д

ѣ

вочки, н

ѣ

сколько пріятныхъ словъ, пріятныхъ т

ѣ

мъ, что нельзя было ихъ сказать при вс

ѣ

хъ: «Посл

ѣ

об

ѣ

да на охоту папа

ѣ

детъ». — «Васъ берутъ?» — «Да, — верхомъ, а васъ?» — «Не знаю. Попроси мамашу». — «Нельзя», «Постараемся».

За об

ѣ

домъ между папа и maman завязался очень интересной разговоръ насчетъ юродиваго Гриши, который изъ-за своего столика продолжалъ твердить: «Птички отъ матки летятъ, матка плачетъ, не видать ей больше птенцовъ. Лети голубь въ небо! На могил

ѣ

камень, на сердце свинецъ» и т. д., прерывая свои слова всхлипываніями и рыданіями, которые, очень понятно, усиливали разстройство нервовъ maman, которая уважала въ душ

ѣ

Гришу, да и вообще им

ѣ

ла слабость къ странникамъ, юродивымъ [30] и, хотя не признавалась, в

ѣ

рила въ способность предсказывать н

ѣ

которыхъ. «Ахъ, да, я хот

ѣ

ла пожаловаться теб

ѣ

, Alexandre», сказала она, подавая ему тарелку съ супомъ (она сама разливала), «на твоего охотника... Ахъ, Боже мой, какъ его зовутъ?... помнишь, про котораго я всегда говорила, что онъ страшный».

— «Прохора?»

— Да.

— «Что онъ сд

ѣ

лалъ? Ты такъ р

ѣ

дко бываешь недовольна людьми, что я знаю вс

ѣ

случаи, въ которые можетъ случится, что ты жалуешься. Первое — или онъ подошелъ разговаривать къ д

ѣ

тямъ. Ты этаго не любишь, а они безъ памяти рады и горды съ охотникомъ говорить. Не правда ли, д

ѣ

ти?» Мы улыбались. «Или жена его приходила жаловаться, или онъ при теб

ѣ

ударилъ больно собаку. — Вотъ три главные случая. Не правда ли?» Maman съ улыбкой, которая употребляется тогда, когда см

ѣ

ются надъ вашими добрыми качествами, отв

ѣ

чала, что н

ѣ

тъ, и разсказала отцу съ большимъ прискорбіемъ какъ б

ѣ

днаго Гришу чуть не съ

ѣ

ли собаки, когда онъ проходилъ по дворн

ѣ

, и р

ѣ

шительно, ежели бы не его большая палка, его такъ таки и загрызли собаки. А все виноватъ этотъ злой Прохоръ, который нарочно притравливалъ ихъ. Гриша подтверждалъ эту р

ѣ

чь указаніями на изорванные полы подрясника и твердилъ отцу, «ты его больно не бей, онъ дуракъ, а то и совс

ѣ

мъ не бей, гр

ѣ

хъ. Богъ проститъ. Дни не такіе». — Разговоръ начался сл

ѣ

дующій и по Французски.

Папа. Я откровенно теб

ѣ

говорю всегда и буду говорить, что я вообще этихъ Господъ не люблю. Ты можешь любить ихъ и в

ѣ

рить имъ, а по моему вс

ѣ

или большая часть лентяи, лиц

ѣ

меры, корыстолюбивы и, главное, никого не любятъ и никакой благодарности ни къ кому и ни за что. Что меня больше всего сердитъ, это ихъ см

ѣ

лость и самонад

ѣ

янность, которыя [31] они скрываютъ подъ личиной простоты и грубости. Вс

ѣ

они плуты.

Maman. Да почему это такъ думаешь? есть исключенія...

Папа. «Почему? Наприм

ѣ

ръ, сейчасъ, какъ онъ говорилъ ловко, просилъ меня, чтобы я не наказывалъ и не билъ бы больно, какъ онъ говоритъ, Прохора, какъ будто уже я нам

ѣ

ренъ былъ его наказывать. Я въ этомъ вижу только дерзкую хитрость — выставить себя добренькимъ. Другіе могутъ вид

ѣ

ть въ этомъ Христіанское милосердіе. Отчего въ этихъ людяхъ никогда не найдешь откровенности? Ни одинъ не разскажетъ теб

ѣ

всей своей жизни, а они очень ловко ум

ѣ

ютъ какъ будто скрывать того, чего н

ѣ

тъ. — Наприм

ѣ

ръ М. П. (странница, которая жила у насъ) своими недоконченными фразами, намеками ум

ѣ

ла вс

ѣ

хъ ув

ѣ

рить, что она несчастный отростокъ очень знатнаго рода, тогда какъ она просто крестьянка и бывшая любовница какого-то Твер[ского] пом

ѣ

щика. Они даже какъ будто не хотятъ показывать свой умъ и образованіе, которыхъ и н

ѣ

тъ, ум

ѣ

ютъ ув

ѣ

рить, что они и умны и образованны. Хотя я и не стану ихъ травить собаками и побраню Прохора, но ей Богу они того стоютъ. (Папа ужасно разгорячился.) Maman съ улыбкой попросила его передать горчицу. (Онъ взялъ ее въ руку и, не подавая ее maman, которая протянула уже руку, съ этимъ орудіемъ въ рук

ѣ

продолжалъ.)