Я слышу, как бьется мое сердце, нервирую. Что же он придумает для меня?

- Стиф нервничает, - парень говорит это обыденным голосом, будто это и без того ясно, - докажи, что ты Бесстрашный, сделай тату.

Я вижу их тату, от запястий до плеч и шеи. Пирсинг в ушах, носу и бровях. Моя кожа чиста и цела и это не то, как я должен выглядеть здесь, у меня должны быть шрамы и тату, как у них, у меня должны быть вещи в жизни, что я пережил и что оставили на мне следы.

Я приподнимаю одно плечо:

- Хорошо.

Он кидает мне фляжку, и я пью из нее, горькая, как яд, жидкость опекает горло и губы. И мы направляемся к штабквартире.

Когда Тори открывает дверь, я вижу, что на ней мужские трусы и футболка, ее волосы зачесаны на лево и прикрывают часть ее лица. Она с удивлением смотрит на меня. Мы точно разбудили ее, но она не выглядит злой, скорее просто не в духе.

- Пожалуйста, - просит Амар, - это для игры «Осмелишься ли ты».

- Четыре, ты уверен, что хочешь, чтоб усталая женщина делала тебе тату? Оно навсегда, - предупреждает она меня.

- Я тебе доверяю, - отвечаю.

Я не собираюсь сдаваться в этой игре, только не после того как все уже выполнили по заданию.

- Ладно, - зевает Тори, - то, что я делаю - уже традиция, я сейчас вернусь, лишь надену штаны.

И она закрывает дверь. По пути сюда я съел себе весь мозг, думая о том, что стоит набить. Я не мог решить - мои мысли в хаосе. И до сих пор так.

Через несколько мгновений, Тори выходит уже в штанах, но босиком.

- Если мне влетит за то, что включу свет в такое время, я скажу что это все из-за вандалов и назову имена.

- Понял.

- Черный ход сюда, пошли, - говорит она, маня нас пальцем. Я иду за ней по хорошо прибранной темной комнате, на кофейном столике разложены листы бумаги, на каждом - по рисунку. Некоторые из них грубые и простые, как большинство тату, что я видел, другие - более замысловаты, детализированы. Скорее всего, Тори - кто-то вроде местного художника.

Я останавливаюсь возле стола. На одном из листков изображены символы всех фракций, без кругов, в которые обычно они заключены. Дерево - символ Дружелюбия снизу, и выглядит как корневая система для символов Эрудитов и Правдолюбов. Над ними символ Отречения – руки, кажется, держат символ Бесстрашных - огонь. Кажется, что все символы срослись воедино.

Остальные быстро прошли мимо меня, и я перехожу на бег, чтоб выровняться с ними, прохожу через идеально чистую кухню Тори, правда некоторые из приборов уже устарели, кран заржавел, а дверь холодильника держится закрытой, благодаря большому зажиму. Задняя дверь открыта и ведет к короткому темному коридору, что выводит к тату мастерской.

Я проходил мимо и раньше, но никогда не заходил внутрь, у меня никогда не было повода лечь под иглу. Кажется, теперь появился, эти иглы как раз то, что мне нужно, чтоб отделить настоящее от прошлого, и не только в глазах Бесстрашных, но и в моих собственных, когда я буду смотреть на себя в зеркало.

Стены в комнате увешаны рисунками. Стена у двери полностью покрыта символами Бесстрашных, некоторые из них - черные и простые, другие же, напротив, цветные и почти неузнаваемы. Тори зажигает свет над одним из кресел и раскладывает иглы на подносе возле него. Остальные Бесстрашные рассаживаться на лавки и кресла вокруг нас, словно готовятся к ,своего рода, представлению. Мое лицо краснеет.

- Главные правила тату, - замечает Тори, - чем ближе кость к коже, тем больнее его делать. Так как это твое первое тату, лучше его сделать, ну не знаю, на руке или...

- На заднице, - предлагает Зик усмехаясь, Тори пожимает плечами.

- Не в первый раз, да и не в последний.

Я смотрю на парня, что дал мне это задание, он смотрит на меня и приподнимает бровь, я знаю, чего он ожидает, чего они все ожидают - что я выберу что-то маленькое и сделаю ее на руке или ноге, что-то, что можно легко спрятать. Я перевожу взгляд на стену со всеми символами, один рисунок привлекает мое внимание - красивое сплетение языков пламени.

- Вот этот, - указываю я на него.

- Хорошо, - соглашается Тори, - где?

У меня есть слабый шрам на колене после падения на тротуаре в детстве. Мне всегда казалось что на моем теле не осталось ни одной яркой отметины от боли, иногда мне даже кажется, что ничего такого я и не пережил и все мои воспоминания меркнут. Я хочу, чтоб что-то мне напоминало о том, что хоть раны и заживают, они никогда не исчезают навсегда, они всегда со мной, это то, как устроен мир, да и шрамы тоже.

Вот чем для меня станет это тату - шрамом. И это подходящий способ обозначить мое худшее воспоминание.

Я указываю на ребра, вспоминая синяки, что там были и страх за свою жизнь. У отца было несколько плохих ночей после смерти матери.

- Уверен? - интересуется Тори, - это одно из самых болезненных мест.

- То, что нужно, - отвечаю и усаживаюсь поудобнее в кресле.

Толпа Бесстрашных взрывается возгласами одобрения, и начинаю передавать другу фляжку, эта больше, чем предыдущая, и уже из бронзы, а не серебра.

- О, так у нас мазохист сегодня, мило, - Тори садится на стул и одевает перчатки. Я сажусь прямо и снимаю рубашку, она окунает ватный тампон в алкоголь и протирает мои ребра. Алкоголь жжет, так как там все еще свежие раны, и я кривлюсь.

- Как это произошло? - спрашивает она.

Оглядываюсь и вижу, что Амар уставился на меня.

- Он инициированный, - отвечает Амар, - Они все покрыты ранами на этом этапе. Видела бы ты их всех вместе, печальное зрелище.

- У меня огромный синяк на колене, - встряет Зик, - он ярко синий.

Зик задирает штанину, показывая его всем, что дает повод остальным похвастаться своими синяками и шрамами:

- Получил этот, когда меня снимали после покатушек со здания Хэнкок.

- А в меня попал нож, когда мы тренировались в метании, я думаю, мы квиты.

Тори смотрит на меня несколько мгновений - и я понимаю, что она не поверила в объяснения Амара по поводу моих ссадин, но она не переспрашивает. Вместо этого, она включает прибор и комнату заполняет жужжание, Амар дает мне флягу.

Алкоголь все еще печет мне горло, а когда игла дотрагивается до ребер, я морщусь, каким-то образом мне плевать на боль.

Я наслаждаюсь ею.

После пробуждения следующим утром чувствую, что все тело болит. Особенно голова.

О Боже, голова.

Эрик уселся на соседнем матрасе и пытается завязать шнурки. Кожа вокруг пирсинга на его губе красная, видно он его недавно сделал. Я не обратил внимания.

Он оглядывается на меня.

- Хреново выглядишь.

Я поднимаюсь и резкое движение заставляет мою голову болеть еще сильнее.

- Надеюсь, что когда проиграешь, это не станет твоей отмазкой, - усмехается он, - потому, что я все равно тебя уложу.

Он встает, потягивается и уходит. Я обхватываю голову руками на несколько мгновений, а затем иду в душ. Мне приходится сначала намочить лишь половину тела из-за тату.

Бесстрашные были со мной много часов, ожидая готового тату и когда мы, наконец-то, ушли, все фляжки были пусты. Тори показала мне два больших пальца, когда я уходил, а Зик положил руку мне на плечо и сказал:

- Теперь ты Бесстрашный.

Вчера мне понравилось развлекаться, сейчас я бы хотел, чтоб у меня была на плечах трезвая голова, а не что сейчас, чувство такое, вроде много маленьких человечков с молотками устроили в ней погром. Я позволяю себе еще немного постоять под прохладной водой, а затем смотрю на часы в ванной.

Через десять минут бой. Я опаздываю. И Эрик прав - я проиграю.

Я прижимаю ладонь ко лбу, пока бегу в тренировочный зал, то и дело выпадая из кроссовок. Когда я влетаю в зал, инициированные с других фракций, так же как и рожденные Бесстрашными, стоят по краю комнаты. Амар в центре арены проверяет свои часы и одаривает меня колким взглядом.

- Как мило с твоей стороны таки присоединится к нам, - говорит он. Я вижу его приподнятые брови и понимаю, что товарищество вчерашнего вечера и ночи не распространяется на тренировочный зал. Он указывает на мои кроссовки.