– Сколько человек в роте?

– По-разному… От ста до трёхсот.

– Понятно, – кивнул Мюнцер, делая быстрые заметки, – дальше.

– В роте есть мастер-оружейник, мастер табора, мастер обоза, мастера караула, обычно их четыре, также четыре фельдфебеля и ещё всякая мелкая ротная сошка. Рота делится на десятки, у каждого десятка свой командир. Да, вот ещё что: ландскнехты обычно тащат за собой огромный обоз – с кухнями и гулящими девками, это сильно снижает их подвижность, потому что обоз очень неповоротлив.

– Сатанинская мерзость! – поморщился Мюнцер. – Она их и погубит!

– Возможно, – пожал плечами Вольфгер, – но вообще-то, когда им хорошо платят, ландскнехты могут довольно лихо драться…

– Оставим это… А что вы можете сказать о пушках?

– Тяжёлые осадные мортиры берут с собой в поход только тогда, когда предстоит брать какую-нибудь крепость, вряд ли Трухзес будет связываться с ними в весеннюю распутицу – они завязнут в первом же болоте, а вот фальконеты[116] и шланги[117] у войск Швабского союза есть наверняка. Умелые пушкари с их помощью могут буквально выкашивать врага, хотя в сражении они обычно успевают дать только один залп, ведь стволы пушек должны остыть…

Мюнцер молчал, нервно барабаня пальцами по столу. Наконец он поднял голову и взглянул в лицо Вольфгеру, уголок рта у него дёрнулся, и проповедник прижал его пальцем.

– Какую же тактику сражения вы посоветуете нам избрать?

– Тактику? Какая тут может быть тактика? У крестьянской армии нет ни единого шанса, в первой же стычке она будет разбита как льдина, налетевшая на каменную опору моста. Допустим, вы построите вагенбург,[118] окружите его рвом и укроете людей за телегами. А Трухзес расстреляет ваши укрепления из пушек, а потом в проломы между телегами ворвётся конница и начнётся резня, потому что вагенбург превратится в смертельную западню. Единственное разумное решение – избегать сражения. Уводите своих людей в лес, пока не поздно.

– Поздно! – выкрикнул Мюнцер, – уже поздно! Лазутчики донесли, что войско Трухзеса замкнуло кольцо вокруг Франкенхаузена, теперь один Господь рассудит нас! На его милость уповаю, ибо сказано… Он потянул со стола Библию и нараспев прочитал:

С именем Божьим под знаменем Семицветья с молитвой и открытым сердцем мы пойдём навстречу врагу и победим!

Мюнцер пафосным жестом указал куда-то за спину Вольфгера. Барон обернулся и увидел, что на стене растянуто белое полотнище, на котором изображена радуга, а под ней вышит девиз: «Знак нашего вечного союза с Богом».

– Я ответил на ваши вопросы, как же быть с моим? – напомнил Вольфгер.

– Время вопросов миновало! – изрёк Мюнцер, – пришло время меча, который даст ответы на все вопросы, если такова будет Его воля!

– Что ж, как вам будет угодно, – сухо сказал Вольфгер и встал, – в таком случае, не смею более тратить ваше время.

Мюнцер внезапно передумал.

– Подождите, барон, э-э-э, как вас там… – небрежно сказал он, – куда же вы? До начала совета у меня есть несколько минут, что вы хотели узнать?

– Я хотел бы узнать следующее, – чётко сказал Вольфгер, не садясь и глядя прямо в лицо Мюнцеру. – Явлены неоспоримые признаки приближения конца света, как то: нарушение смены времён года, моровое поветрие, неурожай и голод, рождение уродов среди людей и животных, повсеместное возмущение и бунты черни. Этими признаками можно было бы пренебречь, поскольку засухи, и болезни случались и раньше, но вот иконы в храмах, плачущие кровью… такого не помнит никто. И я хотел бы спросить вас, проповедника, слову которого внимают сотни и сотни людей: действительно ли грядут последние времена? И, если это так, можно ли предотвратить или отсрочить их наступление? Как к ним готовиться? И возможно ли, что Он отнял от нас руку свою из-за отпадания от римской католической церкви целых курфюршеств благодаря проповедям Томаса Мюнцера?

Проповедник отшвырнул табурет и вскочил, лицо его покрылось красными пятнами, губы дёргались:

– Да! – закричал он, – грядёт, грядёт последнее сражение воинства добра и бесовских ратей, и сгорит зло в очистительном пламени, и погибнут грешные, а праведные вступят в Царствие Небесное, которое наступит на земле! Верую! Верую в это! И да поможет мне Господь!

Дверь открылась, и в комнату заглянул часовой:

– Брат Томас, вы давеча велели людей собрать, так они того, во дворе ждут…

Мюнцер поднял с пола табурет, рухнул на него и потухшим голосом сказал:

– Зови…

О Вольфгере он, казалось, забыл.

В комнату вошло человек десять. Это были крестьяне, пёстро и небогато одетые, но увешанные с ног до головы разнообразным и дорогим оружием, которым они, наверное, и не умели толком пользоваться. Выделялись среди них монах и господин средних лет в кожаном кафтане с характерными потёртостями от доспехов. На лице монаха блуждала профессионально умильная улыбка, рыцарь был мрачен. Не обращая внимания на Вольфгера, вошедшие расселись вокруг стола.

Мюнцер долго молчал, переводя тяжёлый взгляд с одного из своих соратников на другого. Крестьяне стали нервничать – вздыхать, кряхтеть, чесать в затылках, стараясь не смотреть в лицо проповеднику. Наконец, когда молчание стало уже почти невыносимым, Мюнцер поднялся со своего места и возгласил:

– Возлюбленные братья! Грядёт час великой битвы, и сегодня я собрал вас здесь, чтобы…

Эффект от тщательно продуманной и отрепетированной речи пропал даром. В комнату неожиданно ввалился давешний часовой и прервал Мюнцера на полуслове:

– Брат Томас, тут эти, ну, как их… парле… парли… припёрлись. Из господ.

– Парламентёры, что ли? – недовольно спросил проповедник.

– Во, точно! Они самые! Что с ими прикажешь делать? Может их того, на вилы? Так мы мигом…

– Не надо. Люди Трухзеса и так уже помечены проклятьем Божьим. Веди их сюда, дабы узрели они нашу веру и устрашились!

Через несколько минут в комнату вошёл герольд, мальчишка лет пятнадцати, бледный от страха, но ужасно гордый порученным делом. В руке у него было знамя – на жёлтом фоне три чёрных льва и красная полоса поверху.

Герольд стукнул об пол древком и срывающимся голосом объявил:

– Парламентёры от его милости стольника Георга Трухзеса фон Вальдбурга, благородный рыцарь Конрад фон Штюлинген и его преподобие каноник Иоганн Майер Экк!

«Вот тебе на! – с досадой подумал Вольфгер и отодвинулся в самый тёмный угол, – надо же, как некстати объявился дорогой родственничек! Не дай бог, Мюнцер сообразит, что у нас с попом одна и та же фамилия, и начнёт задавать неудобные вопросы…»

Но Мюнцер то ли не обратил внимания на совпадение имён, то ли не расслышал герольда, а может, просто забыл про Вольфгера. Он напряжённо смотрел на парламентёров, переводя взгляд с одного на другого.

– Что вам угодно, господа? – наконец спросил он.

– Говорить будет его преподобие каноник! – выкрикнул герольд.

Экк неторопливо выступил вперёд, перебирая в сложенных на животе руках чётки.

– Братья! – начал он бархатистым, хорошо поставленным голосом, – прежде, чем я начну говорить, давайте вместе возблагодарим Создателя! – и он затянул молитву на латыни, однако Мюнцер сразу же прервал его.

– Послушай, поп, сейчас нет времени для твоих молитв, которые, конечно, не доходят до Господа! – выкрикнул он и все вздрогнули, таким резким и крикливым по контрасту с мягким голосом каноника показался вопль Мюнцера. – Говори кратко, что вам надо, и уходите прочь!