Расположенные на Шелковом пути города Хорасана и Мавераннахра первыми перенимали достижения китайского ремесла: в Фергане добывали каменный уголь и освоили китайскую металлургическую технологию, Мерв славился своим шелком, а Самарканд – бумагой; самаркандская бумага в X в. вытеснила папирус и пергамент на всем исламском Востоке[1413]. В конце IX в. в Мерве и Герате было налажено производство булата, тигельной стали, из которой выделывались отличные клинки. Острые хорасанские сабли стали новым оружием, долгое время сдерживавшим напор кочевых тюрок[1414].

По оценкам исследователей, города Хорасана и Мавераннахра выросли в IX – X вв. в 3-5 раз. В Мерве и Самарканде насчитывалось примерно 100 тыс. жителей, а в Нишапуре, возможно, значительно больше[1415]. Ал-Мукаддаси писал, что в Нишапуре 44 квартала и среди них есть равные половине Шираза, что этот город обширнее Фустата и населеннее Багдада. Но в отличие от ал-Истахри, писавшего на полвека раньше, ал-Мукаддаси говорил об отсутствии благоустройства, о бедности, о дороговизне и о тяжелых заработках. Так же как в Багдаде, отдельные кварталы враждовали друг с другом, и город сотрясали постоянные смуты[1416]. О дороговизне, тяжелых и скудных заработках ал-Мукаддаси упоминал и при описании Мерва[1417]. Города были переполнены бродягами и нищими из числа разорившихся крестьян, которые перебивались случайной работой. Существовали корпорации нищих («сасийан»), которые боролись между собой за право собирать подаяние[1418].

Положение в деревне также ухудшалось. Как отмечалось выше, ал-Мукаддаси писал, что жители селений Хорасана бедствуют. Исследователи отмечают, что крестьянам не хватало земли, что общинники разорялись и превращались в арендаторов-берзигаров. Не будучи в состоянии платить налоги, крестьяне переходили под покровительство знатных особ, передавая им свои земли; эта практика, аналогичная византийскому патронату, называлась «илджаа». Знатные лица таким образом становились владельцами десятков и сотен деревень, с которых они платили налоги по льготным ставкам[1419]. Развитие поместий негативно отражалось на состоянии ирригационной системы: крупные землевладельцы захватывали арыки, лишая крестьян воды, – это привело к упадку некогда богатого Мерва и окружающего его оазиса[1420].

С другой стороны, усиление элиты приводило к тому, что наместники становились все более самостоятельными. Назначение на пост наместника с самого начала предполагало пожалование доли хараджа с подведомственных городов и деревень. Наместники, естественно, стремились закрепить должности за своим родом. Когда эмир Нух попытался отстранить от должности наместника Хорасана Абу Али Чагани, тот поднял мятеж и после долгой борьбы добился сохранения должности за собой[1421]. Некоторые (более мелкие) наместничества становятся наследственными и превращаются в икты – эта тенденция была, вероятно, связана с распространением икты в соседнем государстве Буидов, однако при Саманидах икты были крупными и их предоставляли только знати, но не рядовым воинам. Войско по-прежнему содержалось на жалование[1422]. Однако вслед за наместниками командиры тюркской гвардии также стремились участвовать в борьбе за перераспределение ресурсов. Финансовый кризис привел к тому, что не получавшая жалования гвардия стала бунтовать и уже во время войны с Абу Али Чагани войска переходили на сторону мятежника. В конце 950-х гг. фактическая власть находилась в руках командующего гвардией тюрка Алптегина, но затем он вступил в конфликт с эмиром Мансуром ибн Нухом (961-973 гг), ушел с частью тюрок в Газну и основал здесь собственное государство[1423]. До 980-х гг. правительству еще удавалось контролировать основные области государства, но затем началась анархия. «Области большей частью находились во власти мятежников, – писал историк Утби, – доходы правительства сократились, воины осмеливались притеснять население, господство перешло в руки тюрок и решения везиров потеряли силу»[1424]. Этой ситуацией воспользовались степные тюрки-караханиды, создавшие в это время большой племенной союз в Семиречье и Кашгаре. В 992 г. караханиды заняли Фергану и начали вторгаться в долину Зеравшана. Последний саманид Мансур ибн-Нух через проповедников обратился с призывом к священной войне с кочевниками, но натолкнулся на полное равнодушие горожан Бухары. В 999 г. караханиды, почти не встречая сопротивления, овладели Мавераннахром[1425].

Южнее Амударьи между тем усилилось основанное Алптегином государство Газневидов. Воспользовавшись нашествием караханидов, газнийский эмир Махмуд (998-1030 гг.) овладел Хорасаном и создал большое государство, выступавшее в качестве наследника саманидских традиций. Как отмечалось выше, Низам ал-мульк считал государство Махмуда образцом для подражания; это была мощная этатистская монархия с четким сословным делением: простой народ должен был платить налоги, а воины были обязаны соблюдать строгую дисциплину и ежегодно отправляться в походы. В отличие от Саманидов и Буидов Махмуд не раздавал икт, более того, при завоевании Гура он уничтожил существовавшие там наследственные владения; воины и чиновники получали лишь денежное содержание. Государственная дисциплина поддерживалась тайной полицией и разветвленной системой политического сыска[1426].

Долгая война с караханидами заставила Махмуда создать огромную, более чем 100-тысячную, армию, которая в конце концов в 1008 г. остановила нашествие кочевников у моста Шахриян на берегу Амударьи. В армии Махмуда было пятьсот приведенных из Индии слонов, и после битвы тюркские полководцы заявили, что «нет возможности бороться с этими слонами, этим вооружением и этими людьми»[1427]. Под «этим вооружением», должно быть, имелись в виду булатные сабли газнийских гулямов, которые обеспечили не только победу над тюрками, но и завоевание долины Инда.

Основой армии Махмуда была гвардия гулямов, но, кроме того, эмир пополнял свое войско газиями; исследователи полагают, что Махмуд пытался таким образом дать средства к существованию разоренным крестьянам и безработному городскому населению[1428]. Чтобы прокормить эту огромную армию Махмуд едва ли не ежегодно совершал грабительские походы в Индию, однако средств все равно не хватало, и с крестьян требовали чрезвычайные военные налоги. Придворный историк Утби рассказывает, как перед одним из походов Махмуд приказал в два дня собрать необходимую сумму и в результате жители «были ободраны, как бараны»[1429].

Увеличение налогов в то время, когда крестьяне Хорасана страдали от перенаселения и малоземелья, должно было вызвать кризис. В 1010-1011 гг. разразился страшный голод, доводивший народ до людоедства; только в Нишапуре, по сообщению Утби, погибло до 100 тыс. человек[1430]. Это была катастрофа, после которой запустели многие деревни и целые районы, оросительная система пришла в упадок. Резко упали цены на землю, что, очевидно, свидетельствует об уменьшении населения и появившейся нехватке рабочих рук[1431]. Сбор налогов резко сократился, и, доложив об этом эмиру, вазир Абу-л-Аббас Исфераини в знак своего бессилия добровольно отправился в тюрьму[1432].