Помимо главной заботы заложников - ожидания своей участи, а у захвативших их чеченцев - чтобы этой участи никто не избежал, у тех и других находились и другие дела. Кто дремал, кто лениво жевал, кто пытался при скудном освещении читать и даже разгадывать кроссворды, кто-то вел беседу с соседом, и даже нередко слышался смех. Со стороны могло показаться, что люди собрались здесь по доброй воле и, как только надоест, они сразу разойдутся по домам.
Заложники особенно жалели девушек-шахидок, уже больше суток проведших на ногах.
- Тоже, ведь, люди, столько времени и ни разу не присесть ...
Нине удалось разговорить одну из них. Она предложила чеченке шоколадный батончик.
- Возьмите.
- Нам нельзя, - вежливо отказалась девушка. Судя по голосу, она была очень юна.
- Вот новости! - удивилась Нина. - Почему?
- Нас скоро призовет Аллах. Есть нельзя.
- Значит, Вы сюда пришли, зная, что умрете?
- Да, мы все умрем.
- И Вам не страшно?
- Умереть? - в свою очередь удивилась шахидка. - Умереть совсем не страшно. Намного страшнее оставаться здесь, на земле.
- Почему?
- Там нас встретит Аллах. Мы ждем этой встречи с нетерпением.
- Нас вы тоже убьете?
- Нет. Вы останетесь живы. Мовсар - добрый человек. Зря никому не причинит зла. Он просто хочет, чтобы быстрее закончилась война в Чечне.
- Эй, вы там, заткнитесь, ладно? - лениво прикрикнул со сцены чеченец на заложников, которые просились в туалет.
- Это издевательство! Сам-то, наверное, несколько раз уже сходил!
- Эй, я сказал, хватит уже! - покачал головой террорист.
- Сынок, тебя как звать? - спросил чеченца пожилой мужчина из первого ряда.
- Тимуром.
- Человеком надо быть, Тимур. Здесь, между прочим, дети, старики ...
- Да что с ним говорить! Он ничего не решает. Нужно звать командира, Мовсара! - сказал кто-то из глубины зала.
- Эй, не нужно никого звать, - обиделся Тимур. - Мы здесь все одинаковые. Я сам могу все решить. Так и быть, отведу в туалет. Сначала пойдут женщины.
Желающих женщин набралось человек двадцать. Тимур покачал головой:
- Нет, так не годится: пойдут десять человек, остальные потом.
Тимур увел первую группу женщин. Прошло пятнадцать, двадцать минут, прошел час, полтора - ни женщин, ни Тимура. Среди заложников поползли слухи: одни говорили, что женщин изнасиловали и убили, другие - что женщинам удалось бежать через окно в туалете.
На сцену вышел Мовсар Бараев. Зал загудел:
- Где наши женщины? Что с ними сделали?
Мовсар поднял руку, дождался, пока крики утихнут, и категорическим тоном заявил:
- Больше никаких туалетов!
- Это издевательство! Почему? - вновь раздались голоса в зале.
- Заткнулись все! - показал золотые зубы чеченец. - Сами виноваты! По-хорошему с вами нельзя. Хитрые, как змеи - притворяетесь смирными, а сами норовите сбежать.
Из этих слов легко было сделать вывод, что женщинам всё же удалось выскользнуть из западни. Новость вселила в сердца заложников надежду. Их голоса становились всё громче и настойчивее:
- Долго еще будет продолжаться издевательство?
- Почему нас здесь держат? Что мы вам сделали?
- Будь человеком, дай людям сходить в туалет!
- Я сказал - нет! Вопрос закрыт, а кому приспичило, делайте в штаны! - сверкнул глазами чеченец.
Среди заложников прокатилась дружная волна возмущения:
- Фашисты! Мучители! Сколько можно издеваться над людьми! ...
- Орать я тоже могу, - не повышая голоса, хмуро отозвался Мовсар Бараев, и зал утих. - Здесь будете сидеть столько, сколько надо. Скажите спасибо вашим политикам. Им на вас наплевать!
- А нам на политиков наплевать! Требуем туалет!
- Хватит, - устало махнул рукой Мовсар. - Как я сказал, так и будет. Никого из зала не выпущу. Уборная будет здесь! - и он указал пальцем на оркестровую яму. - Будет как в лесу: мальчики - налево, девочки - направо.
- Еще чего! Ты с ума сошел!
- Сам так ходи, а мы требуем ...
В зал вошла группа вооруженных чеченцев. Они наставили автоматы на заложников и передернули затворы.
Сутки для заложников складывались не из минут и секунд, и даже не из дня и ночи, а из коротких периодов бодрствования и дремоты. Во время очередного затишья неизвестно откуда на сцене возникла невысокая девушка в расстегнутой куртке и красном берете. С дикими криками она набросилась на чеченца, дремавшего на сцене. Он заменял Тимура, провинившегося тем, что позволил сбежать заложницам.
- Сволочи, отпустите людей! Хватит их мучить!
Чеченец сначала слабо, и даже с некоторым удовольствием отбивался от девушки. Но потом ему это надоело, и он без видимых усилий скрутил ее, как пластилиновую. Девушка оказалась в неудобной позе: согнувшись пополам, с руками, круто заломленными назад. Красный берет свалился с ее головы.
- Сука, больно! - хрипела она, дергаясь телом. - Отпусти, гад! Всё равно не боюсь тебя.
На крик прибежали Мовсар Бараев, рыжий Иса и еще несколько чеченцев.
- Кто ты такая? - спросил Бараев.
Девушка с гримасой боли, похожей на улыбку, ответила, что никого не боится и себя не назовет.
- Фу! - повел носом Мовсар, - Да она пьяная в стельку!
- Можете убить меня, сволочи! - кричала, изгибаясь, девушка.
- Как скажешь, родная, - улыбнулся командир и сказал бойцу, державшему руки девушки. - Брат, выведи эту тварь в коридор. Разберитесь там ...
Чеченец увел девушку за кулисы. За ними последовал рыжий Иса. Через несколько секунд донесся сухой щелчок выстрела.
- Убили? - вопросом ахнуло в зале.
И сразу же, непонятно откуда, пришел ответ:
- Убили!
Чувство самосохранения не позволяло заложникам близко принимать к сердцу и долго переживать гибель девушки. Как только со сцены убрали красный берет убитой, зал постепенно успокоился и погрузился в свое обычное состояние полного оцепенения.
Но прошло совсем немного времени, и чей-то душераздирающий крик заставил заложников вновь вернуться в страшную реальность.
- А-а-а!!! Душно! Задыхаюсь! Всё равно умирать! Не могу больше!!!
Всё остальное произошло в считанные секунды: молодой человек из последних рядов партера вскочил на сиденье и побежал по спинкам кресел в направлении сцены. Он несколько раз оступался, но поправлялся и продолжал свой сумасшедший бег. Когда от сцены его отделяло два ряда, раздался выстрел. Парень схватился руками за лицо и завалился назад в междурядье. Остались только торчащие ноги. Находившаяся рядом заложница, пожилая женщина, с немым ужасом наблюдала, как брючины убитого медленно сползали вниз, обнажая его тонкие бледные ноги.
* * *
За время плена заложники хорошо усвоили, что делать можно, а что нельзя. Спать можно было сколько угодно. Запрещалось делать резкие движения, кричать. Разговаривать можно, но негромко. Можно "пойти в гости", то есть пересесть на другое место и даже в другом ряду, но с разрешения чеченцев.
В туалет больше не выпускали. Для этого приспособили оркестровую яму. Чтобы справить нужду, заложник должен поднять руку и получить на то разрешение чеченца, сидевшего на сцене. Почти всё время к оркестровой яме стояла небольшая очередь. Поначалу люди стеснялись и терпели до последнего, но затем смущение прошло. И даже на специфический запах, усиливавшийся с каждой минутой, уже никто не обращал внимания.
Время от времени среди заложников циркулировали новости. Никто не знал, каким образом они просачивались снаружи, но кое-что из слухов подтверждалось. Так, стало известно, что певец Иосиф Кобзон самолично явился во дворец и уговорил чеченцев освободить маленьких детей и их мам. И действительно, вскоре детишек с мамами выпустили. Освободили даже соседа Нины и Тобиаса, умного мальчика, который один из первых сообразил, что их захватили в заложники. Мужчин, однако, чеченцы не выпустили. Жутко было смотреть на сцены прощания мужей с женами и отцов с детьми.
Говорили, что повторить успех Кобзона попытались два депутата Государственной Думы, но стоило одному из них услышать клацанье затвора, как он тут же сбежал, "как заяц", вызвав смех у чеченцев. Другой депутат-парламентарий оказался женского пола. Разговаривать с женщиной Бараев не стал. Узнав о неудачной миссии депутатки, заложники даже не огорчились. Слишком явной была ее цель - заработать политические очки.