Давая понять, что разговор предстоит серьезный, лейтенант произнес:
- Одним словом, жизнь - штука не простая, не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Ты все же присаживайся, Лизавета. В ногах правды нет.
- Лариса я, - вздохнула продавщица, бочком присаживаясь на ящик.
- Какая разница!
- И то верно, - рассмеялась женщина.
- Смейся, Лизавета, смейся, не долго осталось, - как бы с сожалением сказал Петр Иванович.
- Ой, что Вы такое говорите? Аж сердце защемило!
Петр Иванович похвалил себя: ловко он вывел продавщицу из душевного равновесия. Капитан Хлыбов называет это умением заинтриговать клиента. "А заинтриговал, - учит всё тот же Хлыбов, - держи паузу и помни: чем дольше пауза, тем податливей клиент".
Петр Иванович снял фуражку и принялся носовым платком не спеша обтирать головной убор изнутри, сдувать пыль снаружи. Затем он возвратил фуражку на полагающееся ей место и принялся задумчиво смотреть куда-то вдаль. Продавщица отследила направление взгляда милиционера, но ничего интересного там не увидела - только гору полусгнивших ящиков и готовый упасть грязно-серый бетонный забор. От такого загадочного поведения милиционера у нее начали дрожать колени. В конце концов, она не выдержала и спросила:
- Петр Иваныч, миленький, не томите, скажите, что случилось-то? Кажется, я уже всё сделала, что просили.
От этих слов Мерзлявкин подскочил, как ужаленный, даже ящик под ним хрустнул.
Ты, Лизавета, не знаешь, что значит сделать всё!
- За чем же дело стало? Намекните только, я девушка свободная.
Продавщица положила руку на колено Петру Ивановичу. Он отодвинулся.
- Не о том думаешь, Лизавета. Я не по этой части.
- Чего же еще? Денег у меня нет. В прошлый раз подчистую всё выгребли.
- Дура, думай, что говоришь! - процедил лейтенант, озираясь.
- Ой, простите, Петр Иваныч! Ради Бога, простите. Сама не знаю, как с языка сорвалось ...
Правильно моя покойница-мать говорила: у бабы волос длинный, да ум короткий.
- Ругайте меня, ругайте. Так мне, дуре, и надо. Все беды у меня через этот язык проклятый!
Мерзлявкин грозно поиграл желваками, делая вид, что еле сдерживается, выждал еще немного времени и после этого строгим тоном проговорил:
- Ладно, проехали, но больше чтобы этого я не слышал!
- Не буду! Детьми клянусь! Слушаю вас, Петр Иваныч, внимательно.
- Вот, другой разговор. В общем, дело такое: начальству мой отчет понравился, и делу твоему решили дать ход.
- Ну и что?
- Посадят тебя, Лизавета, на десять лет, а ты - "ну и что".
- Меня?! В тюрьму?! За три бутылки водки?! - изумилась продавщица.
- А ты как думала? Слышала, в городе от паленой водки два человека умерло?
- Я-то тут при чем?! Эти алкашники водку вообще не пили, они жидкость для стекол употребляли. Кого хотите - спросите, все знают!
- Какая разница, блин? Знают, не знают - в районе два жмурика! Мы обязаны оперативно реагировать. И тут ты со своей паленой водкой нарисовалась. Тебе крупно не повезло, Лизавета. Оказалась не в том месте. Мой начальник говорит, "счастье - это когда в нужное время оказываешься в нужном месте". А несчастье, стало быть, наоборот. Вот так-то, Лизавета.
- Лариса я ... - как бы по инерции протянула продавщица и сначала медленно, а затем все чаще и чаще стала моргать глазами. И, наконец, зарыдала в голос:
- О-ой, мама, мамочка! Как же так - еще вчера всё нормально было ... а сегодня - в тюрьму идти! А-а!
- Дошло, наконец. Перестань выть! Терпеть не могу! - сморщился Петр Иванович.
- Ой, как в тюрьму-то не хочется! - голосила продавщица, размазывая слезы по лицу тряпкой.
- Кому хочется? Однако люди сидят, не тебе чета!
- Двое детей у меня! Кто о них позаботится? Как быть? Что делать?
- Раньше нужно было вопросы задавать. Теперь поздно: каток правосудия наехал - не увернешься.
- Должен же быть какой-нибудь выход?
Петр Иванович улыбнулся одними краешками губ:
- Ежели хорошенечко подумать, выход всегда можно найти ...
- Да? - с надеждой спросила продавщица, перестав плакать.
- Конечно. Ты ведь не сама по себе паленой водкой торговала? Кто-то ведь тебя надоумил, верно?
- В общем, верно.
- А кто может заставить? Только начальство, директор, например.
- Верно. Так всё и было.
- Молодец, на лету схватываешь. Поможешь с компроматом на директора и спи спокойно.
Лицо продавщицы покрылось красными пятнами:
- А что, и помогу. Она, стерва, никому житья не дает. Себе вторую машину за год купила. Любовника молодого завела. Люди всё видят.
- А тебе и завидно? - из любопытства спросил Петр Иванович.
- Чему там завидовать-то! С утра до ночи носится, как угорелая, жизни никакой нет.
Лицо лейтенанта просветлело:
- Вот, а ты спрашивала - зачем я пришел? Пускай директорша вместо тебя на нарах парится. Пошиковала и хватит. Это и называется - социальная справедливость. Значит, ты по ее указке паленой водкой торговала, так?
- Так.
- Отлично. Когда директоршу упакуем, сразу за тебя словечко замолвлю. Начальство меня уважает: скажу -- твое дело закроют. И сюда я больше ни ногой -- торгуй, чем хочешь. Слово даю!
Продавщица задумалась, а потом неожиданно произнесла:
- Нет, не стану я директоршу закладывать. После этого мне, по любому, в магазине не работать. А может, и, вообще, жизни лишусь. У нее связи большие - из тюрьмы достанет.
Петр Иванович с трудом сдержал гнев: директоршу продавщица боялась больше, чем его. Он сухо проговорил:
- Значит, решила в тюрьму сесть? Дело хозяйское. Хотел помочь, а оно вон как ... Ладно, но учти: пока будешь париться за решеткой, дети твои с голоду подохнут.
- Ой, и правда ... Что же делать? - снова заголосила продавщица.
- Думай, Лариса, думай ...
Продавщица вытерла рукой слезы и посмотрела на Петра Ивановича широко раскрытыми сухими глазами.
- Что? - спросил лейтенант.
- Есть! - тихо произнесла она.
В ее глазах появился странный блеск. Точно такой же блеск Мерзлявкин видел у одного подследственного (позже бедняга повесился в камере).
- Что "есть"? - Петр Иванович сделал глотательное движение.
- Идея.
- Напугала, б*... Давай, выкладывай.
- Я ведь учусь в институте, на заочном.
- Что из того?
- Вы сначала послушайте. В эту субботу у нас экзамен по химии. Принимать приедут преподаватели из Москвы.
- Из Москвы, - как эхо повторил лейтенант. - Ну, из Москвы, и что дальше?
- Вы меня, конечно, извините, командир, но вы как-то подозрительно медленно соображаете!
- Попридержи язык, - устало отмахнулся Петр Иванович. - Мне дело нужно нарыть на сотню тысяч ...
- Долларов?
- Рублей! А ты тут с какой-то ерундой ...
- Да какая же это ерунда! Тут как раз на сотню и будет. Сами посчитайте: нас, студентов, больше двадцати человек. Химию учить дураков нет, все деньгами откупятся. Цена вопроса известна - пять тысяч.
-Ну?
- Баранки гну, - совсем осмелела Лариса. - Задачка для первого класса: двадцать человек сдают по пять тысяч рублей - сколько денег окажется в кармане преподавателя? Сотня тысяч, никак не меньше! Вам и делать-то ничего не придется - завалитесь прямо на экзамен и возьмете москвичку с поличным. Москвичей у нас не любят. С умом взяться, можно так дело раскрутить - на всю республику прогремите. Могут и в звании повысить ...
Идея продавщицы была до того хороша, что лейтенант даже удивился. До этой минуты он держал Журавко Л.К. за дурочку, а она, выходит, себе на уме: хитрая и соображает не хуже прокурора. Не дал ли он с ней маху, не брякнул ли чего лишнего? Не совершил ли какой непоправимой ошибки? Вот ведь черт! С этой бабой нельзя расслабляться.
- Идея твоя ничего, подходящая, - сказал Петр Иванович. - Но нужно всё обдумать. Держи пока язык за зубами.
- Само собой!
- Ну, тогда давай, до скорого.