Дорога оказалась совсем короткой, не больше полкилометра. Катя ступила на плоскую гряду песчаного берега и так захотелось ей снять туфельки и, как в детстве, побегать босиком…

– Можешь и разуться, здесь не поранишься, – опять прочитал ее мысли Буди. – Только осторожнее – камни нагрелись под солнцем…

Катя сбросила с ног туфли и испытала истинное блаженство, погрузившись в песок по щиколотку. Он был горячим, но не обжигающим. Правда, через несколько шагов песчаная гряда заканчивалась, и с небольшого склона, куда они поднялись, тянулась к виднеющемуся лесу. Уже отсюда бросалось в глаза огромное дерево с горбатой, раскидистой кроной и несколькими стволами, поддерживающими ее. Этим оно и отличалось от других исполинов и напоминало силуэт великана, который присел передохнуть.

– Странное дерево, да? – Буди взял ее за руку, чтобы успокоить, если вдруг опять подступит чувство страха. – Это баньян… Фикус… Он может расти тысячу лет и заслонить своей кроной гектар, а то и два – земли. Сейчас ты увидишь кое-что… Не пугайся, хорошо?

Это «кое-что» Катя уже заметила, потому что ее рука вздрогнула и крепко сжала ладонь Буди.

– Это же… Буди, нет, нет… Это же – человеческие черепа и кости…

– Я тебе говорил о том, что бали-ага имеют свой взгляд на жизнь. Так вот, и на смерть – тоже… Если мы хороним людей или кремируем, то они складывают трупы под деревом…

– Зачем?

– Чтобы души умерших могли гулять там, где захотят… Чтобы не мешать им, если те надумают поселиться в другом теле – человека, а может, и зверя… И так легче разговаривать с ними. А хочешь, я тебе раскрою маленькую тайну?

– Это страшная тайна?

– Совсем нет. Здесь лежат кости людей для любопытных туристов! А на самом деле жители деревни Труньян не бросают останки своих сограждан, а…

– …Хоронят их, – закончила фразу Катя.

– Не угадала. Они кладут трупы в бамбуковые клетки. Смотри, чуть подальше валяются прутья.

– Странно, так это – дырявые гробы? И какое зловоние, видимо, идет от них… Да и здесь тоже… – Катя повела носом, как настоящая ищейка.

Кости, обмытые дождем, ветром и – временем, с едва уловимым зеленоватым оттенком, просачивающимся как бы изнутри, лежали аккуратными штабелями, будто кто их специально для такого обозрения и разложил. А на переднем плане, как на витрине, красовались человеческие черепа с оскаленными проемами для рта, из которых торчали далеко не все зубы, и с дырками для глаз и для носа.

– Можешь не принюхиваться. Запаха не почувствуешь. Бали-ага считают, что бамбук предохраняет трупы от разложения. А дерево… Оно вообще легендарное…

Буди спросил что-то у старухи, и та утвердительно кивнула. Она преспокойненько сидела с закрытыми глазами на корне дерева, высунувшемся из-под земли, как корявый палец, и перебирала бусы. Мальчишка отдыхал на корточках в стороне, он с интересом разглядывал что-то в траве, может, какого кузнечика или лягушку… А вдруг кто из туристов обронил золотое кольцо?

– Пока она там разговаривает с духами, у нас есть время. Только, Катя, говори потише, ей нужно слышать шелест листьев… – Буди перешел на шепот. – Так вот… Бали-ага оставляют на обозрение туристов кости своих предков и этим отвлекают внимание приезжих от самой главной местной достопримечательности – огромной статуи Рату Джагата[229] – небесного покровителя этой деревни.

– Значит, кости – отвлекающий маневр? – переспросила Катя тоже шепотом.

– В какой-то степени и так.

– И где сейчас эта статуя?

– Ее они хранят в своем храме[230] и никому не показывают. А выносят Рату Джагата из помещения только раз в год, на Берутук[231]… Это местный праздник, когда проводится ритуал очищения юношей перед женитьбой.

– Всего один раз? Странные обычаи… – удивилась Катя. – Впрочем, и само дерево тоже странное. Буди, ты назвал его легендарным…

– Об этом баньяне есть много красивых легенд. Рассказывают, что еще в стародавние времена заметил Рату Джагат, что появился в окрестностях удивительный аромат. И приказал он людям узнать, откуда же идет такой чудесный запах. Те сбились с ног, но не обнаружили источника аромата… А нашел его сам Рату Джагат, когда однажды подошел совсем близко к чудесному дереву. У этой истории совсем не страшный, и даже – счастливый конец: дерево превратилось в богиню, а богиня стала женой небесного правителя [232].

– И легенда имеет какую-то связь с историей деревни?

– Самую прямую. Ароматное дерево называется Тару Меньян[233], от него и пошло название деревни – Труньян… Кстати, этот аромат и нейтрализует запах гниющих трупов…

– Сеоранг – сетан, сеоранг – дева. Дан иту бенар[234], – отчетливо произнесла гортанным голосом старуха.

Катя вздрогнула. Ей показалось, что это вовсе и не старуха сказала, а невидимый демон. А может быть, он вошел в тело этой древней «аги» – Бабы Яги? Старуха повернулась к ним лицом, но смотрела сквозь них, словно там, дальше, стоял невидимый экран, а на нем мелькали сцены из фильма ужасов с субтитрами.

– Кутукан баги семуаянг датанг ке танах ками, унтук меменан-кан хатинья… Кутукан анак-анак мерека, чучу дан чичит! Семуа оранг кутукан! Мерека тидак акан медараткан мааф селама тига ратус тахун! Дан андахарус менчари Альберт[235]…

– Что она бормочет? – испуганно зашептала на ухо Буди Катя.

– Подожди, я потом тебе скажу…

Поток речи выливался изо рта резкими, обрывистыми фразами. Старуха действительно читала «субтитры»! И в некоторых местах даже запиналась, если слово было трудное…

Катя почувствовала, как к горлу подкатил комок и стал постепенно наполняться страхом. Как будто бы в нем начали собираться все ее тревоги, что копились годами. По телу пробежала легкая дрожь, а в ногах появилась слабость. Девушка прислонилась спиной к корню дерева, выступавшему из-под земли, и закрыла глаза.

– Что с тобой? – сквозь кокон туманной дымки услышала она голос Буди. – Тебе плохо?

– Не знаю…

Буди сказал что-то старухе, и та замолчала. И тогда Катя услышала шепот листьев. Они шуршали на разные голоса – каждый листочек свою партию, а вместе походили на многоголосый хор. И этот хор продолжил читать «субтитры», написанные чьей-то властной рукой, с того самого места, на котором остановилась старуха. Незнакомые слова убаюкивали, затягивая в паутину сна. И вдруг отчетливо прозвучала фраза на русском языке: «Когда Катарина пройдет с Альбертом по тропе очищения к центру земли, на вершину мировой горы, которая соединяет подземный и небесный миры…»

Когда она открыла глаза, увидела удивленное, и даже немного испуганное, лицо Буди.

– Очнулась? Это пройдет… У нас часто европейские девушки теряют сознание, когда кто-то входит в транс.

– Буди, я слышала…

– Посидим немного, шелест листьев успокаивает…

– А листья – это души умерших?

– Катя! Ты тоже – анимистка?

Когда на небе полыхал закат, расцвечивая синий купол фантастическими красками – от оранжевого до бордового, они уже подъезжали к Денпасару. Катя молчала всю дорогу, и Буди не мешал ей думать о чем-то своем, видимо, очень важном для нее. Наконец, она произнесла:

– Надо же, совсем забыла об отце! И еще забыла… А это вообще непростительно… Буди, я забыла о том, что на носу – Новый год.

– На чьем носу? – Буди засмеялся, довольный тем, что с Катей все в порядке. – Надо сегодня позвонить Георгию Дмитриевичу по скайпу.

Надо же, какое умное изобретение – скайп! Десять тысяч километров – все равно что два соседских дома, слышимость прекрасная, еще лучше, чем по телефону, и почти даром! Катя захлебывалась от восторга, рассказывая отцу о своих впечатлениях о Бали. Дошла очередь и до последней поездки, в Труньян.

– Папка, а мы тут еще и к колдунам ездим!

– Про одного из них я уже успел прочитать в Интернете…

– И про кого там пишут?

– Про балийского колдуна… кажется, его зовут Кетутом. Он прославился тем, что стал героем романа Элизабет Гилберт «Ешь. Молись. Люби», а потом еще – и героем фильма. Да не с кем-нибудь снимался, а с Джулией Робертс…