Гостья кивнула. Она была довольна тем, что Катя так легко принимает все ее предложения, и выложила на стол еще два отреза:

– А вот это – белая ткань для блузок, называется «Вышитые ромашки». Она всегда актуальна – и в офисной одежде, и в вечерних нарядах… Смотри, здесь поверхность с блеском за счет нитей люрекса, а ткань – тонкая и мягкая… А вот вторая – набивной атлас «Цветок лотоса». Видишь, какая нежная? В бежевых тонах… Она подойдет и для домашнего кимоно или туники, и для праздничных нарядов.

– А здесь уже без люрекса?

– Да. Атлас сам блестит благодаря гладкости шелковой нити.

Роза замолчала, раздумывая:

– Так, что еще?.. Самые обычные хлопковые балийские ткани я не захватила с собой… Но, думаю, кое-что в европейской одежде может получить новое звучание…

– Например?

– Например, черно-белая клетка!

– Клетка?

Катя произнесла это слово с таким ужасом, словно речь шла о страшном чудовище, которое выпустили на волю, и может, как раз из клетки, только из другой, из той, где оно сидело на привязи. И вот сейчас это чудовище настигло ее и готовится к смертельному прыжку…

– Роза, ты говоришь не о той ли клетке, в которую одеты все ваши боги и другие стражи, стоящие перед храмами? В том числе и люди с хоботами слонов! В которой щеголяют ваши мужчины, разодетые в юбки! И которую я видела даже вместо надписи: «Осторожно! Идут ремонтно-строительные работы!»

– Вообще-то эта клетка – не простая, а со смыслом, – гостья покачала головой, словно пытаясь сохранить устойчивость после потока слов, который чуть не сбил ее с ног. – Она символизирует равновесие черного и белого, то есть, светлых и темных сил… А называется эта ткань «полент»[214]… Ну хорошо, Катя, можно эту клетку немного изменить, оставив в основе главное: «свет» и «тень». Да ты, кстати, будешь смотреть на нее по-другому, когда приедешь домой…Это сейчас она тебе примелькалась…

– Ладно, посмотрим…

Катя грустно улыбнулась, принимая доводы «за». Но все равно их было не больше половины. Наверное, как и в самой клетке – «света» и «тени» – пятьдесят на пятьдесят.

– Я взяла на заметку… Роза, а что у вас можно позаимствовать из кроя, фасона?

– Наши женщины не хотят расставаться с кебайя, это очень удобные блузки, и нарядные. От кебайя можно перенять ажурные рукава и вставки в декольте. Да и сам фасон неплохой – приталенная кофточка, подчеркивающая статность фигуры… Кстати, у нас баджу тоже приталены, только короткие.

– Конечно, ваши женщины все стройные, так что им можно…

– А что, вашим – нельзя? Я слышала, что самые толстые люди – в Америке…

Они еще долго разговаривали на эту тему. Должна же Катя попутно с делами Буди пополнить и свой профессиональный «багаж»!

Вечер подступал незаметно, но шума машин, а главное – рева мотоциклов – не стало меньше. К ним, однако, прибавились и странные ночные звуки. Были ли они прошлой ночью? Катя не могла ответить на этот вопрос: она спала тогда как убитая. Ну, а сейчас явно кто-то куковал. Да так громко! И она, не выдержав, спросила Розу:

– Кто так неистово кричит: «То-кее, то-кее»? Птица какая-то?

– Это геккон токи… Ящерица[215].

– Не из тех, что бегают по дому – и по стенам, и по потолкам?

– Нет, это более крупный зверек, он длиной где-то сантиметров тридцать, даже больше… Однажды к нам домой забежал такой, поэтому я смогла его разглядеть. Несколько человек не могли его поймать, весь вечер гонялись за токи… А те, что дома бегают – так это другие, домашние геккончики. И пусть бегают, они совершенно безопасны и даже – полезны: питаются москитами и всякими насекомыми-вредителями… Так что всех паразитов пожрут…

– Смотрю, у вас тут таких «бегающих» хватает… И обезьянки… Когда были в парке, я не успела и глазом моргнуть, как одна уже на плечо мне села… И белки по высоковольтным проводам скачут – сколько раз видела. А теперь и какой-то геккончик… Надо же! Кричит и кричит! Он что-то хочет?

– Он облюбовал территорию возле вашего дома и оповещает своих собратьев о том, что это местечко уже занято… Да и самку зазывает… У нас, кстати, считается хорошим знаком, если геккон поселился рядом…

– А вот и я!

Буди появился совершенно неожиданно. Или это они так увлеклись, что не заметили, как пролетело часа два, не меньше? А куда он уходил? Опять задумал что-то? Катя пыталась прочесть по довольному выражению лица своего нового друга хоть какую-то информацию.

– Я не помешал? – спросил он на всякий случай, потому что девушки совершенно не отреагировали на его голос. – А я договорился посмотреть сегодня ночью представление. Ты как, Роза, поедешь с нами?

– С удовольствием! А далеко?

– Какая разница? Мы же на машине!

– Буди, ты сказал «ночью»… – Катя вопросительно смотрела на него, видимо, она думала, что он оговорился.

– Да, именно ночью. Выезжаем после ужина… Или ты уже расхотела барбекю с черным соусом и запеченными помидорами? Будь готова к двадцати ноль-ноль.

Он бросил взгляд на стол, по которому были разбросаны ткани. И так захотелось сморозить сейчас какую-нибудь шутку на «модельную» тему…

– Да, Катя, форма одежды – платье для коктейля! [216]

– Буди, а я не взяла его с собой… Ты сам сказал, что у нас не будет времени ходить по барам… – у Кати чуть не брызнули слезы из глаз.

– Шучу! Брюки, джинсы, легкие ветровки или летние пиджаки, можно и шарфом замотаться. Там могут быть москиты и всякие мошки…

«Ну вот, и там – тоже», – вздохнула про себя Катя.

Когда они доехали до места представления, а это было километров тридцать от Денпасара, Катя с изумлением увидела такую картину. Вдали от деревенских домов на циновках, разбросанных по лужайке, сидят зрители. Среди них – и старики, и детвора, и мамаши с грудными младенцами, как всегда, стройные, в своих нарядных кебайя, и степенные мужчины в длинных саронгах и в балийских платках-повязках уденг. Все они с нетерпением поглядывают на самодельную ширму из банановых листьев, на которой висит экран. Перед ширмой лежит ствол банана с воткнутыми в него кукольными персонажами. Понятно, что слева расположились положительные герои – их лица светятся благородством, а прямой длинный нос, тонкие губы и красиво уложенные волосы говорят о гармонии души. А справа заняли позицию отрицательные герои. Их выдают растрепанные волосы, страшные, выпученные глаза, тяжелый массивный нос, толстые губы, из-под которых выглядывают желтые кривые зубы и даже звериные клыки…

– Идем за мной, – Буди потянул засмотревшуюся на кукол Катю в сторону кокосовых пальм, правее лужайки. – Там для нас приготовили места… Да, те куклы, что ты сейчас видишь, в представлении не участвуют.

– Они что – отдыхают и будут тоже смотреть спектакль?

– Получается, так…

– А что это возвышается в виде пирамиды посреди ствола? Между куклами, разделенными на два лагеря?

– Это – гунунган[217], такая заставка, как символ и мифического, и реального, мира. Видишь, здесь – гора, как обиталище богов, вход в храм, что охраняют чудовища, а еще и древо жизни… А в орнаменте есть змеи, тигры, птицы, животные. В перерывах между актами это будет занавес, а во время представления – декорация.

Из-за ширмы вышел мужчина в саронге. Он сложил ладони лодочкой и обратился к кому-то невидимому, наверное, к богам, или к душам предков – с просьбой о благословении, ведь любое начатое дело должно сначала получить поддержку «свыше». Служитель театра даже поставил этим незримым силам свое приношение – чашу с рисом, яйца и монету.

– Духи предков должны дать благословение… – Буди сделал паузу, словно раздумывая, говорить ли об этом. – А вообще-то, сейчас здесь очень много духов, и не только добрых, но и злых… Они тоже приходят на спектакли, поэтому-то и показывают представления подальше от деревни, чтобы духи не зашли в дом…

– Не пугай меня! – дернула его за рукав рубашки Катя.

– Не буду!

Пахнуло ароматом с мангала – где-то рядом жарили сате. Прошел мальчик с лепешками и бананами. Да, видно, надолго здесь расположились люди, скорее всего – до утра.