В этот день даже солнце светило по-особенному, несмотря на то, что уже был последний месяц осени. Оно играло своими лучами, гоняя их по новой, еще не затоптанной грязью и кровью, палубе. Блики солнца пробежали по спокойной волне Северного моря – чистого и теплого в эту пору.

Трудно представить, что всего девять недель назад красавца по имени «Петр и Павел» не было и в помине. И вот он – острогрудый, с высокими мачтами и свежими парусами, с уютными каютами, мостиком для капитана, и даже – с пушками на случай пиратских налетов или же наоборот – на случай празднования победы. В «Походном журнале» «Петра и Павла» появилась первая запись о том, что готовый корабль спущен на воду шестнадцатого ноября, и присутствовали при таком важном событии послы Великого посольства.

Был вечер, и они сидели за столом в доме канатного мастера, где поселил их Николас Витсен. Это был уже не саардамский домик-лилипут, а добротный деревянный дом. Главное – окна, а через них открывается вид на другие постройки, которые убегают ровными длинными рядами, вплотную приближаясь к заливу. С утра, когда солнце поднимается из глубины синих волн и начинает раскрашивать яркими брызгами тусклое небо, оно становится необычайно красивым.: нежные краски – от розового до ярко-оранжевого – медленно выползают полукругом от линии горизонта. А вечером, вот как сейчас, можно любоваться закатом только во дворе – из окон его не видно.

– Какие там в Лейдене диковины! – царь Петр с восхищением рассказывал своим спутникам о поездке в этот небольшой голландский городок. – Чего там только нет! И египетские мумии, и норвежская хижина, и даже храм из Тафиса, коему уже семнадцать веков! А какие идолы из Африки! И чучела! Мартышек, ящеров и даже… крокодила. Я уж не говорю про мельницы – их там десятки… Такого собрания древностей[163] я еще нигде не видел. Да, надо будет написать нашим, чтобы наловили в московских прудах и выслали сюда лягушек да змей, жуков разных…

– Живыми? – переспросил его Гаврила Кобылин.

– Нет, их нужно в крепкой браге держать…

А потом Петр Великий с чувством сожаления покачал головой:

– Эх, как же я вчера там опростоволосился! За весь русский народ… Стою я в этом собрании древностей и смотрю на картину одного лейденского художника, Рембрандт его фамилия. Удивительно! Мы дали название фрегату «Петр и Павел» в честь святых апостолов, а он посвятил им несколько картин. Видно, тоже почитал святых… И вот я только начал разглядывать одну картину, как заприметил рядом с ней… Что, думаете, может стоять возле такой картины? Не знаете! Наши лапти!

– Да неужели? – не на шутку удивился Меншиков.

– Вот-вот… Смотрю, вроде, хорошие лапти, из липового лыка[164], прочные – подошва подплетена лозой. И написано: «Обувь из Московии». А этот… важный англицкий вельможа из замка Лоо Оранских, так громко сказал, что все услышали: «У них даже царь ходит в такой обуви!»

– Да ну? Так и сказал?

– Кажись, Алексашка, на меня посмотрел. Правда, я уже отвернулся от него, а сам хотел сквозь землю провалиться… А думаю я сейчас вот о чем. Придет день, снимем лапти и будем… деньги печатать, и не только себе – но и странам заморским!

– Неужто? – Меншиков удивился еще больше. – И для Голландии?

– Может, и для нее, а может, для нее как раз и не будем… Николас Витсен сказал, что их компания чеканит монеты. А мы ведь не компания, мы – государство. Так что тоже будем деньги печатать! И не только себе, но и туземцам – вот мое царское слово!

Глава 3

Альберт и Катарина. В Ост-Индию, навстречу судьбе

Сентябрь 1697 года.

Ночь выдалась на удивление душной, хотя днем было свежо, когда корабль стоял в Капштадте. Скорее всего, там только что прошел дождь. Ну, а здесь – как перед дождем. Катарина стояла на палубе совсем близко к носу корабля и, опираясь на поручни, вглядывалась в ночное небо. Оно было усыпано звездами и казалось опрокинутой чашей, в которой плавают зажженные свечки. Совсем не такое, как в Европе, звезд как будто больше, а вот некоторые знакомые созвездия найти трудно.

– Не свались за борт, – пошутил он, так внезапно появившись за ее спиной.

– Альберт, не пугай меня, видишь, я считаю звезды… Кстати, помоги мне найти Большую Медведицу, что-то я ее не вижу.

– А здесь ее нет.

– Как нет? А я слышала о том, что по Полярной звезде моряки определяют, где находится юг.

– Правильно. Только это – в Северном полушарии. А мы с тобой давно уже ниже экватора, где не видно ни Полярной звезды, ни Большой Медведицы…

– А как тогда узнают стороны света?

– Для этого, вообще-то, есть компас…

– Компас – это диковина… А если у меня нет его, а я плыву на корабле посреди океана?

– Приглядись внимательно! Видишь маленькое-маленькое созвездие из четырех звезд? Это – Южный Крест. От него нужно мысленно провести линию вверх на расстояние, равное пяти таким крестам, и эта точка будет Южным полюсом небесной сферы. Направление на него и есть направление на Южный полюс.

– Он такой маленький… Этот крестик…

– Зато очень важный, ведь по нему можно даже определить южную широту места, где находишься. Высота Южного полюса над горизонтом и будет равна южной широте того места, откуда наблюдаешь эту картину…

– Неужели так просто?

– Просто, но очень важно! Моя воля – нарисовал бы Южный Крест на голландском флаге!

– На флаге?

– Да! Смотри, смотри, Катарина, на небе и луна перевернутая!

– Что-то не замечаю…

– Видишь, тоненький серп смотрит вправо, потому что убывает луна справа, а растет – слева, а у нас в Амстердаме – наоборот… Понаблюдай за ней каждый вечер и убедишься, что это так.

Наконец, подул свежий ветерок. Сейчас бы он с удовольствием поиграл ее длинными локонами, но широкая костяная заколка, под которой они были собраны, не позволяла их раздувать. Катарина сделала глубокий вдох, словно это была последняя порция воздуха, и задержала на миг дыхание. Тонкий силуэт в длинном бордовом платье с корсажем подчеркивал невысокую грудь и прямую спину. Словно нарисованный, он четко выделялся на фоне потемневшего неба.

– А сосчитать эти звезды невозможно…

Он нежно обнял ее за плечи и добавил:

– Как походят они на мелкие бриллианты, рассыпанные по синему бархату…

– Нет, на маленькие свечки, горящие на круглом листе кувшинки… А эти кувшинки плавают в темной воде…

– Не спорь со мной, – сказал он, – я очень хочу, чтобы это были бриллианты. Когда сколочу состояние в Батавии, куплю тебе самое дорогое ожерелье…

– Альберт… – Катарина дотронулась губами до его руки, которая лежала на ее плече. – Я выходила за тебя замуж не ради денег…

– Ну почему же? Мне было бы приятно, если бы моя красавица жена была бы в таких же красивых драгоценностях…

– И куда бы я в них пошла?

– Это в Амстердаме ты не любила выходить в свет, когда была девицей. А теперь ты – замужняя женщина… Скоро увидишь, как любят женщины в Батавии носить дорогие наряды и изысканные украшения… А есть здесь и балы, и приемы… Скучно не будет.

Острый нос корабля перерезал границу Атлантического и Индийского океанов. Он повернул налево, и потому Капштадт, а с ним и мыс Доброй Надежды, оставались уже не на севере, а на западе. До Батавии было совсем ничего – где-то треть пути…

– Альберт, а почему это место получило такое поэтическое название: «Мыс Доброй Надежды»? Оно действительно вселяет в моряков какую-то надежду? И на что?

– Этот мыс открыл один португальский мореплаватель более двухсот лет назад и назвал его мысом Бурь. Такое название не понравилось португальскому королю, а так как он надеялся, что через этот мыс откроется дорога в Индию, то и дал ему такое название – мыс Доброй Надежды. А позже Васко де Гама впервые прошел, обогнув этот мыс, в Индию. Так что надежды короля оправдались. А вообще-то здесь бури бывают… И пираты тоже…

– О-о-о, как страшно!