— Вы ведь знаете, кто такой Мичурин? — спросил Василий Александрович ребят.

— Садовод, — ответил Егор.

— А чем же он знаменит?

Взгляд Егора скользнул по облачкам над горами и уперся в пасеку. Топс и Асан тоже стали так внимательно рассматривать пасеку, будто они увидели там что-то особенное.

— Я читал, — сказал Ромка, — Мичурин скрестил вишню «рогнеда» с дикой черной черешней и получил новую вишню — «бастард черешни». Потом сливу «ренклод зеленый» скрестил с диким тёрном и получил «ренклод терновый». Привил яблоко на грушу и получил грушеяблоко «ранет бергамотный». А белую актинидию из лесов Уссурийского края сделал северным виноградом.

— Ученость показывает, — тихо шепнул Топс Егору. Василий Александрович похвалил Ромку и сказал, что основная заслуга Мичурина заключается в том, что он доказал возможность заставить каждую форму животного или растения более быстро измениться, и притом в сторону, желательную человеку. Поэтому знание природных требований и отношения организма к условиям внешней среды дает возможность управлять жизнью и развитием этого организма. Василий Александрович и Ромка оживленно заговорили о «посредниках», «менторах», «воспитании растений», о растениях с «расшатанной природой». Потом профессор заговорил о яровизации растений по методу академика Лысенко, о том, что нет ненаследственных изменений.

Егор слушал, и ему казалось, что это говорит не известный ему «поперечный» Ромка, а кто-то другой, к тому же на каком-то незнакомом языке, а они, Топс, Асан и Егор, сидят за столом, как чужие, и почти ничего не понимают.

До сих пор в жизни Егора все было ясно и определенно. Если что-нибудь ему не удавалось, то он знал, как добиться, чтобы удалось. И вот оказывается, что в науке он невежда. Это возмущало его самолюбие и разжигало природную пытливость. Егор попробовал принять участие в разговоре и стал громко восхищаться гигантскими орехами.

— Если бы от меня это зависело, я посадил бы их по всему Советскому Союзу, — заявил он.

— Это было бы крупной ошибкой, — возразил Василий Александрович.

— Почему? — удивился Топс. — Я читал Уэллса «Пища богов», там все гигантское.

Ромка громко рассмеялся, высмеивая предложение Егора, хоть и сам не понял, почему бы не рассадить эти деревья везде. Но Василий Александрович не смеялся.

— Самое простое, — сказал он, — представить себе сельское хозяйство будущего только как гигантское увеличение теперешних растений и животных. Была, например, обыкновенная корова, а сделают ее в десять раз больше. Конечно, увеличения объема надо добиваться, но, кроме количественных изменений, существуют еще и качественные.

— А если нужно добиваться и увеличения объема, тогда почему вы считаете ошибкой выращивать гигантские орехи? — не сдавался Егор.

— Я тоже ничего не понимаю, — шопотом сознался Асан.

— Я объясню, — сказал Василий Александрович. — Неправильно создавать огромные ореховые деревья с крепко держащимися орехами (а пока они именно такие): на десятиэтажной высоте будет трудно собирать эти орехи. Ведь, собирая спелые орехи осенью, приходится каждый орех сбивать с дерева. А сколько на это нужно времени и труда? Производительность труда повышает механизация, а механизация сбора орехов на таких деревьях дело очень трудное. Значит, надо вывести такие породы, чтобы спелые орехи или сами осыпались в срок, или же очень легко отрывались в это время от любого толчка.

— Поэтому Люда и не дала нам расколоть сам собой упавший орех, — догадался Топс.

— Да, именно поэтому. Орехи, осыпающиеся с двадцатого августа по десятое сентября, мы считаем очень ценными семенами. Есть другой путь. Можно, например, создать карликовые ореховые деревья и заставить их давать очень крупные орехи, чего мы почти достигли.

— Я слыхал, что такие орехи уже есть у нас в Зеленой лаборатории, — вмешался в разговор Асан.

— Искандер за свои достижения в области мичуринского садоводства получил большую золотую медаль на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Но есть у нас незаконченные работы. Например, карликовые орехи и другие опыты, требующие проверки. Однажды мы показали незаконченный опыт любопытствовавшему агроному, и он везде рассказал о нем, как о нашей неудаче. Поэтому мы не показываем наши незаконченные опытные работы всем и каждому и еще не пустили их в массовую опытную проверку по колхозам, ибо истинный их успех еще не определен. Повторяю: чтобы видеть и понимать, надо знать, с какой стороны смотреть, хотя бы и на опыты. Помните старую индийскую сказку о том, что такое истина? Четырех слепых мудрецов привели к слону. Мудрец, который схватился за хвост слона, сказал, что «слон — как веревка», державший за ногу сказал, что «слон — столб»…

— Знаю, — сказал Ромка, — а тот, что ухватился за ухо, сказал, что «слон — это большой лопух»!

Все засмеялись.

— Вот то же иногда получается с незаконченным опытом, — сказал Василий Александрович.

Егор сидел подавленный и смущенный. Надо же было ему хвалить эти гигантские орехи! Он был уверен, что это ореховое дерево — верх совершенства, а оказывается, у такого дерева много недостатков. А зачем его тогда выводили?

— А Ромка, Ромка-то, — прошептал Топс, все время ерзавший на скамье, — ученость показывает, прямо в академики лезет!

Егор, которого на фронте все баловали, хвалили и за его смышленость, и за твердый характер, и за бесстрашие, и за правдивость, сейчас страдал. Он ничего не ответил Топсу, и тот, привыкший видеть Егора уверенным в себе, с удивлением посмотрел на него. Куда же девался прежний Егор?

— А Гномика до сих пор нет, — сказал Василий Александрович, и это отвлекло Егора.

— Может быть, он встретил там Степку и тот захватил Гномика в плен? — шепнул Топс.

VI

А в это время Гномик с двустволкой в руках и патронташем, обвитым вокруг пояса, быстро шел по лесу. Сознание, что он, один в этой лесной горной глуши, идет охотиться, и веселило и тревожило мальчика.

А что, если он встретит дикобраза? Вокруг Гномика высились большие ореховые деревья, под ними росли алыча и кусты с ягодами. Но Гномик так все время спешил найти дичь, что у него не было времени останавливаться ни возле зарослей малины, ни у зарослей ежевики, чтобы полакомиться сочными ягодами.

Он шел, не думая ни о еде, ни об отдыхе. Несколько раз он менял патроны: то вставлял патроны с мелкой дробью на куропаток, то, мечтая убить дикобраза, он заряжал ружье картечью и даже вставлял патроны с жаканом против барса. Но, как назло, дичь ему не попадалась. Когда, по расчетам Гномика, судя по тени, было часа два дня, он решил сесть и отдохнуть, но не смог усидеть на месте и пяти минут.

Теперь он поднимался в гору вдоль правого склона неглубокого ущелья, густо заросшего грушей, кустарником и арчой. Кое-где встречались места свежевырытой земли, иногда за кустами слышался топот ног. Гномика слегка лихорадило от напряженного ожидания. Он смотрел направо, налево и вдруг увидел впереди, шагах в десяти от себя, огромную черную голову какого-то чудовища, торчавшую из куста. Первое желание мальчика было бежать. Потом руки как бы сами собой вскинули ружье — и грянул выстрел. Гномик ощутил удар всем телом и не сразу понял, что лежит на земле… Как он упал, он не помнил… Мальчик вскочил. Он оказался на крутом склоне ущелья, под арчой. Было тихо. Только звенело в ушах да стук сердца отдавался в горле.

Что же, собственно, случилось? Он хорошо помнил, что шел лесом по краю этого самого ущелья, оно было справа. Он прицеливался для практики и вдруг увидел в кустах это… Это, наверное, был медведь. Может быть, он уже лежит убитый? Мальчик огляделся, сдерживая дыхание, казавшееся ему слишком шумным. Но почему же тогда он очутился среди можжевеловых деревьев и арчи, метров на двадцать ниже того места, где он шел? Может быть, зверь сбил его с ног? Но где же тогда зверь? Гномик пристально вгляделся и вдруг опять увидел того же зверя.