Они скрепили пари рукопожатием. Топс разбил. Барса привязали возле дома и двинулись в путь.

IV

На опушке, возле кустов, Егор спросил:

— Гномик, ты хоть раз в жизни стрелял?

— Из духового ружья, по мухам, — нехотя признался Гномик.

— Стреляй сюда, — и Егор показал на середину ствола дерева, шагах в тридцати.

Гномик с мольбой посмотрел на Егора, но тот вскипел:

— Ты, Гномик, вчера промолчал, когда Василий Александрович восхищался, что ты такой маленький, а уже охотник?

— Промолчал…

— Значит, ты назвался охотником. А раз назвался — делай. А если ты трус, то трус не может быть ни моим другом, ни пионером в нашей разведке. Если ты считаешь себя моим воспитанником, учись стрелять, а если нет, отдай ружье и отправляйся в город, домой! Такие нам не нужны.

— Ну хорошо, — сдался наконец Гномик, — я выстрелю.

«У парня есть самолюбие», подумал Егор и снова показал ему, как заряжать ружье. Гномик приложил ружье к плечу и закрыл глаза.

— Подожди! — крикнул ему Егор. — Зачем глаза зажмуриваешь?

Грянул выстрел. Егор подбежал к дереву и сердито крикнул бледному от волнения Гномику:

— Не попал! Стреляй, пока не попадешь! Не дергай за спусковой крючок!

Только седьмой выстрел попал в цель. Гномик сразу повеселел. Восьмой и девятый тоже попали. Егор был в восторге и предложил начать охоту.

— Я пойду выше, лесом, но если я увижу, что ты боишься стрелять, запомни: это наша последняя прогулка. Ты должен доказать, что ты не трус, — сказал Егор и вошел в лес.

Гномик остался один на опушке леса. Да, он боялся выстрела со времени бомбежки эшелона. Но если вопрос идет о чести, он, конечно, преодолеет свой страх. Из лесу донесся свист Егора. Гномик ответил ему и пошел вдоль опушки между кустами. Гномик ради практики прицелился в сидевшую сойку и целился минуты" три, пока руки не устали держать ружье. Потом он прицеливался в камни, в летящего ястреба. А когда снова прицелился в камень, лежавший в траве, то увидел рядом с ним что-то серое. Гномик поднял голову от приклада и посмотрел. Это была самая настоящая большая серая куропатка. При одной мысли, что надо стрелять, Гномика обдало жаром. Он посмотрел в лес, не видит ли его Егор. Но Егора нигде не было заметно. Гномик облегченно вздохнул и стал наблюдать за куропаткой. И чем больше он смотрел на птицу, гревшуюся на солнцепеке, тем больше им овладевало желание получить куропатку. Но это желание боролось со страхом. Гномик даже прицелился в птицу, но выстрелить не решился. «А вот возьму и выстрелю, — мысленно твердил он, держа палец на спуске. — Если стрелять, то надо сейчас же, — убеждал он себя. — Чего я жду?»

В лесу треснула ветка. Сердце у Гномика забилось. Он хотел уже дернуть за спуск, но куропатка вскочила и убежала за дерево. Гномик инстинктивно побежал за ней, но во-время остановился, чтобы не спугнуть птицу.

«Где же она? Неужели прозевал!» волновался Гномик и, досадуя на себя, топнул ногой.

Из-за куста с громким треском вырвалась куропатка и улетела.

«Эх, я дурак, дурак!» мысленно ругал себя раздосадованный мальчик, шагая дальше. Теперь он во что бы то ни стало хотел найти дичь. Наконец он увидел целую стаю куропаток. Они суетились на полянке, шагая то вправо, то влево.

Гномик затаил дыхание, прижал изо всех сил приклад и прицелился в спокойно стоявшую птицу. «Пора или не пора стрелять?» соображал мальчик. Птица пошла влево. «Не попаду», подумал Гномик в страхе. Он прицелился во вторую, поближе, но эта не стояла на месте. Он прицелился в третью, и вдруг неожиданно для него ружье выстрелило. Гномик перепугался и чуть не выронил двустволку. Куропатки улетели, а по полянке, волоча перебитое крыло и слегка наклонив голову, убегала раненая куропатка.

Кровь ударила Гномику в сердце. Не помня себя от радости, он закричал на весь лес: «Есть, есть!» и бросился ловить куропатку. Ветки били его по лицу. Он спотыкался, падал, но ничего не замечал, ничто не могло остановить его. Охотничий азарт обуял мальчика. Наконец Гномик схватил свой трофей.

— Ура! Ура! — закричал он, потрясая добычей.

— Ура! — закричал Егор, сбегая вниз, и крепко обнял Гномика.

Тот, горячась, торопился рассказать ему, как он увидел птиц, как он стрелял, а Егор смотрел на него и радовался.

Наконец Егор взял из рук Гномика куропатку и, добив ее, подвесил к поясу мальчика, как носят дичь настоящие охотники. Гномику показалось, что мир словно переменился, и даже солнце засветило ярче, и птицы запели громче, а деревья приветливо махали ему ветками.

Егор, подражая полковнику Сапегину, так хвалил Гномика за удачный выстрел, что мальчик и в самом деле поверил в свой охотничий талант. Этого-то и добивался Егор. Члены его отряда должны быть храбрыми. Егор напомнил Гномику, как надо стрелять в лёт. Гномик даже дрожал от нетерпения. Он то и дело порывался итти дальше.

Мальчики пошли по склону горы. Егор был доволен. Он представил, как они будут рассказывать о своих приключениях Максиму Ивановичу, как тот будет слушать, слегка прищурив свои веселые, насмешливые глаза.

Егор так ушел в свои мысли, что не заметил, как Гномик отошел от него. Наконец он увидел его далеко впереди. Мальчик крался. Он, видимо, подкрадывался к куропаткам. Егор крикнул ему, что идет к реке и чтобы Гномик не уходил далеко и возвратился обязательно к обеду.

V

Егор стоял печальный и растерянный. Это состояние было совершенно несвойственно его порывистой и деятельной натуре. Тем более что еще только несколько минут назад он был в самом радужном состоянии духа по случаю первых успехов Гномика на охоте. Причиной угнетенного настроения было большое ореховое дерево, первое из семи встретившихся на пути к дому.

Егор вспомнил слова Василия Александровича: «Чтобы видеть, надо знать, откуда смотреть». Во время войны он, Егор, смотрел глазами полковника Сапегина и видел не города, а опорные пункты противника; в реках научился видеть не красоту рек, а водные рубежи, которые надо было форсировать; в деревьях Егор учился видеть строительный материал для мостов, землянок, дзотов. Егор гордился тем, что научился неплохо понимать все это. И теперь вот перед ним стоит не дерево, а «солнечная машина». Конечно, Егор знал еще в школе о том, что листья дерева поглощают углекислоту и выделяют кислород. Но в чем же секрет зеленых листьев?

Ужасно вдруг почувствовать себя несмышленышем. Это как раз и случилось с Егором. Его самоуверенность исчезла. Перед огромным деревом стоял растерявшийся мальчик.

— Что с тобой? — вдруг услышал Егор голос Ромки. — Солнце печет, птицы поют, а ты уставился на ореховое дерево! Что, хочешь орехов попробовать? — И Ромка вышел из-под навеса.

— Ничего ты не понимаешь, Роман! Я считал себя большим, а сейчас вдруг почувствовал, что я маленький. Василий Александрович нам рассказывает, а я многого совсем не понимаю.

— Да, плохо, — согласился Ромка. — Ты ден-дро-ло-гию читал? А я читал. Ведь не читал?

— Нет, не читал… — сознался Егор. — Василий Александрович, — вдруг вырвалось у него, — необыкновенный человек!

— Ух и знающий! — согласился Ромка. — Будто насквозь тебя видит. Вот я взял у Люды научную книжку: читаю, читаю, а ничего такого, о чем говорил Василий Александрович, в ней нет.

— Да, — задумчиво промолвил Егор, — учиться надо… — И, оживившись, сказал: — Гномик куропатку убил!

— Врешь! — воскликнул Ромка.

— Честное пионерское! Он так разошелся, что и домой не захотел возвращаться.

Гномик не вернулся к обеду. Василий Александрович рассказал ребятам, как он в молодости переписывался с Иваном Владимировичем Мичуриным и с его помощью завел небольшой садик. Но тогда Василий Александрович увлекался пчелами и цветами, выводил цветы самых удивительных форм и красок, и в этом ему также помогал Иван Владимирович своими советами.

Василий Александрович рассказывал о своей прошлой работе в Сельскохозяйственном институте, как он вышел на пенсию, а так как для ученого самое желанное — его работа, а здоровье Василия Александровича стало очень плохим, то друзья посоветовали ему поехать на юг, в «ореховый климат». Вместе с Искандером они начали работать над созданием целебного меда, и это им удалось. У них много интересной работы…