Изменить стиль страницы

«Ты, Конрад — чертов «Донор» и я тоже донор. Бегаю я за тобой, как сыщик за вором, а может тебя вовсе и нет? Может это только игра такая — мистификация? Бегаю за собственным эхом, а оно меня все глубже в болото...А?» Постовой на входе слегка поднял бровь — операций вроде никаких не объявляли, но чтобы подполковник явился в шесть утра на работу — такого он еще не видел. Трошин пошел прямиком в архив, сел, включил лампу, налил себе из графина полный стакан воды, выпил («Тухлая — тиной пахнет! Ни фига воду не меняют!»), взял недочитанное вчера дело и первое что увидел — чью-то приписку карандашом в конце страницы: «Смотреть — Испания».

Сотрудников архива в это время на работе еще не было и Сергею пришлось самому идти в дальний угол огромной комнаты, где на стеллажах, на букву «И» хранились материалы по Испании. Эта одна из комнат архива была предназначена для материалов с последней степенью секретности. Допуск сюда был строго ограничен и даже подполковник Трошин, как начальник отдела Иностранного управления МГБ, не имел права входить в эту комнату без специального разрешения самого высокого руководства МГБ и ЦК. То, чем он занимался сейчас, видимо, было столь важно для руководства, что не только ближайшее окружение Сергея в отделе, но и офицеры, старше его по званию и по положению, не представляли, какое задание он выполняет. Работа его была столь секретной, что как только он входил в архив, работающие там сотрудники, моментально прекращали свои дела и покидали помещение!

Что искать? Сергей взял первый попавшийся ему на глаза металлический кофр, снял печать и открыл. Он решил просмотреть некоторые архивы Исполкома Коминтерна от сентября 1936-го года. В это время в Испании появился шеф Конрада — Ян Берзинь — дело явно приобретало сверхсекретный характер, потому что руководителем военной миссии в Испании был назначен начальник военной разведки!

В разведках всех стран есть одна черта, которая их объединяет: каждый новый начальник приходит со своей командой и каждый старый начальник, уходя со своего поста, забирает с собой людей и все секреты, нарытые им за время правления, создавая тем самым большую проблему новому руководству. Никто не работает во благо чего-то единого: цели, мечты, фантазии, утопии или страны. Как сказал один политический деятель: «Государство — это я». Вот именно по этому закону живут не разведки — нет! По этому принципу и, свято в это веруя, живут руководители секретных служб. Любая разведка — это прежде всего тот человек, который ей руководит. И можно строить иллюзии по поводу их нравственных черт и законов морали, но люди, которые лезут к вам в постель, копаются в вашем белье, шарят в ваших бумажниках, читают ваши письма, подслушивают ваши разговоры и при этом считают, что защищают свою родину и выполняют святую для них миссию — охраняют вас от врагов — преступники. Но каждый из этих людей считает, что борется с абсолютным злом, поэтому живет сообразно собственным представлениям о морали, специально для него созданным, правилам и законам. Эти люди считают себя воинами, солдатами «невидимого фронта» и чуть ли не избранными. Правда, избирает их не Бог, а другие — еще более хитрые, которые путем еще более мрачного предательства пробрались наверх! И что самое смешное в этом, так это то, что себя они называют разведчиками, а своих коллег из других разведок — шпионам. Здорово, правда? Если кто-то залез в твой стол и все там перерыл, а потом тебя подставил — он сволочь и подлец, а если это делаешь ты, то ты разоблачаешь опять же сволочь и подлеца. То есть, на все надо смотреть только со своей колокольни и только своими глазами: мнение и взгляды других не просто не интересны, но должны быть уничтожены, как глупые, вредные и ошибочные. Вот тогда и будет построено самое справедливое общество в отдельно взятой стране лет этак на пятьдесят. Потом, правда, кто-нибудь возьмется все перестраивать, но, во-первых, это будет потом, а во-вторых, втретьих и в-четвертых, до этого надо попробовать дожить. Что же удивительного в том, что большая часть этих самых «воинов» исчезает бесследно? Но, почему-то, если вы начнете вынимать на свет секреты деятельности разведок хотя бы сорокалетней давности, анализировать поступки людей, которых уже давно нет — сегодняшние их коллеги, которым, казалось бы, должно быть все равно, что делали эти пакостники, яростно начнут вас давить — потому что, копаясь в прошлом, вы копаете могилу и им. А все потому, что законы и методы этой работы не меняются никогда! Но это — лирика. И эти мысли к Трошину приходили уже неоднократно, но принимал он их спокойно: был честен с самим собой и не строил из себя ангела. «Каждому — свое» — так было написано на воротах крупнейшего концентрационного лагеря нацистов, а это для Сергея было догмой. Нацистское: «Каждому — свое» ничем не отличается от социалистического: «От каждого по возможностям — каждому по труду».

«Итак, Сталин и Гитлер действительно разошлись во взглядах на мировое господство именно в Испании! Из всего получается, что Гитлер поддерживал марксизм в его ортодоксальной форме: немец Маркс был понят Гитлером по-своему, а Сталин, преследуя Троцкого, исповедующего этот самый утопический марксизм, уже создал новое учение — сталинизм. И вот поэтому-то в июле тридцать шестого Исполком Коминтерна и передал директиву коммунистической партии Испании, чтобы она случайно не перепутала истинную религию с ошибочной: «При любых условиях необходимо добиться полного и окончательного разгрома троцкистов путем изображения их в глазах масс как фашистской секретной службы, осуществляющей провокации в пользу Гитлера и Франко». Гитлеру и дела не было до Франко: он считал его не фашистом, а обыкновенным националистом, но в качестве эксперимента по отработке тактики своей военной доктрины молниеносного захвата власти, ситуация в Испании была ему интересна! Гитлер не сражался со Сталиным в Испании: каждый из них играл в свою игру, которые в итоге привели мир к катастрофе. Потом, в конце тридцатых, будет одна попытка договориться о совместных правилах ведения игры: Сталин и Гитлер захотят играть на одном поле. Но — не договорятся».

Перелистывая архивные тома и читая страницу за страницей, Трошин поймал себя на мысли, что в рядах троцкистов были не только агенты НКВД, которые выполняли свою работу, но и агенты нацистов. Тут у Сергея что-то заклинило: а зачем, собственно говоря, при таком обилии сотрудников НКВД в Испании, их безумной борьбе с троцкистами, еще и Конраду заниматься тем же самым? Значит, его задачей было либо физическое устранение руководящих лиц движения или, вероятно, какое-то еще более серьезное дело. Ведь, вот же, написано, что среди ярых догматиков-сталинистов были такие одиозные фигуры, как Вальтер Ульбрихт (будущий лидер ГДР), в ту пору руководивший подразделением НКВД, которое охотилось за немецкими, австрийскими и швейцарскими «троцкистами» уже непосредственно внутри республиканских интербригад. Получается, что НКВД делало одно дело с Гитлером: делало все возможное, чтобы республиканцы не смогли победить и к власти пришел генерал Франко! Сталин ведь тоже знал, что Франко не фашист, а националист, что абсолютно соответствовало политике сталинского руководства и чуть было не скопировано с методов «наведения порядка» в СССР. Трошин ни минуты не мог подумать, что все это происходило из-за какой-то фантастической глупости советского руководства! Они ждали развития событий. Этим-то и объясняется столь долгое отсутствие реакции советского правительства на события, происходившие в Испании. И только в октябре тридцать шестого, когда Сталин понял, что в Испании в игру вступил Гитлер, что события уже не напоминают революционную ситуацию в России в начале века и Франко пошел не по тому пути, как ожидалось, он выступил с открытым письмом к руководству испанских коммунистов: «Освобождение Испании от ига фашистских реакционеров является не только внутренней заботой самих испанцев, но и общим делом всего прогрессивного человечества».

До Сергея начало доходить, что Конрад, находясь в ближнем кругу Льва Троцкого, не только подрывал троцкистское движение изнутри для НКВД, но и создавал себе алиби для нацистов, как ярый противник сталинизма. Это уже не просто глубокое внедрение в фашистские круги — это серьезное положение в самых высоких слоях новой германской власти. Скорее всего, ему было доверены какие-то операции СС в Южной Америке. Хотя, может быть, уничтожение Троцкого было санкционировано и в Берлине после начала долгожданного и активного движения Сталина навстречу Германии (австрийский художник мог слегка помочь грузинскому священнику!), которое и состоялось чуть ранее непосредственного устранения Троцкого. Больно уж странное совпадение — в августе тридцать девятого подписывается пакт «Молотов-Риббентроп», а ровно через год, в августе сорокового, Рамон Меркадер убивает Льва Троцкого. Желания Сталина и Гитлера совпали и уже, казалось, ничто не мешает двум львам договориться. Проблема лишь в том, что по законам природы — два льва договориться не могут. А ведь, выступая перед высшим командованием вермахта 22 августа 1939 года — всего за сутки до подписания пакта о ненападении между Германией и СССР, Гитлер заявил: «Сталин и я — единственные, кто видит будущее. Через несколько недель я протяну Сталину руку на общей германо-русской границе и вместе с ним предприму раздел мира».