Внезапно наступила ночь.

Но вот зловещий и кровавый отблеск озаряет древний алтарь кельтского Молоха. Похоже на кровь, и, возможно, это она и есть!

Полноте! Ярко-красная луна поднялась вдалеке над горизонтом лесов; сцену заливает странный свет; воздух тяжелый, зловонный и затхлый…

Теперь, когда огромная, медленно восходящая луна хорошо освещает равнину, ясно обрисовывая предметы, которые вначале виднелись неотчетливо… скажи мне, тропинка ли — эта круговая полоса, опоясывающая дольмен?

Это не тропинка. Трава там подстрижена и словно бы вытравлена едкими испарениями на уровне почвы. Это — полная противоположность круга фей.

Плодородие и жизнь исчезли.

Еще несколько минут, и смерть изрыгнет всех призраков своего царства[282]: это неясные ларвы, которые колеблются и с трудом уплотняются; летающие жабы, крокодилы с горящими и внезапно меняющимися глазами; драконы с пастью гиппопотама и крыльями летучей мыши; огромные кошки с мягкими и переменчивыми лапами, похожими на щупальца осьминога… Вот спускаются совершенно нагие женщины, вопящие, свирепые и всклокоченные, гарцуя на метле, которая то брыкается, то артачится…

Мы на Шабаше!

………………………………………………………………………………………………………….

Ведьма читает заклинания, присев на корточки у подножия дольмена: пучок прутиков загорелся в ее правой руке; она окунает два пальца левой руки в керамический кувшин у себя между коленями. «Ай Сарай! — восклицает она — Ай Сарай!..»[283] Со дна кувшина поднимается свет, и оттуда выскакивает маленький зверек, легкий и прыткий, величиной с белку: это Мастер Леонард.

Ведьма встает в знак уважения. За одну секунду Леонард вырастает на два метра; теперь это отвратительный козел с витыми рогами. Туманное свечение, которое испускает всё его тело, подобно тусклой атмосфере, расходится спиралями и чрезвычайно смердит.

Множество блуждающих огоньков порхает то тут, то там по равнине. Вдруг один из них устремляется вперед и, потрескивая, внезапно опускается между рогами Дьявола.

Ведь этот Мастер Леонард — Дьявол!..

С четырех сторон горизонта бегут и с четырех сторон воздуха обрушиваются вперемешку колдуны, ведьмы и демоны. Небо исполосовано летящими духами, и под горящим взором Гекаты синеватый воздух постепенно темнеет, а земля заволакивается движущимися, пересекающимися тенями.

— Хар! Хар! Шабат!.. — вопят вновь прибывшие, толпясь вокруг Мастера, который с вежливой предупредительностью предлагает каждому из них по очереди поцеловать свой зад. Но вместо тощих ягодиц козла перед нами предстает юное лицо дивной красоты — и все участники принимают ласковый поцелуй его свежих и живых губ.

Костры из вереска и кипариса загораются по всей равнине: они пылают и сверкают множеством цветов. Неторопливые мелодии, словно бы издаваемые невидимой губной гармоникой, роняют свои переливистые ноты плавного звучания и невыразимой чистоты…

Они составляют странный контраст с завываниями завсегдатаев.

Но вот Мастер Леонард, приняв знаки уважения от своих преданных слуг, напускает на себя скучающий вид; он презрительно поднимается на высокую позолоченную кафедру, которой друидический алтарь служит подножием: он возвышается над всем сборищем.

Впереди стоит Церемониймейстер с командирской палочкой в руке. Тогда-то начинается поименная перекличка и проверка меток или стигматов.

И вот с севера, подобно урагану, прибегает черный баран с налитыми кровью глазами. Он блеет, пытаясь успокоить ту, кого он везет на себе: прекрасную обнаженную девушку[284], сидящую на его мягком руне. Она жестоко терзается и рыдает… Это долгожданная жертва, Королева Шабаша.

Участники толпятся вокруг нее, проявляя все признаки почтительного нетерпения. Она слезает с барана и под шумные приветственные возгласы скрывает свой стыд за длинными спутанными волосами.

Церемониймейстер торжественно поднимает свою золотую палочку; Дьявол встает и приветствует юную девушку; наконец, он спускается с кафедры: Черпая месса начинается.

Смиренные сатиры вырыли с левой стороны яму в земле: Леонард важно направляется к ней, чтобы помочиться первым. Руководители сборища следуют его примеру. Это — чистительная вода для окропления, которая используется для крещения вновь прибывшей. Затем ведьмы, окунув во влагу два пальца левой руки, благоговейно крестятся в обратную сторону.

И вот процессия вновь приходит в движение. К алтарю Тевтада подводят девственницу, которую должен посвятить Козел; она проходит там одно за другим все таинства преисподней.

После этого ее натирают мазью из шпанских мушек и дурмана: приятное опьянение постепенно охватывает ее несчастное тело, еще не знакомое с судорогами, и вот она уже безумно извивается, еще целомудренная, но уже в плену автоматически возникшего желания.

Перед Входной молитвой Сатана приказывает, чтобы увели детей, слишком юных для участия в великой мистерии — великом святотатстве всеобщего любовного причащения. Они спускаются к прудам Дьявола с прутиками в руках, чтобы пасти там стадо бесчисленных жаб, крещенных и одетых в зеленый бархат или алый шелк, с колокольчиками на шеях.

Между ними и Великим сборищем духи Аэра ткут густое облако, и Леонард переходит к Коронованию вновь прибывшей.

Поваленная на алтарь, напуганная и запыхавшаяся, она принимает страстный поцелуй божества. Страшный разрыв, ожог от раскаленного железного кола, а затем тотчас же — ужас обильного, ледяного разлива…[285]

Но будем краткими! Все демонологи увлекаются слишком добросовестными деталями[286], которые мы не собираемся воспроизводить.

Разнузданный хоровод, извивающийся вокруг этой четы с криками бешеной радости, смешивает, нивелирует пол и социальное положение. Цепочка размыкается лишь для внебрачных, кровосмесительных и содомитских утех, рассыпаясь по равнине при свете луны… Наибольшим почтением пользуется инцест, ведь благодаря ему Шабаш становится вечным «рассадником» Сатаны: «Никогда не было ни одного отъявленного колдуна или чародея, которого не породили бы отец с дочерью или мать с сыном»[287].

Тем временем на самом теле новоиспеченной жрицы — этом трепещущем алтаре — Смрадный козел[288] совершает священнодействие: он приносит зерно в жертву Духу Земли, обеспечивающему урожай, и выпускает маленьких пташек, которые, пересекая ночное небо, доставляют просьбы участников демону Свободы.

Затем на окровавленной спине жрицы замешивают, пекут и освящают символический пирог: это — Confarreatio, гостия нечестивой любви, приношение вселенского зла, инфернальное причастие, которое раздают всему собранию…

Настал час братского пиршества, и малолетние пастушки приводят с пастбища стадо жаб, доверенное их бдительным заботам.

Старые фурии, для которых любовь — лишь бесполезное воспоминание, приготовили различную падаль и зажарили вместе с волшебными травами младенцев, умерших до крещения.

По кубкам разливается мед: участники пируют и напиваются вкруговую. Чудовища-гермафродиты, чертенята под разнообразными масками подают адские пирожки на столы, где крестьянин братается с Сеньором и Прелатом и где самые надменные дамы соседствуют с мужланами и мужланками. К чему кастелянам презирать вилланов?.. Дворяне и простолюдины — все вперемешку, не смешало ли великое слепое Сладострастие их кровь и их слюну?..