Вокруг смеялись и веселились люди, на помостах выступали уже другие артисты. Синди посмотрел, кивнул, похлопал: да, профессионалы. Молодцы.

Звонок комма застал его врасплох. «Саймон!» — мелькнула дикая, нелогичная мысль, рука дернулась скорее принять вызов.

Звонил Конрад.

— Синди, у нас через три часа выступление уже. Ты когда приедешь? Ты же в центре?

— В центре, — кивнул Синди. — Скоро буду.

— У тебя все в порядке? — нахмурился Салли. — Ты какой-то бледный.

— Это кажется. Все отлично. Я приеду.

Синди отключился, однако через секунду услышал звонок.

— Я же сказал, что приеду, что еще?! — рявкнул он.

— Очень мило с твоей стороны согласиться приехать еще до моего приглашения, — после секундной заминки ответил Джонатан. В любое время Синди был бы рад его видеть, но сейчас он предпочел бы остаться в одиночестве.

— Извини, я перепутал тебя с другим, — Синди вымучил улыбку. Художник не был виноват в том, что Синди приспичило поговорить с бывшим любовником и убедиться, что он мудак.

— Я так и понял, — кивнул Джонатан. — Но вообще-то я именно что хотел позвать тебя сегодня к себе.

— Джон, — имя «Джонатан» казалось Синди слишком длинным, и иногда он сокращал его до «Джона», — мы сегодня как бы выступаем и вообще…

— Я закончил картину, — прервал его художник. — И хочу показать ее тебе.

Еще час назад у Синди бы при этом известии заискрились глаза. Теперь он только кивнул и улыбнулся, хотя новость несомненно была замечательной.

— Это здорово. Ты хочешь именно сегодня?

— Да, — кивнул Джонатан. — Это важно.

— Я приеду, когда освобожусь, — Джонатан еще никогда не говорил «это важно» и не был таким настойчивым. И, конечно, Синди хотелось увидеть портрет. Не отказываться же от этого из-за какого-то придурка!

— Где тебя носит? — спросил Рэй вместо приветствия, когда Синди явился в школу.

— Гулял, — развел руками Синди.

— Мы начали думать, что ты дезертировал из наших тесных рядов.

— Рэй, вот только не надо ебать мне мозги! Я в первый раз на празднике, могу я посмотреть не только на знакомые рожи?

— О, раз детка начинает материться, друг прекращает дозволенные речи. Все, все, не сверкай глазами, и вообще тебя искала твоя банда.

Ученики и правда ждали Синди. Хотя до начала отчетного концерта оставался почти час, а выступали они не первыми, все уже были переодеты, дело оставалось только за гримом. Синди понимал, что должен произнести какие-то напутственные слова, но на ум шла только пафосная чушь, за которую было бы стыдно любому нормальному человеку. Пока он лихорадочно пытался что-то придумать, Гро Гэйсхем поднялся, посмотрел на Синди с сочувствием и хлопнул его по плечу.

— Не волнуйся ты так, — сказал Гро. — Как выступим, так выступим, покажем, что можем. Постараемся тебя не опозорить.

Синди потерял дар речи. Он вдруг вспомнил, что Гро куда старше его, он богат и наверняка занимает серьезную должность. И уж у него как раз мог быть приличный опыт публичных выступлений, пусть и другого рода.

Остальные кивали, соглашаясь с Гро. Синди улыбнулся. Все было неправильно, это он должен был их успокаивать и утешать, однако сейчас он чувствовал только жгучую благодарность к этим людям, которые смогли сами взять себя в руки да еще и поддержать его.

— Спасибо, народ, — сказал он. — Вы у меня классные.

Потом Синди поймал Квентин Вульф и немедленно сделал какие-то свои выводы, посмотрев в лицо ученику.

— Ты бледный, как упырь, — заявил он. — Вот что, Синди, — у нас до концерта меньше часа. Мне некогда разбираться, что опять потревожило твои нервы. Поэтому сейчас ты пойдешь, переоденешься, загримируешься, а потом выйдешь и выступишь. На сцене я хочу видеть твое вдохновенное лицо, а не то, что сейчас находится на его месте.

— Лица вы все равно не увидите, я к вам спиной буду, — огрызнулся Синди, уязвленный этой отповедью.

— С меня хватит и спины, чтобы оценить твою работу. Я не хочу верить в то, что ты из-за какого-то сиюминутного расстройства способен провалить отчетный концерт. Поэтому изволь немедленно привести себя в порядок. Или все твои красивые слова о танцах — пустая болтовня?

Квентин очень редко говорил так жестко. Синди хотел было возмутиться, он мог бы сказать, что его «сиюминутное расстройство» длится уже почти год, то утихая, то вспыхивая по новой… но понял вдруг, что это никого не волнует. В первую очередь зрителей. И что он, Синди Блэк, на самом деле должен сейчас выйти и выступить достойно, если он на самом деле хочет называться артистом. В противном случае он мог бы назвать себя только придатком к любовнику, зависимым от чужого поведения и поставить на сцене крест.

— Уже лучше, — сказал Квентин, наблюдая, как у Синди меняется выражение лица. — А теперь марш готовиться. Это же твой дебют в Парнасе!

«Дебют в Парнасе» — единственные слова, которые могли повлиять на Синди в тот момент и заставить выкинуть неудачный звонок из головы. Он вдруг осознал, что время идет, скоро ему выходить к зрителям — к зрителям спустя целый год! — а он еще не растянут, не одет, не причесан и не загримирован! Позабыв что-то ответить Квентину, он сорвался с места в раздевалку.

Отчетные концерты обычно проводились в здании школы, но только не в праздник лета. Для этих целей на площади перед зданием устроили сцену — и не просто какой-то помост, собранный наспех, а с отличным покрытием и прекрасной аппаратурой. Фон очень простой, темный, с белой эмблемой школы. Во время концерта он должен был расцветиться подсветкой, а иногда сцену собирались украшать световыми декорациями — простыми, потому что для других требовалось сложное и дорогое оборудование, да и монтаж занял бы слишком много времени и сил.

Школа Квентина Вульфа имела мировую известность, поэтому возле сцены собирались не только проходившие мимо зрители, которым было все равно, на что смотреть, но и специально пришедшие на отчетный концерт. Синди видел их из окна школы, и сердце у него дрожало где-то в животе, но страха в этом чувстве не было ни капли. Предвкушение. Возбуждение. Азарт. Все это начисто вытеснило недавние переживания.

Смеркалось. В синих тенях все прибывавшие зрители начинали сливаться в одно темное пятно, рассекаемое вспышками фотоаппаратов. Подходило время — Синди глубоко вдохнул и пошел вниз. Он мог бы не торопиться — преподаватели завершали концерт. Однако его «четверка» выступала третьим номером, а еще Синди хотелось поглядеть на Квентина в роли ведущего поближе.

На маэстро ему пришлось смотреть со спины, однако разочарован Синди не был. Квентин прекрасно держал аудиторию. На его мягкое «добрый вечер» толпа радостно завопила и заулюлюкала. Кто-то из первых рядов, не дожидаясь выступления, швырнул в Квентина букет цветов. К всеобщему восторгу маэстро его поймал, но нарушительницу спокойствия охрана увела прочь.

Первыми на сцену выходили ученики Амалии, которая вела что-то среднее между танцами и фитнесом. Синди не понимал, как эта энергичная трясучка попала в школу Квентина, однако признавал, что выходило задорно и для разогрева — самое то. Однако интереса это ему не добавляло, так что Синди стал осматриваться по сторонам. Заметил своих — все четверо должны были появиться с противоположной стороны, поэтому поговорить уже не удавалось, он просто помахал им рукой. Хорошо было бы посмотреть на них из толпы, но увы. Они хотя бы знали, что Синди все равно рядом и мысленно их поддерживает.

За бодрыми «жеребчиками», как Синди прозвал группу Амалии, вышли следующие участники, но на них Синди уже не смотрел. Он волновался за свою четверку. Экспериментальная группа, его первые и пока единственные ученики, люди, искавшие в себе способности к танцам, учившиеся слушать душу музыки… Они прогоняли танец для концерта несколько раз, но у Синди чуть не началась совершенно необоснованная паника: а вдруг забудут? Перепутают? Не выйдут?!