Он мог бы и не торопиться — их выступление было запланировано на вечер, однако Синди двигало любопытство и желание посмотреть на других выступающих. Наскоро перекусив, он отправился в центр.

На улицах были толпы народа. Синди уже привык к тому, что в центре Парнаса жизнь всегда бьет ключом, однако такого оживления он не ожидал. Чем ближе к центральной площади, тем многолюднее были улицы. Местные жители и приезжие улыбались, поздравляли друг друга, поедали мороженое и мясо на шпажках, включались в игры, проводимые неутомимыми аниматорами. Тут и там спонтанно образовывались танцплощадки — отплясав пару танцев под музыку, которая гремела с каждого столба, празднующие расходились дальше. Синди пару раз тоже затянули в такие кружки, он пробежался в «змейке», подхваченный за руку какой-то веснушчатой девчонкой, и с удовольствием попрыгал под песню неизвестной ему группы, выступающей на площадке под тентом.

За месяц Синди обращал внимание только на собственную подготовку и подготовку учеников и не замечал, что творится в городе. Поэтому теперь он был удивлен, как много появилось в центре помостов и площадок, собранных на скорую руку всего на день, сколько вокруг баннеров, цветов, киосков, в которых желающие покупали сладости, напитки, веера или забавные мелочи вроде рожек на ободке или гигантских ушей. Все вокруг шумело, пестрело, хохотало и мигало. «И это первый день!» — с восторгом подумал Синди. — «Что будет завтра, на карнавале?!»

В праздник лета случайные исполнители уступали свои места на улицах профессионалам. Синди с удовольствием послушал хор девушек, поющих так, словно каждая имела серебряное горло, поразился мастерству гимнастов и жонглеров из цирковой труппы, перемигнулся с мимами и похлопал иллюзионисту. Солнце обрушивало на город море света. Синди был счастлив.

Он ходил по центру без определенной цели, останавливаясь, чтобы поглядеть на заинтересовавшие выступления, и, хотя был в восторге и не собирался прекращать прогулку, почувствовал в один прекрасный момент, что необходима передышка, если он собирается в этот день не только смотреть, но и подниматься на сцену. Поэтому Синди свернул с оживленной улицы в проулок, где было потише, купил себе пару сэндвичей и бутылку воды и устроился со своей добычей за нагретым солнцем пластмассовым красным столом.

В проулке проходило поэтическое состязание, поэтому он и был малолюден в сравнении с улицами, где выступления были более зрелищными. Тем более, что стихи читали далеко не мэтры, а юные дарования. Их слушали такие же, как Синди, уставшие бродить зрители, редкие любители поэзии в любом виде, а так же пришедшие поддержать друзья и родственники. Впрочем, все вместе они составляли приличную толпу, так что поэты не могли считать себя обделенными вниманием.

Под рифмованные подвывания Синди успел добраться до второго сэндвича, когда к микрофону пустили девушку лет шестнадцати, худенькую, маленькую, Синди она была бы не выше плеча. В ней было что-то птичье — начиная от тонкокостности и заканчивая острым носом, напоминающим клюв. На лице у нее волнение боролось с решимостью, причем первое одерживало победу, но когда она стала читать, голос зазвучал твердо.

Что до тебя мне? Право, ничего.

Давно покинул я твой строгий город,

И, хоть тебя не видел целый год,

Меня не жжет неутолимый голод

Тебя касаться, слышать, обонять,

Ловить тобой отпущенное слово.

Никто не смог бы обвинить меня

В желании тебя увидеть снова.

Мне солнце жаром пролагает путь

И за спиной шутя мосты сжигает.

Да разве я хотел когда-нибудь

Вернуться к пепелищу, углям, гари?

Да кто ты есть?! Пустяк, игра на час,

Короткий миг случайного блаженства.

Не воссоздать мне в памяти сейчас

Ни глаз твоих, ни голоса, ни жестов.

Так почему в ночи, когда луна

Зальет постель от края и до края,

На свежих простынях мечусь без сна,

От горького желания сгорая?

О, лунное создание мое,

Божок хрустальный, призрак белокожий!

Когда заря лучи на землю шлет,

Быть может, обо мне ты грезишь тоже?

Не выдам никогда при свете дня,

Что по ночам мечтаю, слепо, глупо,

Как светом лунным напоишь меня,

Как водится — из губ в сухие губы…

Синди замер, так и держа сэндвич у губ. Стихи были наивные, и вообще это был странный выбор для девушки-подростка, однако Синди сидел, как парализованный, и на время отключился от всех звуков, потому что стихи были про Саймона. Это было настолько в его духе — и эта гордость, и молчание, и внешнее пренебрежение, что у Синди сжималось сердце. Однако он не думал, что за показной легкостью при расставании скрывалась такая горечь.

«А если все же?»

Мысль была предательской и подлежала немедленному искоренению, однако Синди никак не мог избавиться от нее и думал: а что, если?.. Что, если Саймон жалел об их расставании не меньше? Его чудовищную гордыню Синди знал — Саймон скорее откусил бы себе язык, чем рассказал о своей привязанности. Почему Синди не пытался с ним поговорить, когда остыл, ведь он прекрасно понимал, что сам Саймон себя ни за что не переломит?

Ответ на последний вопрос Синди знал, но этот ответ был оскорблением его умственных способностей.

«А если попробовать поговорить?»

Эта мысль была еще чудовищнее, однако, как и первая, не желала Синди отпускать. Он встал, прошелся туда-сюда, позабыв на столе остатки обеда, однако теперь его терзал странный зуд. «Позвони! — вопил внутренний голос. — Сейчас же! Немедленно!» Синди плохо понимал, что делает, когда достал комм и пальцами, которые казались ему чужими, набрал: межпланетная связь — Деметра — Анатар — Саймон Блик — личный номер.

Он сам не знал, на что надеется. Он вообще не был уверен, что у Саймона не сменился номер, он понятия не имел, какое время в Анатаре — из-за разницы в длине суток, Синди никогда не мог сообразить, день там или ночь, — не знал, что он вообще собирается сказать и не пошлет ли его Саймон с первого же слова…

Чего он совершенно не ждал, так это наткнуться на автоответчик.

В воздухе появилось изображение Саймона Блика. Он был слегка растрепан, рубашка была расстегнута, и в ее вырез стремилась рука девицы, которая опиралась на плечо Саймона. Второй рукой Блик обнимал талию другой девицы, а она пыталась укусить его за ухо.

— Вы позвонили рок-звезде Саймону Блику, — со своей неподражаемой улыбкой провозгласил Блик. Если Синди что-нибудь понимал, Саймон был совершенно пьян. — Если вы видите то, что видите, значит, мне нихуя не хочется сейчас с вами разговаривать. Но все меняется, так что можете оставить сообщение после…

Синди сбросил вызов за секунду до начала записи.

«И чего ты ждал?» — спросил он себя, когда шел из проулка обратно на шумную улицу. — «Неужели того, что Саймон будет сидеть и ждать твоего звонка? Или что откажется от своих блядей? Смешно».