Синди никому не рассказывал о своих снах. Больше того, он стыдился их. Синди казалось, что, раз уж он не смог стать известным артистом, знаменитым танцором и получить наяву все то, что он пережил во сне, то и упоминать о своих мечтах не стоит. В конце концов, ему было бы странно жаловаться: он жил на Гайе, связывал свою жизнь с танцами, как всегда хотел, — и лишь нюансы вроде отсутствия славы и тысяч зрителей отличали его повседневность от выстроенных когда-то воздушных замков. Сущие пустяки.

Иногда по утрам, выдираясь из очередного сна по звонку будильника, Синди хотелось выть в голос из-за этих мелочей.

Однажды, когда Синди пришел проводить занятие, он обнаружил в зале незнакомого парня с приятным открытым лицом. Он бродил туда-сюда, оглядываясь, хотя Синди не понимал, что в зале можно рассматривать с таким интересом.

Синди видел этого парня впервые в жизни и решил, что тот перепутал место занятий. Это выглядело тем более правдоподобным, что вся внешность незнакомца сообщала о его рассеянности. Он был полноват, его костюм в клеточку был хорошо пошит, но при этом рукав был перепачкан в чем-то синем, а к локтю сзади прилип репей. У него были красивые кисти рук, но на мизинце виднелась свежая царапина, причем походило на то, что она осталась незамеченной — немного крови так и размазалось по фаланге. Взгляд незнакомца напоминал взгляд ребенка, познающего мир, — яркий и немного восторженный, хотя решительно никаких видимых поводов для восторга поблизости не было.

— Добрый день, — улыбнулся Синди. — Вы кого-то ищете?

Завидев его, парень оживился.

— Вы Синди Блэк? Тогда я к вам. Меня зовут Джонатан.

На лице Синди проступило недоумение, однако следующая фраза кое-что прояснила.

— Квентин сказал, что я могу посетить ваше занятие.

Игнорировать слова человека, для которого директор был не господином Вульфом, а Квентином, не стоило. Синди почувствовал укол недовольства, потому что его-то никто и не подумал предупредить о расширении группы. «Я тут вообще что-то решаю? А если завтра сюда припрется полк солдат и скажет, что все от Квентина, мне тоже надо будет заткнуться и учить?!» — мысль была абсурдной, вызванной дурным сном и хмурым утром, и это понимал и сам Синди.

В зал, пересмеиваясь и переговариваясь, зашла «великолепная пятерка». Синди хлопнул в ладоши.

— Добрый день всем, рад видеть, что мы сегодня в полном составе! Хотя мы не просто в полном составе, а даже с пополнением, с нами сегодня Джонатан.

Ученики отнеслись к новичку с доброжелательным равнодушием, без особой приязни. Синди их понимал — у них сложилась уже сработавшаяся группа, и новый человек поневоле вызывал поначалу чувство неловкости. «Ну и ладно», — решил Синди, — «Как раз потренируются не обращать внимания на чужих».

Ученики привычно рассаживались в круг, пока Синди выбирал музыку. Когда он обернулся, то увидел, что Джонатан отошел к окну. «Особое приглашение нужно?» — прилив раздражения был неожиданно сильным, Синди пришлось глубоко вдохнуть и выдохнуть.

— Джонатан, в начале занятия мы слушаем музыку все вместе. Прошу в круг.

Ответом был растерянный карий взгляд.

— Квентин сказал, что я могу просто посмотреть…

Но на сей раз могущественное имя Квентина не произвело нужного впечатления.

— Нет никакого смысла в том, чтобы «просто смотреть», — отрезал Синди. — Раз уж ты сюда пришел, начинай учиться. Садись.

— Но…

— Иначе тебе нечего тут делать.

Джонатан бросил на танцора еще один изумленный взгляд, однако опустился на пол между Гро и Люси. Синди включил музыку и неслышно присоединился к остальным.

Прослушивание музыки в начале занятия уже давно стало своеобразным ритуалом. В последнее время Синди стал добавлять в конце занятия пятиминутку импровизации, когда он включал группе любую незнакомую мелодию и предлагал сходу под нее потанцевать, однако до настоящей мастерской импровизации ученики еще не доросли, так что уроки шли по накатанной схеме.

Вся «пятерка» давно привыкла во время прослушивания сосредотачиваться на музыке и только на музыке. На их фоне Джонатан казался глухим. Глаза он не закрывал, постоянно вертел головой, глядя на соседей, и вообще не выглядел заинтересованным процессом. Синди подавил очередной приступ раздражения и напомнил себе, что Джонатан занимается в первый раз, а раньше вся группа выглядела не лучше. «Зато видно, что не зря я их гонял», — вздохнул Синди про себя и решил быть снисходительнее к новичку.

С обсуждением ученики теперь прекрасно справлялись сами, Синди только иногда подкидывал наводящие вопросы. Ему оставалось слушать и потом смотреть, кто как отображает свои видения. Тренировки не прошли даром, даже Гро не ограничивался парой слов и выдавал подробные описания. Люси же, по мнению Синди, давно могла писать художественные миниатюры. Иногда он специально усложнял всем остальным задачу и просил Люси выступить первой. Нужно было иметь определенное мужество и уверенность в себе, чтобы после красочных зарисовок Люси продолжать видеть свое.

— Шелк и снег, — сказала она, на миг задумалась и уверенно кивнула. — Да, шелк и первый снег, его немного, он еще сойдет. Трава под снегом хрустит под ногами. Над прудом туман. И тихо. Очень тихо.

Синди улыбнулся уголками губ. Для него выбранная мелодия тоже была об утренней тишине. Он любил, когда видение учеников совпадало с его собственным, но никогда не давал понять, что представляет то же самое.

Все высказывались по кругу. Когда очередь дошла до Джонатана, Синди уже был готов разъяснять, что от него требуется, но новичок обошелся без подсказки.

— Белый, — сказал он твердо. — С переходом сначала в розовый, а потом в серый, с примесью голубого. Очень легкие цвета, никаких ярких красок. Примесь серого почти везде. Пепельный, жемчужный, пепел розы, слоновая кость, гридеперлевый…

Синди поднял брови. Ассоциации Джонатана его удивили. Вернее, их даже сложно было назвать ассоциациями. Синди вдруг показалось, что перед ним сидит переводчик и перекладывает мелодию с языка звуков на язык цвета, а пользуется при этом словами. Выглядел новичок при этом так, словно делал простую повседневную работу. Остальные смотрели на него во все глаза. Синди надеялся, что у него хотя бы не такой же ошеломленный взгляд.

— Ну что же, — сказал он, откашлявшись. — Прослушивание закончили, переходим к танцу. Разойдитесь по залу…

Ученики разбрелись в разные стороны. Новичок выбрал место ближе к окну. Синди с ужасом сообразил, что должен будет объяснить Джонатану, как надо танцевать гридеперлевый цвет. Для этого не мешало хотя бы знать, как этот самый цвет выглядит, а также выговаривать его название с первого раза.

Музыка снова разлилась по залу. Прежде чем вплотную заняться новичком, Синди оглядел остальных. Вид грациозно изгибающейся Люси вызвал у него прилив гордости. Это была и его победа — сколько они боролись с зажатостью Люси, с ее «внутренней уткой»! Рядом двигался Конрад, нашедший, наконец, «берега». Гро, Влада, Лиу… Синди вспомнил, какими деревянными, малоподвижными, беспокойными были они все на первом занятии и испытал почти что нежность.

В это утро его настроение было на удивление переменчивым.

Теперь можно было сосредоточиться на Джонатане, и Синди занял позицию поудобнее, чтобы новичок не замечал его наблюдений и не зажимался еще больше. Впрочем, Джонатана нельзя было назвать зажатым. Синди не замечал в нем той скованности, которая не позволяет человеку красиво двигаться. Скорее уж он был просто неловким, неуклюжим. Синди Джонатан напоминал мягкую игрушку. И танцор не мог отделаться от ощущения, что новичок не совсем понимает, где он, что делает и зачем, словно не он сам пришел в этот зал, где ничем, кроме танцев, не занимались никогда.

Мелодия закончилась. Синди понял, что гридеперлевого цвета не избежать.

— Побольше легкости, — посоветовал он, поразмыслив. — Ты сам говорил, что видишь исключительно легкие, неяркие цвета. А тебя словно к земле пригибает.