Алексей. Да отчего же? Его величеству Пугачеву сделано усекновение членов. Мужички берутся за ум, а всякая челядь в себя приходит.

Григорий. В этом-то, Алексей, и суть. Покамест дрожали за свои головы, было им не до нас с тобой. Где уж было с Орловыми воевать, когда Пугач у них на дворе. Теперь же вся мразь, какая ни есть, только и ждет, когда споткнемся.

Алексей. Помилуй, ты спас Москву от чумы, в честь твою в Царском воздвигнута арка.

Григорий. А ты турка без флота оставил. Что нам заслуги считать, Алеша? Чем больше заслуг, тем больше врагов. Иной раз чувствую, воздуха мало. Он злобой отравлен, тяжко дышать.

Алексей. Любят тех, кому покровительствуют. А тех, от кого зависят – не любят. И что тебе любовь человеков. Любила бы женщина…

Григорий. Кабы так…

Алексей. Вздор, Григорий, каприз не в счет. Был и прошел. А ты остался.

Григорий. Алеша, слушай… тебе одному, другу, брату, крови своей, – не то, Алеша, вовсе не то! Такой ли была, так ли любила? Ведь рядом покойно стоять не могла, взор блуждал и руки дрожали. Звала меня своим господином. Да я им и был, можешь поверить. Стоило мне насупить брови, она уж на все была готова. Ах, брат, это не передать, ты только представь себе – императрица, властительница над жизнью и смертью сорока миллионов послушных рабов, меня как девочка поджидала, минуты считала, когда приду. А ныне – покойна и снисходительна. Еще того хуже – жалеет! Алеша! Кого она жалеет? Меня!

Алексей. Полно, она и в былые дни знала, что делает. Сколько ты тщился Панина укоротить, а ведь жив. Стало быть, нужен. И ведь уличен! Ведь дважды заговор обнаружен. Другому б не сносить головы.

Григорий. Все-таки он в опале.

Алексей. Не верю… и ты не веришь. Он угорь – вывернется. А все потому, что нужен, умен. А матушка наша умна сама. Умный-то к умному вечно тянется. Вот Лизавета была попроще – при ней сила была в цене.

Григорий. Васильчиков, по-твоему, мудр?

Алексей. Васильчиков – нуль, пустобрех, петиметр. И прост, незлобив. Его не страшись. Это, брат, женский туман, растает. Вот тезка твой – Гришка Потемкин – другой. Я, брат, его не оценил. Каюсь, думал, что простодушен. С такой комплекцией человек редко бывает стратиг, а поди ж ты…

Григорий. Видеть, видеть его не могу!..

Алексей. Вот в чем беда твоя, больно ревнив. Ревнивец когда-нибудь да опостылеет. А государыню ревновать, это как ревновать державу. Это уж объявить права не на женщину – на престол. Говоришь, звала господином! Гриша, что ночью не говорится. Ночному слову, любезный друг, нет ни цены, ни веры. Забудь.

Григорий. Уеду. Пусть вспоминает.

Алексей. Дурак. Делать ей нечего – вспоминать. С глаз долой, так из сердца вон. Нет. Орловы так не уходят. Орловы насмерть стоят. Затаись. Умей глаза закрывать. Не видеть. Страсть переменчива. Это, брат, море. Сегодня отлив, а завтра прилив. А ты знай сиди на берегу да жди погоды.

Григорий. Нет, не по мне.

Алексей. Мало ли! Ты вот мне говорил, что Панин Потемкина греческий план не одобряет. Григорий. Что из того?

Алексей. А то, что это вовсе не худо. Глядишь, один другого пожрет.

[Посыльный от императрицы приносит известие о том, что Алексею Орлову надлежит немедленно явиться во дворец.]

2

Кабинет Екатерины.

[Императрица беседует с Екатериной Дашковой, которая просит позволения уехать за границу к сыну. Разговор прерывает появление графа Алексея Орлова. Княгиня Дашкова поспешно удаляется. Императрица сообщает графу Орлову о появлении некоей самозванки, которая выдает себя за дочь покойной императрицы Елизаветы Петровны и называет себя законной наследницей российского престола.]

Екатерина. Здесь дело не смешно, а серьезно. Коли ты думаешь, что с Пугачом уже покончено, так заблуждаешься. Вовсе неспроста эта девка в некоторых своих посланьях себя объявляет его сестрой. Огнь под золой еще тлеет. Я уж постигла этот народ и знаю своих любезных подданных. Прими во вниманье, что Пугачев имел сподвижников и сочувственников не только среди озверелой черни, но меж иных господ дворян.

Алексей. А ведь и то сказать, государыня, в слоге этой особы было некое очевидное сходство с пугачевскими бумаженцами.

Екатерина. Представь на мгновенье, что эта тварь окажется в пределах империи? Можешь ты голову положить, что не найдется для ней опоры? Кроме того, поимей в виду, что тут Радзивиллова интрига. Нечего ждать, что они смирятся, что Белая Русь к нам отошла. Шашни с султаном тоже недаром. Пока не ратификован мир, он мыслит, нельзя ли вернуть хоть часть, что им в Чесменской бухте потеряно. Что же касаемо Римской церкви, то связь ее с Польшей слишком ясна. С некоторых пор в Ватикане худо спят – снится все тот же сон: православие в Европу заглядывает. Скажи по совести, ты убежден в нейтралитете иных держав? Если и было им не с руки прямо выступить за Пугачева, то эта распутница – дело другое. Она жила там долгие годы, имеет связи, и ко всему для общего мнения глядится приятней, нежели бородатый мужик. Алексей Григорьевич, твоему геройству Россия обязана приходом на италийские берега. Можно ли рисковать обретенным? Нами сделан лишь первый шаг.

Алексей. Какой, государыня, будет второй? Уж не прожект ли Григорья Потемкина?

Екатерина. Аесли и так? Ты стар для него?

Алексей. Далась ему греческая империя! Больно мало что можно выиграть, да недолго все проиграть.

Екатерина. Слышу панинские слова. Вот не ждала, что рядом будете. Вижу, выветрились Орловы. Я чаяла, что в великих делах еще могу на вас опереться. Впрочем, всему на свете срок.

Алексей. Всему, да только не нашей верности. Зачем призвали, ваше величество?

Екатерина. Впредвиденье всего того, что надлежит свершить, невозможно доле терпеть эту особу. Повелеваю схватить бродяжку и доставить ее сюда. Ты с дамами горазд управляться – сможешь и с девкой совладать.

Алексей. Что ж, авось полегче будет, чем флот турецкий пустить ко дну.

Екатерина. Надеюсь, граф. Но тут обойтись должно без пушечного грома. В совершенной благопристойности. Не привлекая вниманья держав. А ежели не обойтись без шума, то с богом! Потребуешь ее выдачи. Не повинуются – так и быть! Придет черед твоим канонирам.

Алексей. Исполню, как надобно.

Екатерина. Постерегись. Сказывают, она хороша. Многих уже погубила.

Алексей. Не страшно. От этого яда средство есть. Екатерина. Какое же?

Алексей. Нужно лишь вспомнить ту ночь. В Монплезире. Как ты проснулась. И в первый раз на меня взглянула. Вся еще розовая от сна.

3

Пиза. Дом Ломбарди. Множество гостей. Нестройный шум голосов.

[На светском приеме в доме богача Ломбарди происходит первая встреча Елизаветы и графа Алексея Орлова.]

Алексей. Я мог просить, чтоб меня представили, но рассудил, что представлюсь сам.

Елизавета. Вам нет нужды представляться, граф. Средь русских вряд ли есть хоть один, кто бы не знал своей же славы.

Алексей. Благодарствую. Хоть и не заслужил… (Запнулся.)

Елизавета (живо). Не знаете, как ко мне обратиться? Я вас выведу из затруднения – можете звать меня княжной.

Алексей. Изрядно сказано, хоть и впервой помогают мне. Весь свой век я, княжна, помогал прочим.

Елизавета. Эти слова вселяют надежду. Мой секретарь – синьор Бониперти.

Бониперти. Граф, к вашим услугам.

Алексей (с еле уловимой интонацией). Весьма рад. Мне очень это знакомство лестно.

Елизавета (обратяськБониперти). Вот теперь мне душно. Принесите мороженого.

Бониперти. Слушаюсь, мадонна. Иду. (Медленно уходит.)

Алексей. Сколь могу судить, господин преловкий.

Елизавета. Я услала его, полагая, что вдруг вам неприятен любой свидетель. Вы столь верный слуга государыни вашей…

Алексей. Благодарю, княжна, за заботу. Мы, Орловы, в своих поступках вольны и отчета в них не даем.

Елизавета. Но когда я писала вам, вы не ответили. Или, может быть, не решились ответить?