С этими словами господин Тарасов бросил через стол пачку фотографий, которые, стремительно проскользив по полированной поверхности стола, рассыпались у меня на коленях. Сомнений не было: с чётких цветных фотографий смотрела моя лучшая подруга – Оксанка…

– Получается, – тихим голосом спросила я, – что никто, кроме неё, не может быть подозреваемым?

– Ошибаешься, дружочек. Она-то как раз и ни при чём. Или почти, так будет точнее, – Тарасов, заметив, как у меня поползли вверх брови, сделал упреждающий жест рукой. – Ты сама понимаешь, хотя я и не могу вести официальное расследование, мои орлы всё-таки кое-что нарыли. Прежде всего, нас интересовал способ, которым воспользовался убийца, чтобы незаметно проникнуть в квартиру или хотя бы просто в подъезд. С первого взгляда, это невозможно. Всё находилось под наблюдением. Но, как выяснилось, убийца воспользовался для этого соседним подъездом. Примерно это выглядело так. Убийца зашёл в соседний подъезд, который, естественно, не был под наблюдением, поднялся на седьмой этаж и проник в квартиру, балкон которой расположен рядом с балконом вашего соседа. Далее он перебрался на соседний балкон и через квартиру ваших соседей вышел на лестничную клетку седьмого этажа уже вашего подъезда. Кстати, заметь, что воспользовался он тем же способом, что и ты. Так вот, выяснить это удалось чисто случайно. Ваши соседи, приехав сдачи, обнаружили свой балкон открытым, хотя, ясное дело, плотно закрыли его перед отъездом на все шпингалеты. Они, конечно, встревожились, но так как ничего не пропало, обращаться в милицию не стали. Об этом они случайно вспомнили, когда я послал своих орлов опросить соседей ещё раз. Ты ведь знаешь наше отношение к смежникам. Участковые, да и «опера» из районных отделений, всегда работают спустя рукава. Вот если бы «мента» завалили – тогда другое дело, а так… В общем, дальше было, как говорится, делом техники. Так как хозяева квартиры, расположенной в соседнем подъезде на седьмом этаже, ещё на даче, мы тихонечко сняли замок с их входной двери и отправили на экспертизу. Оказалось, что на личинке замка присутствуют довольно глубокие царапины. То есть при открытии замка пользовались отмычкой. Ушёл убийца тем же путём. Так-то вот. Единственно, что непонятно – как он проник в вашу квартиру. Твой отец никогда бы не открыл дверь незнакомым людям. Думаю, в этом не последнюю роль сыграла твоя лучшая подруга. Я уже говорил, что я не могу брать на себя ответственность и вызывать людей для допроса по этому делу. Это может плохо для меня кончиться. Следователю районного отделения она тоже вряд ли что скажет, а вот тебе… очень даже может быть. Впрочем, то, что твой отец открыл дверь ей, а не убийце, можно утверждать почти на сто процентов. Важно, оказалась она там случайно одновременно с тем, как убийца вышел из соседней квартиры, или нет. Так что поговори с ней, но только осторожно. Не задавай никаких вопросов. Постарайся сделать так, чтобы она сама тебе всё рассказала. А в том, что ей есть что рассказать, я не сомневаюсь.

– А как это сделать?

– Подумай. Найди способ. Тебе – видней. Да, вот ещё что – на меня не ссылайся ни при каких обстоятельствах. Подпишешь нам обоим смертный приговор. Ты меня поняла? И не волнуйся, рядом с тобой всегда будет мой человек, подстрахует если что. Сюда больше не приходи и не звони. Если вызовут к следователю, и он спросит, зачем ты приходила, скажешь, что у меня остались два акваланга твоего отца, и ты пришла поинтересоваться, можно ли их забрать. Кстати, это соответствует действительности, и я их пришлю тебе через недельку со своим водителем. Ну ты его знаешь – помнишь дядю Гену? Ну, давай, поосторожней…

– Да, – только и сказал Юрий Александрович, выслушав мой рассказ, естественно, в сильно урезанном виде, и не переставая чесать вихрастый затылок.

– Я думаю, мне надо срочно встретиться с Оксанкой, – сделала я закономерный вывод.

– Давай, – нехотя согласился он.

10

Казалось, что может быть проще, чем позвонить сокурснице и договориться о встрече. Не чужие же, в самом деле, люди. На практике всё, как всегда, оказалось сложнее. Я звонила, наверное, раз пять, но к телефону то и дело подходила её мать, которая и раньше-то не питала ко мне тёплых чувств, а теперь просто отвечала на мои просьбы позвать дочь ледяным отказом. На это ушло дня три, и стало ясно, что с её матерью кашу не сваришь.

Когда я уже было совсем потеряла надежду, Юрий Александрович предложил блестящий, как мне тогда показалось, план. Он вызывает её к себе как мою, пусть не очень близкую, но всё же подругу, могущую иметь по данному делу какую-либо информацию. Беседуя, держит её у себя примерно час, а мне выписывает повестку о явке в отделение милиции на час позже. Таким образом, мы рассчитывали, что я столкнусь с ней на улице нос к носу и у нас появится возможность поговорить друг с другом наедине. Был предусмотрен и тот вариант, если к следователю она заявится с матерью. В этом случае он отпускает Оксанку и оставляет у себя её мать, опять-таки для беседы.

В общем, из этой затеи тоже ничего не получилось. Оксанка, как я и подозревала, явилась в отделение милиции вместе с матерью, которая с порога набросилась на Юрия Александровича разъярённой тигрицей, заявив, что Ксюша и так достаточно устаёт в институте, чтобы ещё ходить по всяким (!) милициям. И добавила, что её дочь ничего рассказать не может, так как давно вычеркнула из своей памяти не только свою непутёвую подружку, то есть меня, но и всю мою семейку. Короче, разговора не получилось, и Юрий Александрович, дабы остаться живым и дееспособным, поспешил выпроводить их обеих. Оксанкина мать, покинув кабинет, пошумела ещё с полчаса в дежурке и только тогда с гордостью удалилась.

Мне не оставалось ничего другого, как попробовать перехватить свою бывшую подружку около дома, по возвращении из института. Попытка, как ни странно, удалась в первый же вечер. Я подъехала к её дому в подмосковном городе Одинцово часов в семнадцать, прождала до двадцати двух и, честно говоря, слегка закемарила. Проснулась я оттого, что кто-то осторожно открыл дверку со стороны пассажирского сидения и бесшумно скользнул внутрь салона. Со сна я никак не могла сообразить, где нахожусь. И только почувствовав осторожное прикосновение к моей руке и окончательно проснувшись, поняла, что рядом сидит Оксана. Я недоумённо воззрилась на неё, не веря своим глазам.

Только я открыла было рот, как услышала её шепот:

– Ничего не спрашивай, поехали отсюда.

Я сразу врубилась и, не задавая вопросов, рванула к выезду из города в сторону Барвихи. Некоторое время ехали молча. Пошёл дождь. Через блестевшие от света встречных машин капли на лобовом стекле и мелькание дворников я заметила справа от нас грунтовую дорогу, уходящую вглубь соснового бора. Не размышляя, я свернула и метров через триста остановилась.

– Дай закурить, – попросила подружка.

Я показала ей на «бардачок». Глядя на то, как она пытается трясущимися руками вытащить сигарету, я поняла, что случилось что-то страшное. Оксана заговорила только после того, как язычок огня из поднесённой мной зажигалки лизнул её сигарету и, вырвав на мгновение из темноты салона её бледное, как полотно, лицо, потух.

– Я была там, у вас на квартире, в тот день, – нерешительно начала она.

– Я бы рассказала всё в милиции, будь я посмелее, но тут дело даже не во мне, а в… – она глубоко затянулась и внимательно посмотрела мне в глаза. – Не во мне дело, понимаешь!

Внезапно она бросила сигарету себе под ноги и, схватив меня, что называется, «за грудки», начала яростно трясти. Немного придя в себя, я взяла её за руки и не без труда оторвала от своего платья. Оксана как-то сразу сникла, мне даже показалось, что она уменьшилась в размерах, и, всхлипнув, продолжала:

– Я молчала, потому что боялась, но не за себя. Ты не подумай. Я боялась за Леночку.

– Что с ней? – вскрикнула я. Леночка была плодом первого неудачного замужества Оксанки и моей крестницей.