– А то, милая девушка, – взревел он, вскочив и нависнув надо мной, – что все звонки по «03», равно, кстати, как и по «02», записываются на плёнку! Так вот 6 и 7 августа 1990 года звонка на пульт службы «03» ни с вашего телефона, ни с телефонов ваших соседей по подъезду, равно как с телефонов всего вашего дома, не поступало! Вот и выходит, что…

– сделал он эффектную паузу.

Тут мне стало совсем хреново. Во рту пересохло и страшно захотелось курить. Игорь Петрович, видимо, догадался и протянул мне сигарету.

– Товарищ следователь, я могу описать врачей, которые приезжали. Можно выяснить, с какой они подстанции и узнать, кто их вызвал, – торопливо говорила я. – И потом, они оставили для милиции какие-то заполненные бланки. Я их передала «операм», как только они приехали.

– Не сомневайтесь, гражданка Ростова, мы всё выясним. Но только без Вашего участия. Я понятно излагаю? – совсем спокойно добавил он. – Будем разбираться. Пока ни одного фигуранта нет, мотивов убийства, если это вообще убийство, тоже выявить не удалось. Дело уже на контроле у прокуратуры. А займутся им вплотную в вашем районном отделении милиции. Да, и вот ещё что, – сказал он, уже занеся авторучку, чтобы отметить мне пропуск на выход. – Если я узнаю, что Вы пытаетесь что-либо выяснить самостоятельно и мешать следствию, то… сами понимаете… – он противно улыбнулся и протянул мне пропуск. – Желаю удачи…

7

Шёл сильный дождь, и дворники даже в максимальном режиме работы не успевали за зарядами дождя. Я гнала папину «Тойоту» в сторону Голицыне и пыталась сосредоточиться. Однако ничего не получалось – меня била такая сильная дрожь, что клацали зубы. И это несмотря на то, что печка в машине исправно пахала вовсю. Да, ну и переср…ла я сегодня в том небольшом кабинетике. Нет, нервы мне определённо надо лечить. Медитацией, что ли, заняться?

Когда за мутными от дождя стёклами промелькнул поворот на Одинцово, я поняла, что если немедленно не приму внутрь чего-нибудь крепкого – мне придёт конец. И, недолго думая, я под отчаянный сигнал какого-то «жигуля» резко свернула на обочину и остановилась около ярко освещённых окон коммерческой палатки. Среди пёстрого разнообразия фальсифицированного пойла я не без труда отыскала безумно дорогую бутылку армянского коньяка и, заплатив деньги, устремилась в тёплый салон. Не успев упасть на удобное сиденье, сорвала зубами винтовую крышку с пузатой бутылки и, как заправский алкаш, жадно присосалась к горлышку. Тепло медленно растекалось по каждой клеточке моего организма, и дрожь унялась. Я передохнула секунды две и, сделав ещё один большой глоток, закурила. В голове стало ясно и пусто. Оставалось только допускать в голову все факты не вперемежку, а в строгой очерёдности…

Теперь, слегка подогретая алкоголем, я увидела произошедшее в несколько ином свете, нежели раньше. А чего я собственно так испугалась этого следователя? Я же ни в чём не виновата. Нет, всё-таки он страшен, бродяга. Фу. До сих пор мурашки бегают по телу. Наверное, страх перед такого рода организациями у простого советского человека в крови. Впрочем, если не считать, что я чуть не подпустила в штанишки, то от сегодняшней нашей встречи определённо больше пользы, чем вреда. Во-первых, теперь совершенно ясно, что это – убийство. Причём, заказ поступил, несомненно, из папиной родной конторы. Никто, кроме неё, не может оказывать такое давление на следствие и так нагло фальсифицировать, а то и попросту игнорировать, факты. Во-вторых, меня вежливо предупредили, чтобы я не лезла не в своё дело. Интересно, а чьё же оно тогда, если не моё. И последнее: когда я читала акт вскрытия, то обратила внимание и запомнила фамилию и инициалы врача, проводившего вскрытие, – Абрамян А.А. Зная адрес горбольницы, при которой располагался судебный морг, куда отвезли тело отца, я без особого труда выяснила, что гражданин Абрамян Ашот Ашотович проживает в посёлке Голицыне Московской области.

Я сделала ещё один глоток и, решительно отложив бутылку, мягко вырулила на трассу. Когда я подъехала к нужному дому, совсем стемнело, и дождь уже не лил как из ведра. Но едва я выбралась из машины и немного огляделась, то почувствовала, что и морось не менее ловко проникает сквозь одежду. Вышеуказанный врач жил в большом двухэтажном доме из добротного бруса, обшитого «вагонкой». Двухметровый сплошной забор из обрезной доски надёжно укрывал своего хозяина от непрошеных гостей. Почувствовав, что замерзаю, я подошла к калитке и решительно нажала на звонок, который заверещал где-то в доме. Подождав минуты три, опять позвонила. Никакого результата. Я набралась наглости и толкнула калитку, так как дождь опять усилился, а хозяин явно не спешил предоставить кров припозднившемуся путнику. Зайдя во двор, я посмотрела на громаду тёмного дома. Света нигде не было видно. Тогда я прошла по довольно широкой дорожке, обсаженной молодыми и пушистыми ёлками, до входной двери. И увидела, что из одного окна на втором этаже сквозь плотные шторы всё же пробивается едва заметная полоска света. Я решительно постучала в дверь и, не дождавшись ответа, потянула её на себя… Она, к моему удивлению, оказалась незапертой.

Массивный человек средних лет, явно кавказской национальности, облачённый в бежевый шёлковый домашний халат, лежал навзничь на полу спальни. Открытые глаза смотрели в потолок. Халат на груди в нескольких местах был как бы украшен огромными алыми розами, но даже в неверном свете ночника я сразу догадалась, что это – кровь.

Судя по всему, передо мной – труп Абрамяна, который уже ничем не мог мне помочь, как, впрочем, и я ему. Пришла пора срочно делать ноги.

Чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу, я схватила первую попавшуюся тряпку и старательно протёрла все места, к которым, как я помнила, прикасалась. Затем плотно прикрыла за собой дверь в дом и калитку и так плюхнулась на сиденье, что бедная «Тойота» жалобно скрипнула. Выехав на шоссе, я опять на минуту остановилась, чтобы приложиться к бутылке. После чего рванула в Москву.

На подъезде к развязке Волоколамского и Ленинградского шоссе, я неожиданно для себя ушла правее, на «Ленинградку». Затем свернула к бассейну ВМФ и, загнав машину вглубь парка, остановилась. Не помню, кто сказал, что когда не знаешь с чего начать, нужно сделать первый шаг. Да, советовать легко. Вот я сделала первый шаг, и что с того? Чуть не подставилась под милицию. Ещё неизвестно, не оставила ли я случайно своих отпечатков в том миленьком домике за высоким забором, или не видел ли кто, ну так – чисто случайно, рядом с калиткой мою машину. А если кто и видел, то наверняка и номера мои запомнил. С моим-то везением. А я-то думала, что раз я – человек законопослушный, то и бояться мне решительно нечего. Да, если мозгов нет – считай, калека. Это тебе, дурочка, не по лесам бегать, когда собака за тебя всё делает. Тут и самой шевелиться надо! Я распахнула дверцу и вылезла наружу. Дождь почти закончился, пахло влажной хвоей и грибами. Я потянулась к бутылке и выплеснула в рот всё до единой капли. В голове просветлело окончательно. И что удивительно, на самоуничижительные речи больше вроде не тянуло. Решение пришло сразу и удивительно легко. Вот что значит толковая и, главное, своевременная самокритика. Зашвырнув пустую бутылку далеко в кусты и таким образом нанеся посильный урон и без того чахлой московской природе, я забралась в автомобиль и вырулила из кустов.

8

Наше родное отделение милиции встретило меня приветливо.

Замотанный дежурный, стараясь перекричать возмущённо-пьяные вопли задержанных, сообщил мне, что по всем вопросам следует обращаться в пятый кабинет, где должен в данный момент находиться дежурный «опер». Последнюю фразу я поняла по его артикуляции, равно как по жестикуляции – уловила направление, в котором мне стоило вести поиски нужного кабинета. Пройдя в указанном направлении, я действительно увидела чрезвычайно грязную дверь с табличкой «5». Дверь была обита драным дерматином и, честно говоря, своим видом просто пугала посетителей. Впрочем, может быть, так и было задумано.