Однако депутаты от крестьян, к которым присоединились казаки и татары восточных губерний и на стороне которых в большинстве случаев стояли и депутаты от дворянства, ибо дворянам выгодна была торговля их крестьян и устройство ярмарок в поместьях, возражали этому «среднему роду людей», что, «пользуясь вольностью», оно не должно создавать другим сортам людей» отягощения, отчего «бедный народ придет в крайнюю скудость и убожество». Это должно случиться, если будет постановлено, чтобы земледельцы продавали все произведения земли купцам гуртом, и им придется, ввиду отсутствия купцов во многих городах, отвозить свои произведения в дальние города, где есть купечество, верст — за двести и более. Раз крестьянам приходится везти свои «домашние товаришки» в город к купцу, то они уже не могут повезти их обратно, а вынуждены отдать их по той цене, какую купец назначит, да еще с просьбами и поклонами. Кроме того, они на возвратном пути вырученные деньги истратят без остатка на себя и на лошадь и таким образом придут со всем своим домом в крайнюю бедность{544}.
Что же получится от этого? Земледелец обязан будет продавать излишки своих продуктов купцу для того, чтобы сей последний мог продать оный другому земледельцу, имеющему в нем нужду, наложив при этом цену по своему произволу (не говоря уже о мере и весах, «устроенных жадностию к прибытку»); но такое действие почесть можно скорее данью, собираемой с общества земледельцев, чем торговлей, приносившей пользу государству. Недопущение торговли привело бы крестьян в «крайнее изнеможение» и было бы несогласно с «натуральным» правом, тогда как при существовании ее земледелец, «не имея в виду запрещения свободно продавать свои произведения, будет прилагать большее трудолюбие для их размножения».
И они ссылались на положение «Наказа»: «Торговля оттуда удаляется, где ей делают притеснение, и водворяется тамо, где ее спокойствия не нарушают» (ст. 317). А государыня, «премудрая отечества мать», желает видеть свой народ «столь счастливым и довольным, сколько далеко человеческое счастье и довольствие может на сей земле простираться».
Указом 1778 г. «О приведении купечества и их торговли в хорошее состояние», со ссылкой на прежние акты, начиная от Соборного уложения, подтверждено запрещение крестьянам торговать в городах или слободах, как и в селах, за исключением лишь знатных сел и деревень, находящихся от городов не ближе пяти верст. Но и доступ к купечеству для них затруднен, ибо для вступления в купечество крестьянин обязан заплатить 1 тыс. руб. за себя и по 500 руб. за детей, в ревизскую перепись вступивших, и кроме того, хотя установлено записывать в гильдии по капиталам от 500 до 1 тыс. руб., но для крестьян этот размер повышен от 1 до 15 тыс.
При этом указ еще считает нужным оправдывать не стеснения, чинимые крестьянам, как можно было бы ожидать, а вообще допущение их к торгу, к записи в гильдии. Исходной точкой, следовательно, является полное устранение крестьян из области торговли, как это было в допетровскую эпоху. Указ становится всецело на точку зрения купечества, рассматривает последнее как замкнутое сословие, резко отделяет город от деревни. А между тем законодатель сам сознает, что «есть ли всех крестьян, здесь и в других местах при торгах обращающихся, вдруг отлучить от торгов и употребить их к свойственной их звания должности, и в купечество не отпускать, оное не только ни малой удобности принести не может, а послужит некоторым упадком в купеческом капитале; ибо весь нажитой здесь крестьянами от купечества капитал должен остаться не в том уже обращении, от которого купечество может пользоваться. Да к тому ж и всякий крестьянин, живучи весьма долговременно при торговых промыслах, не употребляясь нимало к земледелию, не может уже быть столь полезен в крестьянстве, кои от малолетства упражняются в оном».
Казалось бы, из этого пространного объяснения неминуемо следует, что крестьянам вообще не следует препятствовать заниматься торговлей, ибо иначе капитал, нажитый ими, уже не останется «в том обращении, от которого может купечество пользоваться», и во всяком случае не следовало бы столь стеснять запись их в гильдии. Но это была эпоха борьбы города с деревней не только у нас, но и на Западе, там запрещали устройство лавок в городах, у нас — занятие торговлей крестьянам{545}.
Существенную роль играла и внутренняя торговля иностранных купцов. Хотя русское правительство по-прежнему держалось того принципа, что иностранцам полагается заниматься только экспортом и импортом, почему они должны жить в пограничных городах и продавать товары оптом из гостиных дворов, но на самом деле их деятельность вовсе не ограничивалась этими пределами. Торговать вообще дозволялось даже местным жителям лишь в рядах и гостиных дворах, но не в домах; исключение делалось лишь для питей и так называемых нюрнбергских товаров. Ввиду провоза в большом количестве контрабандных товаров из-за границы, что обнаружилось при внезапном обыске у иностранных купцов в 1732 г., жителям Петербурга запрещено было «под потерянием по уставу всех имеющихся товаров и сверх того под опасением телесного и смертного наказания» держать и продавать в розницу какие бы то ни было товары на дому и предписывалось в течение 4-дневного срока перевезти все товары на гостиный двор в лавки.
По этому поводу англичанами было сделано представление, из которого видно, что они в значительных размерах торговали не только оптом, но и в розницу, и притом в своих домах. Английский резидент Рондо указывал на то, что пункты о недержании товаров на дому и о запрещении розничной продажи нуждаются в пояснении, какие именно товары купцам позволяется хранить у себя на дому и какие запрещено продавать в розницу. Купцы не думают, чтобы указ имел своей целью запретить им держать у себя в погребах вина, напитки и другие погребные товары и хранить у себя на дворе громоздкие товары, которые нельзя поместить в амбарах, а именно: уголь, жернова и точильные камни, ящики со стеклами, дерево «лигнумвите» и проч. Многие товары требуют сухого помещения, как то: мебель, зеркала, стенные часы; иные же, например золотые и серебряные сервизы и драгоценные каменья, нельзя держать в амбарах не только из-за боязни похищения, но и потому, что там невозможно выставить их напоказ. Из этого заявления видно, что самыми разнообразными товарами, начиная от угля, жерновов и точильных камней, стекла и дерева, вплоть до часов и зеркал, вещей из золота и драгоценных камней, иностранцы торговали у себя на дому, а вовсе не в гостиных дворах; и притом продавали их не только из амбаров, но также из открытых для публики лавок — об этом свидетельствует указание на то, что они выставляются напоказ{546}. Такие выставки в окнах или в виде особых стеклянных шкафчиков, прикрепленных к стене, составляли в то время новшество не только у нас, но и на Западе, где такого рода реклама в то время впервые появляется, и то только в таких городах, как Париж и Лондон{547}.
Эти выставки нужны были лишь в случае розничной продажи; и действительно, мы узнаем из дальнейшего, что англичане производили розничную торговлю, несмотря на строгое запрещение ее иностранцам. Именно английский резидент указывает на то, что купцы выписывают из-за границы много таких товаров, которые лавочники и простые люди оптом и не покупают, как то: домашние уборы, золотые и серебряные сервизы, алмазы, карманные часы; лучшие вина, водки и иные погребные товары также продаются в Петербурге только лицам, которые покупают их на свой обиход. Имелись, следовательно, магазины, в которых иностранцы продавали в розницу предметы роскоши: дорогие вина и водки, бриллианты, золотые и серебряные вещи, зеркала, стильную мебель (кабинеты), часы стенные и карманные — и часы являлись в то время весьма дорогими вещами, которые не только у нас, но и на Западе носила лишь знать или которыми украшали гостиные{548}.