Правда, речь идет здесь о векселях, которыми обязываются дворяне, но все же стремление заменить в видах устранения подлогов упрощенный порядок выдачи векселя, ему свойственный, столь сложным, как явка у нотариуса, составление в правительственных местах, представление поручителей, публикация, едва ли свидетельствует о том, что вексель вошел в обиход. Все это, скорее, указывает на то, что он являлся в то время еще слишком культурным для нас инструментом или, во всяком случае, что для дворянства он совсем не подходил.
Что касается пользования векселями в области внешней торговли, то, по словам Бюша, писавшего в конце XVIII ст., Россия принадлежит к числу тех стран, в торговле с которыми купцу не может помочь ни вексель, ни банкир, и туда возможно лишь пересылать деньги наличными или же необходимо купцу везти их с собой. Торгуя с Архангельском, — прибавляет он, до сих пор было выгодно, хотя и не являлось необходимым, посылать туда деньги наличными на Петербург, поручая их лицам, закупающим по распоряжению купца товары внутри страны{531}.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.
Внутренняя торговля в XVIII ст.
Не только в области внешней, но и во внутренней торговле российское купечество играло сравнительно незначительную роль». Мы должны принять во внимание, — заявляет депутат от однодворцев Елецкой провинции Давыдов, — что лиц купеческого сословия, по обширности Российского государства и сравнительно с другими сословиями, находится весьма мало и ему даже невозможно вступать во всякий мелочной торг, хотя оно и делало неоднократные тому опыты. Известно, — прибавляет он, — что во многих городах купцы не только не производят торга, но и даже ни одной души не состоит записанными в последнюю ревизию, а торгуют в этих городах всякими мелочными и необходимыми товарами. Обитающим в Уфимском и Ксетском уездах народам приходится довольствоваться торговыми операциями между собой, помимо купцов; разъезжают по уезду с торговыми целями и оренбургские и уфимские казаки. Если бы в этом обширном уезде было запрещено жителям заниматься торговлей и это право предоставлено было одним купцам, то «из этого последует народное отягощение», ибо уездные жители не могут иногда дождаться купца в течение целого года для сбыта ему своих продуктов».
Здесь мы имеем перед собой обширную непроезжую окраину с редким населением и с крайне малочисленным купеческим классом, область, мало сообщающуюся с другими частями государства, но производящую обмен продуктами в своих пределах, обмен, совершаемый казаками и крестьянами помимо купцов.
Но и депутат от Олонецкого уезда, лежащего на другом конце государства, рассказывает, что купцы, ввиду отдаленности от селений и трудности проезда по дурным дорогам, особенно в погостах, которые находятся один от другого на расстоянии более 500 верст, не приезжают в города для покупки сельскохозяйственных продуктов.
Представитель от главной над таможенными сборами канцелярии граф Миних присовокупляет к этому, что многие купцы «или за недостатком капитала, или не имея знания и доброго поведения, почти совсем не упражняются в торговле, а употребляют себя на самые низкие работы или утопают в пороках». С другой стороны, «приманчивая прибыль и способность употреблять в оборот свои деньги суть причиною, что люди иного звания, но имеющие качества, противные вышеописанным, вошли в торговлю. Я говорю здесь о крестьянах, которые в продолжение почти ста лет, невзирая на все обнародованные в разные царства запрещения, не переставали производить торговлю и быть в оной заинтересованными на весьма значительные суммы». «Сему-то умножению капиталов и искусству своих новых участников» он приписывает «по большей части расширение русской торговли и нынешнее цветущее ее состояние»{532}.
Есть такие города, сообщает депутат от г. Зарайска, в которых нет вовсе купечества. Уфимский уезд, говорит другой депутат, населенный разными племенами, так обширен, что если проехать от одного до другого конца его по прямой линии, то получится около тысячи верст. Между тем в Уфимском уезде, кроме городов Уфы и Табынска, которые находятся на расстоянии 90 верст один от другого, нет нигде ни торгов, ни ярмарок. Притом в обоих городах купечества весьма мало, да и то «вовсе не капитальное». В состоянии ли какой-нибудь уфимский купец, при небольшом капитале и обороте, «удовольствовать всех живущих в Уфимском уезде народов» потребными им товарами?
На недостаточность купеческого класса по сравнению со значительностью оборотов и на отсутствие купцов во многих городах указывают и другие депутаты. Так, например, оказывается, что из одного Ливенского уезда, не говоря уже о других местностях Воронежской и Белогородской губерний, вывозится ежегодно на продажу до ста и более тысяч четвертей хлеба. В Елецкой провинции хотя и есть купечество, но заготовляемый в столь большом количестве хлеб не только в провинции, но и во всей губернии не мог бы найти себе сбыта. Крестьяне и везут его по рекам в Орел, Калугу, Мценск и на Гжатскую пристань, откуда хлеб отправляется в Москву, Петербург и другие местности. «Извольте же, высокопочтенное собрание, — прибавляет депутат, — представить, что последует, если этому ходу дела будет дано противоположное направление? Где, кроме показанных мест, земледельцы могут продать такое множество хлеба и прочих продуктов, когда в Ливнах нет ни одного купца, а живут почти все те же земледельцы?»
Неудивительно при таких условиях, если внутренняя торговля находилась в руках крестьян, как и однодворцев, казаков, татар и других групп преимущественно сельского населения.
Крестьяне не ограничиваются сбытом собственных произведений, а, разъезжая по разным местам, скупают лен, пеньку, холст, сукна, овчины, скот, вплоть до таких предметов, как шелк или бумага, и затем перепродают их по торжкам и ярмаркам и даже в городах, притом не только оптом, но и в розницу. Отправляясь в другие местности и переезжая из села в село на еженедельные торги, они скупают у своей братии сельскохозяйственные продукты и затем сбывают уже их купцам. В Нижегородской губернии, где находились такие «знатные села», известные уже в те времена своими промыслами, как Лысково, Павлово, Ворсма, Мурашкино, на многочисленных торгах и ярмарках крестьяне сбывали кузнечные, слесарные и оловянные изделия, платье, шапки и рукавицы, всякого рода обувь и конскую сбрую (хомуты, узды, шлеи), кожи, деревянную посуду, как и хлеб, соль и другие съестные припасы.
Крестьяне вступают и в «большие торги». Скупая товары, они приобретают значительные капиталы и «усилились подобно купцам». Они ездят на Макарьевскую и Ирбитскую ярмарки, провозят товары в дальние сибирские города, как сухим путем большими обозами, так и на судах от Тобольска через Томск до Иркутска и за Байкал до Селенгинска и Якутска. Они продают и меняют товар на товар в городах и на заводах, по селам и деревням всякого звания людям, оптом и в розницу, «без всякого опасения». На вырученные деньги они закупают меха — соболей, песцов, бобров, лисиц камчатских, белку, горностая — и, возвращаясь с этими купленными товарами, продают и меняют их в таком большом количестве, что их операции превышают обороты купцов.
Они ведут, следовательно, торговлю не одними сельскохозяйственными продуктами, но и привозимыми из дальних местностей, из Сибири пушными товарами, торговлю в крупных размерах, производимую на больших расстояниях.
В восточных губерниях имеется много крестьян, как и местных жителей — татар, которые, разъезжая по уездам и городам и даже посылая от себя приказчиков, закупают не только кожи и овчины, сало, воск и мед, но также иностранные товары, как, например, голландские сукна кармазинные и полукармазинные, шелковые материи, краски, и все это везут в особенности на Оренбургскую и Троицкую ярмарки. Ввиду значительности своих капиталов они «удовольствованы» в гостиных и меновых дворах лучшими лавками; им принадлежат «со въезда азиатских народов у ворот первые лавки», и «тех азиатов они удерживают при своих лавках и не допускают к другим внутрь».