- Что - так страшно, так опасно? - театрально ужаснулся Гарик.

  - Сам чёрт ногу сломит! - значительно округляя глаза, поведал Веник.

  Они посмотрели друг на друга и улыбнулись... Чему-то, что открывалось там... за стенами этого дома, за порогом, за облезлой дверью... Что-то непередаваемое словами, и даже неоформленное в образ. Что только чувствовалось душой. Как будто... приключение, какое бывает только у героев фантастических книг.

  - Ромочка, жди здесь, - властно повелел Гарик шофёру.

  Ромочка достал заранее запасенный новый русский детектив и тут же погрузился в чтение (знать детектив был интересный).

  Когда над спящим городом занималась заря, Гарик ехал домой. Выпитая с Веником водка уже не будоражила кровь, он был трезв и сознание его было ясно как сверкающий на солнце хрусталь.

  В этот час, когда сон смеживал очи последних ночных гуляк, его сердце стучало в удвоенном ритме и горячо пульсировало в голове.

  Он помнил. Где бы ни был и что бы ни делал сегодня, он помнил запах ладана и глядящие сквозь него бесстрастные темно-карие глаза. Ни важный разговор с дядей Мишей ни пьянка и дикие бредовые фантазии у Веника не смогли изгнать из чувств его впечатление от этой утренней встречи.

  Теперь уже и нечем было изгонять. Гарик ехал меж темных, тонущих в предутренней дымке зданий, и думал о том, что именно должен чувствовать сейчас? И должен ли он чувствовать то, что чувствует? И должен ли он ехать в тот дом вообще...

  Он чувствовал себя сейчас совсем не так... как-то совсем не так, как раньше. Теперь ему казалось, что слишком много он придумал, присочинил к реально произошедшим с ним событиям.

  - Ты знаешь, Веник, мне страшно...

  За окнами убогой комнатушки с облезлыми стенами сгущались сумерки.

  Они сидели на застланном покрывалом матрасе, перед ними на дощатом облупленном полу стояла бутылка водки, лежали на куске сверкающей позолотой оберточной бумаги бутерброды с колбасой. Несколько часов пролетели как одно мгновение. И за эти несколько часов они придумали почти до мельчайших подробностей великолепное и красочное (так по крайней мере казалось им самим) шоу. Все получилось как-то само собой и начиналось просто как игра, не собирался Гарик доверять первому встречному, занимавшие его фантазии, которые были для него в действительности очень драгоценны, но не смог удержаться, потому как что-то подсказало ему вдруг, что его поймут. И даже, возможно, поддержат. Гарик был словом, Веник был действием, это был естественный способ самовыражения для обоих. Для Веника все было игрой, он тут же принялся что-то изображать, в его голове мгновенно создавались образы, и он, как колдун, из ничего дарил фантомам плоть в реальности.

  Потом они просто говорили что называется "за жизнь", стараясь рассказать друг другу как можно больше о себе, чувствуя, неожиданную потребность в этом, и смотрели друг на друга с мистическим страхом, когда оказывалось, что во многом они похожи.

  - Чего ты боишься?

   - Я сегодня увидел человека, которого не видел много-много лет... Увидел неожиданно... я был так не готов к этому... Он стал... священником... О-ох, меня начинает тошнить...

  - А кем он был раньше?

  - Он был убийцей... и садистом... И он...

  - Он что-то сделал тебе?..

  - Он... да, наверное. Он сделал из меня то, что я есть... Я постоянно думал о нем. Все эти годы. А зачем? Почему я не мог забыть или хотя бы не придавать этому такого значения? Так смешно. Особенно смешно после того, как я увидел его в рясе.

  - Видимо он раскаялся.

  - В чем?

  - Во всем.

  - Это недостойно его. Я буду презирать себя за то, что столько думал и так ненавидел человека, который стал монахом!

  - Почему? Ты должен бы...

   - Ха-ха! Может быть, порадоваться за него?! И может быть самому посыпать голову пеплом?! Да иди ты к черту! Я не собираюсь верить в то, что он сотворил с собой!

  Было пыльно. Пахло духами и гримом. На стульях и дверцах шкафа кучами громоздилась одежда.

  Огромное трюмо тоже немного пыльное.

  Флаконы.

  Гладильная доска и новомодный утюг.

  И афиши на стенах.

  Афиши пьес Чехова, Островского, трагедий Шекспира...

  - Веник, я останусь здесь с тобой... Притащу еще матрас и постелю его в противоположном углу...

  - Угу... И ночью будут бегать по тебе тараканы. Ты слышишь как шуршит все кругом?.. Как шевелятся обои и афиши?.. Это полчища тараканов бродят по стенам. Когда дом затихает, они выходят на охоту. Ты видел местных тараканов? О! Пойдем на кухню, я покажу тебе банку, что поставили жильцы для ловли этих милых животных. Трехлитровая банка с приманкой, Гарик, с намазанными маслом краями. За ночь она на три четверти набивается тараканами. Утром эту шевелящуюся массу Зоя Николаевна уносит... Я не знаю куда. Не интересовался.

  - Веник... давай я тебе денег дам, снимешь хорошую квартиру.

  - Нет, не надо. Я сам. Я уже сделал много, я уехал из своей сраной Пензы, я поступил в Щукинское... Это все, - широкий жест рукой, - временно. Я знаю, что должен пережить трудности и добиться всего сам... Может быть просто из суеверных соображений. У меня есть мечта, Гарик. Как не дебильно это звучит, но это так. Мечта детства... ради которой я...

  Гарик молча смотрел на дно граненого стакана.

  - Я хочу стать актером, добиться популярности и... я хочу в Париж.

  Это звучало так... Наивно, искренне и смешно. Гарик усмехнулся и допил оставшийся в стакане глоток. Он хотел сказать: "И всего то!", но не сказал, потому что шевельнулось в душе его что-то очень похожее на зависть.

  - А я не буду как ты вкалывать в поте лица и жевать тухлую колбасу. Знаешь, почему?.. Потому и затем, Веник, что трудом праведным никогда и никто еще не добивался исполнения своих мечт. Деньги тянутся к деньгам, и слава, и успех тянутся к деньгам. Я стану компаньоном этого старого педераста, а потом выкуплю его шарагу. И будет все так, чтобы мы, ты и я, смогли исполнить наши мечты.

  - А какая у тебя мечта?

  - А вот такая она и есть.

  Потом они просто долго сидели в темноте, слушая шорохи и скрипы старого дома, и каждый думал о своем, а когда они прощались в дверях Гарик сказал:

  - Ты знаешь, о том, что мы тут с тобой насочиняли сегодня... Я напишу, потом дам тебе почитать. Оценишь, лады?

  Веник кивнул.

  К утру он стал каким-то бледным, осунувшимся и лохматым. Краски жизни потускнели в нем, и он как-то слился с окружающей обстановкой - с облезлыми стенами и тошнотворно сладким запахом из подвала.

  Волшебство этой ночи развеялось.

  "Неужели и я так выгляжу?" - подумал Гарик.

  И еще он подумал: " Ненавижу утро".

  В который уж раз.

  Дом был погружен во тьму и тишину. Мокрый гравий хрустел под ногами, тускло блестели в холодном утреннем свете листья деревьев. Присутствия дьявола не ощущалось, и потому Гарику сразу захотелось спать.

  Чувствуя себя разбитым и усталым до невероятности, он прошел по спящему дому, ступая мягко и стараясь быть как можно менее заметным. Он едва не вскрикнул от неожиданности, когда что-то вдруг коснулось его ноги.

  Гарик обернулся и увидел Нюму.

  Одетый в голубую с паровозиками байковую пижамку мальчик смотрел сурово, еще большей суровости придавал ему зажатый в ручке пистолет.

  - Не двигайся, а то застрелю. Руки вверх!

  Гарик покорно поднял руки вверх.

  - Ты злобный и жестокий бандит? - осведомился он.

  Нюма серьезно кивнул.

  - Я ограбил банк!

  - Ух ты! Вот это здорово! И какой же банк ты ограбил?

  Нюма неопределенно махнул куда-то в сторону.

  - Там!

  - А зачем ты хочешь меня убить?

  - Я хочу, чтобы ты помог мне тащить награбленное. Оно тяжелое.

  - Обязательно сейчас? Может быть позже?

  - Ты дурак! Если награбленное не спрятать хорошенько, его найдет папа. Я хранил его в своей комнате под кроватью, но это ненадежное место!