Мучительное непонимание терзало душу Евгения Николаевича. С самой первой минуты их знакомства до самой последней (что-то подсказывало Евгению Николаевичу, что последняя минута как раз только что миновала) он все пытался понять... Иногда ему казалось, что вот-вот у него получится, и... тем больнее было осознавать каждый раз, что Гарик по-прежнему закрытая книга. Тайна за семью печатями.
...Так может быть нет шансов и не было никогда?.. Может быть все к лучшему?
Шершунов вздохнул с облегчением и улыбнулся своему отражению в стекле. Если бы он знал, что ожидает его уже через несколько часов, он попросил бы Ванечку попасть в аварию...
... Уже даже в тот момент, когда он вошел в свою темную и пустую комнату он вдруг почувствовал тоску. А ведь всего лишь скрипнуло оставленное Гариком с утра открытым окно.
Скрип невыносимо жалобный. Он почему-то напомнил об осени, о пустующих дачах, где вот так же должны скрипеть незапертые калитки.
"Надо петли смазать", - подумал Шершунов, раздраженно захлопывая окно.
В какой-то мере произошедшее было закономерностью - это было всего лишь продолжение боевых действий. Ошибками противника надо пользоваться и делать это следует незамедлительно. Какого черта, спросите вы? Ответить затруднительно. Надо и все!
Скажем сразу, что у Гарика не было задумано никаких военных действий, кроме того разве что, чтобы досадить своим присутствием Шершунову. Скажем также еще, что он вообще не думал ни о какой войне. Надоело.
Надоело все.
Именно о том, что надоело все, Гарик и думал все это время.
На банкете было не так уж много народа, в основном солидные и представительные мужчины, многие были и с отпрысками, но тоже солидными и представительными... Скука смертная.
Оркестр играл какую-то тихую ненавязчивую музыку, был организован шведский стол, вокруг которого, собственно говоря, общество и дефилировало, Гарик попробовал некоторые деликатесы и потом от нечего делать стал наблюдать за происходящим, полагая, что возможно заметит что-нибудь тайное, странное, криминально-мафиозное. Ничего подобного, разговаривают, пьют, смеются. Прямо компания добрых друзей.
Гарик флегматично заглатывал устрицы и размышлял по поводу того, какой же Шершунов мерзкий тип, изредка следя за оным Шершуновым взглядом и, заметьте, тот ни разу не обернулся!
А потом...
Все глупости, что вытворяет человек в жизни своей происходят от излишнего безделья. Когда нечего делать мы начинаем думать, начинаем фантазировать, и это приводит порою к самым неожиданным результатам. Порою непоправимым.
От нечего делать Гарик рассматривал гостей, и внимание его неожиданно привлек сам виновник торжества - высокий несколько сутулый молодой человек, которого, по всей видимости, дядя затаскивал в мир большого бизнеса за уши. Он водил его за собой, покровительственно обнимая за плечи, представлял нужным людям.
Случайно Гарик поймал его взгляд. Взгляд переполненный вселенской тоской, взгляд, в котором заключалась вся вселенная - вся огромная сложная поразительно бессмысленная жизнь. Бессмысленная не сама по себе, напротив, она всегда полна была смысла... нет, пожалуй, надежды на смысл, ставшая бессмысленной именно сейчас в этот самый момент.
Часто ли вам приходилось присутствовать при моменте, когда внезапно чья-то человеческая жизнь становится бессмысленной? Надеюсь, что нет, потому что тогда особенно ясным становится вдруг, что твоя собственная жизнь...
Взгляд - сотая доля мгновения.
"Господи, как же я ненавижу все это! Я просто НЕ ПОНИМАЮ, что я здесь делаю, зачем я здесь! Я как инопланетянин, нет... как лепесток белой розы, гонимый холодным северным ветром. На север. Все дальше и дальше.
Что?! Я должен работать в твоей фирме?! Я должен вникать в дела?! Я должен... я знаю, что должен... Но я - музыкант! Ты понимаешь, что я... Нет, ты не поймешь, ты никогда не поймешь... я так ясно вижу твою скептическую улыбку - довольно быть ребенком, тебе уже двадцать пять - а что такое двадцать пять?! Двадцать пять... сорок, шестьдесят, что значат эти цифры. Многое?! Ну только не для меня! Я не такой как все - я лепесток белой розы.
Да, я знаю, что моя мать со слезами просила приобщить меня к делу, потому что я должен зарабатывать деньги, чтобы содержать ее и сестру, да им всем наплевать, что я...
В этом мире скрипки не играют за просто так."
Всего этого не было.
Все это Гарик придумал... а может быть все это было, потому что Гарик действительно слышал голос. Вопль из глубины сознания.
Официальный костюм и короткая стрижка совсем не шли молодому человеку - взгляду молодого человека - он должен быть одет в косуху, у него должны быть длинные патлы и круглые железные очки.
У него в руках должна быть гитара.
Но здесь совсем другая реальность, в этой реальности цветы превращают...
... заталкивают музыку в механические шкатулки, что заводятся маленькими золотыми ключиками, заливают парафином нежные лепестки белой розы.
Здесь не может быть другой музыки, кроме музыки запертой в шкатулку. Настоящая песня не рождается под шуршание "зеленых".
"Если ты привыкнешь к этому миру - ты разучишься летать. Это навсегда. Это неизбежно, - услышал Гарик из того мимолетного взгляда, - Я уже разучился."
Он замер и покрылся инеем, чувствуя, как леденеют кончики пальцев, и холод поднимается все выше и выше.
Серая обыденность только того и ждет, чтобы догнать, повалить и овладеть. Чтобы заставить забыть дорогу в иные миры, чтобы заставить забыть о существовании этой дороги.
Гарику нравилось думать возвышенными словами, и в иные моменты ему очень легко удавалось убедить себя в какой-нибудь полнейшей чепухе... Вот как сейчас, например.
В нем постоянно боролись две сущности - романтика и прагматика, причем первая чаще была в силе и более свято верила в победу. Гарик устал бороться с ней, а она все более бурно восставала против его второй половины (серой обыденности), она кричала ему: "Реальность?! Я не хочу реальности!!! Пусть она будет, но пусть ее будет не так много!!!"
Мы все слегка чокнутые, но мы стараемся быть адекватными реальности, мы стараемся КАЗАТЬСЯ нормальными, и только это, собственно, отличает нас от обитателей психушек.
Вера Ивановна не напрасно намеревалось отправить туда своего ребенка. Он не хотел казаться. Он не боялся смешивать реальность объективную со своей субъективной реальностью. Никогда. Потому что в большинстве случаев ему было плевать на то, что о нем подумают, какое о нем сложится мнение.
Еще одна игра. Почему бы нет?
Впрочем, всего лишь продолжение старой игры - в кавказскую пленницу.
...Выйти через дверь означает привлечь к себе ненужное внимание. В приключенческих фильмах герои любят удирать через окно в туалете.
Почему бы не уподобиться?
Стук...
Стук...
Стук...
Каблуки по белому кафельному полу. Такой холодный бесчувственный звук.
Тишина... и нежное журчание воды где-то слева.
Окно открывается очень легко. Жалобный скрип особенно пронзителен и неприятен в тишине.
Секунда... и он уже вне реальности. Реальность смотрит на него откуда-то извне, холодно и равнодушно - через оконный проем, ярким ослепительно-белым в окружающей темноте светом, отраженным от кафеля.
Порыв ветра, и окно с унылым скрипом стукнулось о раму. Унылый скрип почему-то вдруг напомнил об осени и о гнилых листьях. Напомнил о том, что человек создан для одиночества, что он рождается в одиночестве, умирает в одиночестве и предстает перед Богом тоже в одиночестве. И какие бы он не испытывал иллюзии - живет он тоже в вечном одиночестве. Это вроде как данность.
...Но есть на свете одна штука, которая на какое-то время разрушает привычное представление о бытии. Эту штуку люди обозвали любовью. Штука странная, непонятная и неразгаданная. Откуда она берется и что нам с нею делать?