Тимур и Хусейн должны были бы радоваться такому обороту дела. Но он дал им скорее повод к беспокойству. Весной 1366 года оба отправились в Самарканд. Для них те защитники были людьми, которые в городе вознеслись до властителей и этим посягнули на исконные права эмиров и султанов. Когда Хусейн и Тимур подошли к Самарканду, они приказали сообщить предводителям о своей готовности встретить и принять их перед воротами города для визита вежливости. Те, ослепленные льстивыми речами эмиров, являются в условленное место. И с ними, действительно, ничего не случается. Наоборот. С ними обращаются в высшей степени предупредительно. На следующий день их снова приглашают, они являются, приносят еще больше подарков, чем раньше. Это удобный момент вероломно убить предводителей города. Тимур настаивает только на том, чтобы сохранить жизнь студенту теологии.

Оправдание этого преступления дается в одном источнике: «Так как сохранение власти и борьба против подобного войска (как войско из Моголистана) — и то и другое — дела, которые, пожалуй, могут приличествовать королям и их наместникам — (в этом случае) выполняются «верноподданными»; все это ударило в голову как раз этим верноподданным, и они отважно поставили свою ногу на одну ступеньку выше той, которая им подходит, и пролили кровь, чувствуя себя сильными, и причинили зло» 166. Горожанам, таким образом, собственно, не полагалось самим защищаться от превышения власти; этим они затрагивают область, которая оставлена только эмирам и князьям кочевников. Самостоятельным организмом внутри сферы власти князя город быть не может; право на существование он имеет однако как творение правителя.

Вице-король, который завоевывает мир,

под защиту которого бежит человечество —

он направляет повод своей лошади на Иран,

и снова мир освещает луч победы.

Чтобы завоевать землю, пришпоривает он Рахша1 —

и торжествует и раздает земли.

Полководец Турана поставил перед собой цель,

требовать дань от страны Ирана...

«Я не хочу довольствоваться Тураном!

Пусть весь мир будет мне подчинен!

Мир охотно покоряется одному государю,

и для женщин хорош только одни муж.

От Джамшида2 получить дань,

не от подданного — поступок героя.

Так как королем становится тот,

кто покоряет королей — а не тот, кто угнетает только бедных нищих.

Кто победит Дария3, а не маленького кузнеца, станет Александром...»4

Хатифи

9 апреля 1370 года эмиры признали Тимура султаном в Мавераннахре. Теперь он завоевал такой ранг, который имели когда-то эмир Кизаган, Абдаллах и, наконец, эмир Хусейн. От них он получил в наследство также трудности, за преодоление которых он один нес теперь ответственность: защита от «бандитов» и охрана страны от набегов из Ирана; и в самой стране, очевидно, его положение было вряд ли более прочным, чем положение его побежденного предшественника. Только два месяца было дано Тимуру, чтобы в области Кет порадоваться своим успехам. Затем действительность дала о себе знать. Эмиру Хусейну не удалось привлечь на свою сторону всех важных князей — почему Тимуру должно было удаться невозможное? Эмир Муса, у которого он однажды отнял одним дерзким ударом крепость Карши5, не явился предусмотрительно на княжеский съезд, на котором его враг принимал присягу на верность султанату. Со своими женами и прислугой он пробился в Шибар-ган к эмиру Апардидов Зинде Хазаму. Апардиды, которые до этого чувствовали себя притесняемыми Ка-заганом и его последователями, ни в коем случае не были друзьями Тимура. Зинде Хазам тоже не явился на съезд, и когда Тимур через посланника призвал его прибыть, то получил только сдержанный ответ; потом стало известно еще кое-что похуже: Зинде Хазам сначала воспрепятствовал эмиру Тиленси из рода Арлат, родиной которого был Андхой, приехать в Самарканд для принесения присяги на верность, а потом убил его6.

Этот вызов Тимур не мог оставить без ответа, тем более, что Зинде Хазам просто посадил в тюрьму двух посланников, которые должны были серьезно усовестить его. Войско скоро переправилось через Оке и окружило Шибарган. Зинде Хазам увидел тут только один выход: он попросил некоторых из посланных воевать против него эмиров походатайствовать за него перед Тимуром, чтобы ему была дарована жизнь. По требованию он выдал эмира Мусу и обещал незамедлительно отправиться в Самарканд, где он хотел броситься в ноги Тимуру. Тимур милостиво принял Мусу, утвердил даже его власть над наследственным мирным союзом, однако напрасно ждал прибытия совершенно подавленного Зинде Хазама. Но тот, вероятно, не очень серьезно воспринимал султана Тимура и продолжал строить новые планы7. Среди тех, кто после завоевания Балха и в конце султаната Хусейна заверил Тимура в своей преданности, называются также двое из Термеза: Ханзаде Абу ль-Маали и его брат Ханзаде Али Акбар8. Они тоже, как Зинде Хазам, дали клятву верности не от чистого сердца. Конец султаната Хусейна был для них знаком того, что власть эмиров, опирающаяся на кочевников, находилась в состоянии исчезновения; казалось, пришло время, когда оседлые снова получили слово. И как лучше можно было бы это обосновать, если не религиозными аргументами в том виде, в каком их никогда не могли бы приводить правители тюркско-мон-гольских кочевников? Ханзаде Абу ль-Маали, один из многих потомков Пророка, велел распустить слух, что предстоит скоро возвращение Двенадцатого имама Алида Мухаммеда аль-Махди, который исчез в 874 году в Самарре и вошел в сокровенное. Во сне ему, сайду из Термеза, явились Пророк и Али Аби Талиб и недвусмысленно разрешили агитировать за истинный ислам и привлекать всех без исключения в соратники. Одно из посланий из Термеза дошло до Зинде Хазама и укрепило его решение не идти в Самарканд, а со своими сторонниками и отрядами, которые спешили стать под знамена борца за Махди, предпринять разбойничьи набеги в Балх, а также севернее Окса вплоть до Каладжа9.

Так для любого стало очевидно, что Зинде Хазам и Алиды из Термеза несмотря на все клятвы, которые они как раз перед этим давали, пренебрегли Тимуром. В целях осторожности они освободили, правда, область севернее Окса и разрушили после себя временный мост, чтобы создать препятствия на пути возможных преследователей. Эмир Секу, доверенный Тимура, получил из Самарканда приказ зимой 1371 года стягивать войска из Хотталаиа, Кундуза и Баглана и окружить Шибарган, так как Тимур сам не мог вести войну на юге. Он намеревался предотвратить опасность, которая грозила ему из Моголистана и которую он на данный момент оценивал как очень серьезную. На стороне эмира Хусейна он уже много раз — правда, не всегда успешно — воевал против Севера и момент начать там воевать теперь, казалось, был как раз благоприятным. Ильяс Ходжа, хан, уже после одного года царствования был убит эмиром по имени Джамар-ад-дин; но так как там, как мы уже слышали, не хотели еще смириться с фактическим господством «верноподданного», положение оставалось неясным и запутанным10. Поэтому Тимур осенью 1370 года выступил на север и продвинулся в Ферганскую долину. Один из местных эмиров со своим «мирным объединением», которое охватывало три-четыре тысячи палаток, подчинился ему. Кроме того, Тимур завязал отношения с Кебеком-Тимуром, членом рода Чагатая, которого он знал еще раньше. Этого принца он назначил на севере ханом, потребовав от него, конечно, чтобы он служил ему проводником в одном разбойничьем набеге на страну, лежащую по ту сторону Яксарта. Кебек-Тимуру пришлось согласиться; но как только Тимур вернулся в Самарканд, Кебек и не думал больше о том, чтобы вести себя так, как, должно быть, ожидал от него его покровитель. Как хан Севера Кебек-Тимур видел: он оказался в таком положении, что должен при помощи угроз и обещаний собрать вокруг себя большое войско, чтобы «стать, как Чингисхан, завоевателем мира»11. Тимур вообще-то не стремился достичь этого своими мерами. Он приказал, чтобы «мирное объединение» Джалаиров, которое, как мы помним, жило на территории вокруг Ходжента, преподнесло урок Кебек-Тимуру. Но Джалаиры рассорились друг с другом; некоторые перешли к хану, но верными Тимуру эмирами были задержаны и казнены. Предводители войска, которым Тимур поручил поход, заключили мир на условиях компромисса и вскоре вернулись в Самарканд. Тимур, ненавидевший любую половинчатость, строго упрекал их за эту уступчивость. Он сам стал во главе поиска и вторгся в Моголистан. Во время похода он разыскал одного знаменитого сайда, и так как каждый знал о его близких связях с наследниками Пророка, враги сломя голову стали разбегаться. С богатой добычей Тимур вернулся домой, но, очевидно, не одержал решительной победы12.