Князь кочевников или полководец, такой как Тимур, мог, таким образом, всегда использовать большую массу людей, которыми он распоряжался по своему усмотрению. Вначале он мало задумывался об обеспечении этих войск. Только позже, когда Тимур начал планировать обширные дела, которые требовали многолетнего отсутствия в родных областях, принял он меры по подготовке. Все-таки спрашивается, каким образом уже в эти ранние годы деятельности Тимура простая угроза драконовских наказаний удерживала вместе войска и заставляла выдержать самые страшные лишения. Воспоминания о том, что это было уже при глубоко уважаемом Чингисхане, воспринимается, по-видимому, как обязательное; к нему призывались все правители, которые с тех пор властвовали по ту сторону Окса, и марионеточное ханство с одним из Чингисидов существовало как и раньше. Под идеалом, к которому нужно стремиться, понималось, по-видимому, такое непременнное послушание, отдельная, человеческая жизнь ценилась мало по сравнению с этим. Ибн Арабшах, дамасский свидетель, дает нам пример того, что подразумевается под послушанием. Однажды во время долгого похода Тимур увидел одного с трудом тащившегося воина; разозленный его видом, он воскликнул: «Нет ли здесь кого, кто снесет голову тому нытику?» Вскоре после этого один из эмиров положил к его ногам отрубленную голову. Тимур, который, по-видимому, уже забыл об этом случае, на свой вопрос, что представляет собой этот убитый, узнал, что речь идет о том, походку которого он осудил. Тимур якобы выразил удовлетворение тем, что выполняется даже легкий его намек130.

Жестокие наказания и передаваемая из поколения в поколение идеальная картина послушания — вот объяснения, которые выходят на первый план. Намного важнее, пожалуй, тот факт, что воюющие войсковые единицы, которые были подчинены отдельным полководцам, жили вместе. Не было даже столкновений между объединениями боеспособных мужчин, с одной стороны, и семьей или родом, живущим в другом месте, с другой стороны. Оба объединения сливались в одну группу. Деление населения по системе десятков, восходящее к Чингисхану, могло расколоть расширяющиеся родовые союзы; части одного могли быть присоединены к другому, что не в последнюю очередь являлось также следствием войн. Так было и при Тимуре. Он, например, отдал приказ в 1393 г. населению Курдистана: кто сдастся в плен, вступит в «мирный союз» и пойдет с ним, тот сохранит свою жизнь и все имущество; с другими поступят как с врагами131. Таким образом, если «мирные союзы» обязаны своим возникновением или расширением насильственным мероприятиям, все же кажется, что рассудок тоже сыграл свою роль: речь идет о союзах, основой существования которых был не какой-то определенный поход, а сохранение жизни вообще. Еще во промена Тимура многие эмиры имели собственные «мирные» союзы — те люди, которые были преданы им и этим давали возможность своим предводителям делать политику. После битвы с «бандитами», проигранной из-за неожиданно обрушившихся ливней, эмир Хусейн посоветовал перевезти в безопасное место на ту сторону Окса семьи и «мирный союз». В связи с этим же различают сторонников эмира и «мирный союз». Тимур, к тому времени, очевидно, не имевший ни собственного союза, ни достойных упоминания сторонников, оставался поэтому на территории Кеша и стягивал бойцов для двенадцати полков, из которых он семь откомандировал для снятия блокады Самарканда132. Когда Тимур несколько позже порывает с эмиром Хусейном, он посылает Бахрама из рода Джалаиров с двумя другими людьми, пользующимися его доверием, в Ходжент, чтобы они проконтролировали союз Джалаиров133.

В случае Джалаиров союз как род уже давно доказан134; иначе у эмира Хусейна: его дед Казаган — выходец из рода Караунас, народа, не имеющего места в монгольской генеалогии племен. Но и в этом союзе, возникшем только в период войн на рубеже четырнадцатого столетия, сформировалось чувство принадлежности, сравнимое с чувством принадлежности Джалаиров, которые верят, что у них есть общий предок135.

Прочность и, конечно, также обороноспособность этих союзов не в последнюю очередь повышались благодаря тому, что женщины не только участвовали в военных походах, но и сами воевали. Примеры этого дают источники не только о времени Чингисхана, но также и о более поздних временах. В Багдад Хатун, возлюбленной, а потом жене ильхана Абу Сайда, прославляется не только необычайная красота, намного больше подчеркивается также, что она всегда появлялась в обществе по праздничным поводам с мечом на поясе 136. В войске Тимура жили много женщин, которые бросались в военный хаос, выступали против мужчин и ожесточенно сражались с оружием в руках. В бою они совершали много такого, что делали герои-мужчины; они наносили удары копьем, сражались с мечом, метали стрелы. «И если одна из них беременна и в пути начинаются у нее родовые схватки, она на некоторое время удаляется от остальных, слезает с лошади и рожает, пеленает новорожденного, снова садится на лошадь и догоняет своих людей. Так в его войске были люди, которые родились в пути, выросли, женились, родили детей, не проживая когда-либо оседло в каком-либо месте137. Ибн Арабшах отмечает эти поразительные для него обстоятельства в своем описании жизни Тимура.

Хотя эти союзы из-за их бродячего образа жизни вряд ли регулярно выполняли обязательные для всех мусульман союза обязанности посещать богослужения в мечети по пятницам, они все же не оставались без религиозной помощи в их бесконечных военных походах. Князья заставляли находящихся у них на содержании знатоков откровений и религиозных обрядов вместе с ними отправляться в поездки; так учитель Корана Джамал-ад-дин попал наконец из Самарканда в Бурсу. Его обоим монгольским собеседникам знаком образ жизни шейха, который давал им советы по вопросам веры и шариата. Ибн Арабшах говорит о богобоязненных мужчинах, посвятивших себя службе создателю, которые отчасти вынуждены добровольно идти с войском по стране, чтобы смягчить беду заступничеством у князей, к которым они имели доступ, и препятствовать некоторым жестоким случаям произвола138.

Наряду с природными связями, которые кое-кого удерживали в своем «союзе мира», были другие формы связей. Князья и важные сановники имели в своем распоряжении дружину, которая состояла из их жен, наложниц, их слуг и детей. По данным Рашид-ад-дина, в его время к княжеской семье принадлежали наряду с челядью около семисот-восьмисот человек139. Когда мы сегодня слышим о том, что Тимур доставил в безопасное место, в Махан, семью и прислугу, мы должны, пожалуй, представить существенно меньшее количество. Но из челяди смог образоваться отряд преданных князю наемников, который еще быстрее приводил себя в боевую готовность, чем «союз мира». Взаимодействием кочевников и явно многочисленного личного эскорта обеспечивалось возвышение рода Казагана140. Тимур тоже попытался создать для себя дружину. Мы уже узнали, что в боях, в которые он был втянут зимой 1362-1363 гг., его маленький отряд был почти весь уничтожен, а его жена тоже оказалась в большой опасности. Так как из-за внутренней разобщенности улуса Чагатая самые различные банды совершали повсюду набеги и большей частью было совсем не просто установить, друг перед тобой или враг141, находилось, конечно, достаточно возможностей завербовать мужчин для пополнения эскорта.

Тимур сам долгое время служил таким сопровождающим, а его господином был эмир Хусейн. Хотя источники стараются затемнить обстоятельства этого дела, но часто их можно прочитать между строк. Только Ибн Арабшах, который писал свое произведение в 1436 году в Дамаске142, куда он вернулся за четырнадцать лет до этого из Мавераннахра 143, говорил напрямик. Для него Тимур был необразованный кочевник, который в своей юности в одной из многих разбойничьих банд наводил смуту в стране. Однажды управляющий конного завода султана, эмира Хусейна, обратил внимание на молодого человека, который умел блеснуть обширными гиппологическими знаниями. Позже Тимур возвысился до управляющего конным заводом и породнился с Хусейном. Ибн Арабшах знает, однако, и другие рассказы о происхождении Тимура. Его отец был сотником или визирем названного султана144. Что является правдой, очевидно, остается нераскрытым; о первой половине жизни Тимура у Ибн Арабшаха мало точных сведений, так что и здесь речь может идти о слухах. Очевидными являются отношения, которые были между эмиром Хусейном и Тимуром во время пребывания в Махане. Тимур принес в дар эмиру Хусейну предложенных ему лошадей; такой дар делается персоне более высокого ранга, что подтверждают источники145. Когда Тимур выздоровел после ранения и смог из окрестностей Кандагара выступить на запад, где эмир Хусейн стягивал войска, он подробно информировал того о своих следующих шагах146. Немного позже Тимур должен был, как это уже бывало, когда он предпринимал что-либо вместе с эмиром Хусейном, возглавить опасный авангард147. По обычаю, о котором свидетельствует Ата Малик Джувейни, в авангард посылали по возможности людей, которые на основании какого-то промаха и без того должны были поплатиться жизнью . Командование такими войсками, которые должны были выполнять чрезвычайно рискованные задачи, не было делом князя, но требовало, конечно, очень надежного сопровождающего. В то же время это считалось задачей того, кто мог проявить себя, даже если это был сын князя. После того как эмир Хусейн достиг первых успехов, он двинулся на Бадахшан. Вечером в палаточном городке эмир Хусейн соизволил пригласить к себе «господина счастливых обстоятельств», хотя тот уже надел для сна легкую одежду и, устав от сапог сподвижничества, освободил от них свои благословенные ноги». Отношение сопровождающего Тимура к эмиру Хусейну подверглось жесткой проверке, когда князь взыскивал деньги, которые ему нужны были для своих планов породниться с правителем Хорезма. «Я хочу достать деньги, но не поручу это тебе, так как если сопровождающий покидает своего хозяина, враги становятся отважными, выжидают и облекают ложь в одежды правды»149. Почему Тимур должен был так часто рисковать своей жизнью, прежде чем он после победы над своим прежним патроном эмиром Хусейном смог поручать другим подобного рода дела, историки, оглядываясь назад, объясняют так: «Поскольку на поле боя в господстве и руководстве господину счастливых обстоятельств было предопределено превосходство», он, не колеблясь, всегда брал на себя авнгард150. Правда, когда предстояла решающая битва с эмиром Хусейном и Тимур уже сам как князь отдавал распоряжения, он назначил Саид-ад-дина, одного из своих самых преданных сподвижников, предводителем своего авангарда151.