– Ну, что ты такое говоришь, Иван Иванович? – поморщившись, отозвался поручик. – Ну как тебе не совестно?

– Это мне должно быть совестно? Да я же читал все выводы Сенатской комиссии, по прошлым экспедициям! Все первоначальные изыскания, которые проводились до нас, там поставлены под сомнения. Тогда ради чего мы здесь так усердно стараемся? К тому же и земли эти уже распродавать начали!

– Я человек военный, – отозвался Орлов с ожесточением, – мое дело приказы выполнять, да воевать если придется. Я в политику нос не сую и выводы по делам Сенатским не делаю! Признаюсь как на духу, что и у меня, накипели вопросы, аж по самое горло! И я найду ответы на свои вопросы, если не у самого Максутова, так в Петербургских кабинетах начальствующих! Только для начала, нам надобно из этой батальнице выбраться.

Инженер горько усмехнулся и, покачав, головой проговорил:

– Ты, Константин Петрович, так ничего и не понял? Ну, оглянись же по сторонам! Тут грамотеем, каким-то особым быть не надобно, что бы понять – не нужно это никому! Ради чего мы тогда тут жилы рвем?

– Вот и зададим эти вопросы в Петербурге! А нужно будет, и до самого Красного дойдем! – выпалил с ожесточением Орлов. – Он генерал-лейтенант, человек высокообразованный, а стало быть, имеет мышление государственное. Уж он-то непременно, донесет боль нашу до самого Горчакова. А уж к словам такого человека, да еще из Главного управления, Горчаков прислушается, и Бог даст, разберется. Главное, что бы ты на берегах Невы со своими речами крамольными дров не наломал, о чем я тебя уже не единожды предупреждал. Ну, а для начала, выжить нам просто нужно!

– Речи мои в душе выстраданы, – прошептал инженер, глядя в одну точку. – Устал просто…, извини, Константин Петрович.

– Вот и давай, закончим мы с тобой все эти разговоры и озаботимся для начала, как из этого мешка выбраться! – выпалил поручик. – Как Максутова предупредить побыстрее, о кораблях английских, на борту которых десант может находиться. Надеюсь не надо напоминать, как в свое время англичане через рейд свой дерзкий, точно на такой же манер, Вашингтон спалили? Так-то Вашингтон был! Не то, что наш Ново-Архангельск, который с одних пушек спалить можно, даже не замочив сапог солдатских в океане. И все! Давай закончим все эти разговоры, а то ежели мы еще на потеху нехристей, меж собой свары затевать начнем – тогда точно и дело загубим и сами пропадем.

– И то, правда, Иван Иванович, – поддакнул казак, – бомбы у нас еще две остались. Сдюжим как-нибудь!

В тревожном ожидании шел час за часом, но Лис не торопился возобновлять штурм. Уже совсем стемнело, когда Орлов посмотрев, на товарищей произнес:

– Начинай, однако, казак, отчитывать убиенного Бена. Пока луна не спряталась, придадим его тело бренное земле. Да и тихо пока.

Степанов покачав головой, перекрестился и тихо прошептал:

– Ну, Бен, ежели, что не по-вашему будет, то извиняй. Я конечно не священник, отпеть не могу, впрочем, как и поведать все тайны Святой Церкви, перед отправкой в последний путь, прочитаю что смогу. Думаю, не обидишся на старика, за то, что не дал мне Спаситель уст херувимских, да разумного красноречия Серафимского. Будем все уповать на милость Господа, что примет раба божьего, оставившего нас не по своей воле.

Закончив ритуал, Степанов с Орловым и Джоном вынесли тело убиенных во двор. Оставив для наблюдения инженера с аулетом, которые в случае опасности должны были подать сигнал из винтовок. То и дело, спотыкаясь в темноте об уже успевшие закоченеть трупы, они добрались до воронки, образовавшейся от взрыва бомбы, которая и должна была принять тело убитого американца. Несмотря на то, что могила была почти готова, им пришлось изрядно повозиться, засыпая тело комьями замерзшей земли. Не успев засыпать тело погибшего товарища, Орлов с Джоном почти одновременно заметили две тени отделившиеся от стены блокгауза. В ту же секунду, тишина вокруг взорвалась истошными воплями и гортанными криками. Дерзкий и коварный враг, не уступавший защитникам в хитрости и смекалке, вновь бросился в атаку. Еще несколько секунд и все смешалось в неравной схватке.

Пленив избитых и оглушенных защитников, индейцы, не теряя времени, скрутив их по рукам и ногам, погрузили на волокуши, прикрепленные к седлам, и двинулись по едва заметной тропе. Уходя все дальше и дальше от разгорающегося, на ветру блокгауза, который вскоре скрылся за ближайшим поворотом. Едва приметная тропа, по которой шел отряд индейцев, возглавляемый довольным Лисом, уходил в глубокий распадок, скорее напоминающий ущелье, заросшее пихтачом и ельником. Вышедшая луна посеребрила бликами волны океана, которые зловеще замерцали фосфорическими брызгами.

Не прошло и получаса как горевшие, сухие бревна блокгауза, разметал сильнейший взрыв пороха, подняв к черному небу огромное облако искр. Словно стараясь побыстрее похоронить память и надежду на возвращение, живущих здесь, когда то русских колонистов.

Тем временем индейцы в полном молчании, продолжали уходить, все дальше, направляясь к заброшенным баракам кирпичного завода. Где еще совсем недавно, русские работные люди делали очень качественный кирпич, снабжая им не только своих поселенцев, но и иноземных покупателей. Прошло около трех часов пути, прежде чем они, придерживая коней, осторожно ступая в ночной мгле, спустилась, наконец, по южному склону распадка, к не большой песчаной отмели. Именно от нее начиналась брошенная русскими поселенцами, территория кирпичного завода, которая по форме напоминала большой прямоугольник, с узким выходом к океану и не была обнесена сторожевым частоколом. Его роль выполняли бревенчатые бараки с бойницами. Которые были срублены почти вплотную друг к другу и между которых не мог пройти человек, что позволяло караульным на двух сторожевых вышках, без особого труда контролировать все подступы. Задача по охране упрощалась еще и тем, что все подступы к заводу на двести, три сто шагов были свободны от подступающего леса. Две огромные печи для обжига кирпича, находились почти в центре двора, что давало возможность работать как тем, кто готовил раствор, так и тем, кто загружал и выгружал продукцию не мешать друг другу.

Пленников бросили на земляной пол одного из бараков, куда вскоре зашел довольный собой Лис, в сопровождении нескольких соплеменников, держа в руке сильно чадящий факел. Небрежным кивком головы он приказал развязать плененных и только после этого наклонившись к Орлову, выдавил сквозь стиснутые зубы:

– Вот видишь глупый, урус, мы поймали вас как куропаток в силки, вы даже и не поняли как. Ты думал, наверное, что только ты умеешь воевать? Ты думал, что у диких народов нет управы на вас? Скоро я приведу сюда наших людей из деревни, и мы вмести с вождями, с нашими братьями и сестрами повеселимся на славу! Наконец-то хоть кто-то из вас ответит за беспокойство, которое вы причиняли духам наших предков. Покой, которых вы постоянно оскверняли много зим и лет! Ну, а пока меня не будет, советую вам всем вспомнить, где встала на якорь Большая лодка нашего друга Бернса и тогда обещаю вам легкую смерть. Сегодня славная, лунная ночь! Под такой луной и оставлять этот свет не так будет грустно! Верно, я говорю, урус?

С этими словами Лис воткнул свой факел в «металлический стакан» прибитый у входа к стене и быстро вышел во двор со своей свитой.

Орлов медленно поднял качающуюся голову и с тоской окинул взглядом своих товарищей, таких же, как и он избитых до полусмерти, в изодранной и перепачканной одежде, с черными от сажи, изможденными лицами.

– Простите, братцы, – прохрипел он, облизнув опухшие, потрескавшиеся губы. – Не углядел я, замысла врагов подлого…, простите меня.

– Не кори себя, ваше благородие, – с трудом проговорил казак, – мы и так под твоей командой, вон, сколько верст с боями отмахали. Кто же, как не ты от нас беду отводил? Так что не рви душу и не сумлевайся не в чем – на все воля божья. Лучше скажем ему, спасибо, наше смиренное, за все испытания которые он нам посылает.