– Может ты, и имя знаешь, этого посланника? – пробормотал поручик, с остервенением массируя виски.

Монах, ходивший от одной стены до другой, остановился перед пленником и, скрестив, руки на груди воскликнул с усмешкой:

– Знаю, конечно! Это барон Стекль!

– Эдуард Стекль?

– Он самый! Ну, что ты теперь скажешь?

Орлов опустил руки и, уставившись на прыгающее в печи пламя проговорил устало:

– Не может Стекль быть проходимцем…, не тот это человек, да и император к нему расположен, как к человеку государственному и исполнительному. Ты, что-то опять путаешь, Сулима.

– А я и не говорю, офицер, что он проходимец, – отозвался монах, вновь заходив по бараку. – На него была возложена важная миссия, и он ее блестяще выполнил! Ну, а то, что он после этого, себе на счет в Вашингтонском банке круглую сумму положил…, так кому это теперь интересно. Главное ведь результат!

– Не может этого быть, – упрямо прошептал Орлов. – По возвращению в Родину, ему отчет представить надобно будет, и не кому то, а самой Сенатской комиссии. Которая уверяю тебя, дознается про его счет! Так, что этого не может быть, Сулима, плохие у тебя источники.

Ходивший монах вновь остановился около пленника, и вновь залившись смехом, прошептал:

– Так в том то весь фокус и заключается, что барон перед убытием в Вашингтон, испросил дозволения остаться там, на постоянное проживание, в случае удачного разрешения дела. Не будет никакая Сенатская комиссия ничего считать! Потому что ваш барон теперь житель Соединенных Штатов! Гуляет ваш Стекль теперь в нижних штатах на широкую ногу, свадьбу скоро сыграет, с молоденькой американкой. Вот так-то, генерал, а ты все с дружками воюешь за землицу проданную, смерть даже готов принять лютую. Раде чего все эти твои геройства?

Орлов был буквально раздавлен всем услышанным, он как мог, сохранял спокойствие, но чувствовал, как земля стала уходить из-под ног – сбывались его худшие опасения и предположения. Стараясь не выдать своего смятения, он тихо проговорил:

– Все это, для меня звучит просто чудовищно…, все это настолько неожиданно, что трудно просто поверить. Одного я только в толк никак не возьму…, ежели все, что ты говоришь, правда, тогда, почему тебя и твоих братьев по ордену, так волнует судьба золотоносных участков? Это ведь с твоих слов, земля то теперь американская.

– Хороший вопрос, офицер, – нагнувшись к пленнику, зашептал, Сулима, дыхнув запахом чеснока. – Тут как раз все просто. Американцы сейчас, занятые своими заботами после войны и они не слишком-то рады этому событию, многие из них вообще считают, это приобретение великой глупостью старика Сьюарда. Моим братьям удалось застопорить дело в нижней палате, мы уже даже решили, что дело сделано, но мы и предполагать не могли, что ваш барон пробьет наш залом дорогой из взяток! Американцам сейчас, нет никакого дела до этих диких земель, с их медведями и аборигенами, именно сейчас нужно сдавать карты, именно сейчас нужно смотреть вдаль.

– Каштаны из огня, хочешь со своими братьями из своего ордена таскать? Да не по одному норовишь, а ведрами? Пользу хотите поиметь, покуда американцы своими внутренними проблемами озадачены?

– А почему бы и нет? Возможно, пройдут десятилетия, прежде чем янки по достоинству оценят, свой довесок к территории, прикупленный стариком по дешевке! Эти глупые янки считают, что их сумасшедший госсекретарь, купил ящик со льдом, они уже готовят аукционы в конгрессе для распродажи этих земель. Смекаешь, генерал, про что я толкую? Представляешь, какие сейчас открываются возможности? И ты со своим инженером, можешь поучаствовать в этом деле! Заработать себе, на безбедную жизнь! Разве тебе как человеку не глупому, не хочется провести остаток дней в роскоши? В конце концов, ты заслужил сие, за свое рвение и бескорыстное служение своей империи!

– Американцы хотят, что бы сюда пошли деньги на освоение этих земель? Уж если нет возможности, направлять государственные средства, то они хотят направить деньги предприимчивых частников?

– Видишь, офицер, как ты смекаешь проворно! – брызгая слюной, выпалил монах. – Теперь ты понимаешь, что такой шанс может выпасть один раз в жизни?

– Теперь я понимаю, почему ваш орден, так озаботился координатами определенных участков, – пробормотал Орлов, с отрешенным видом, глядя на игру пламени. – Вы хотите скупить нужные участки за бесценок? Застолбить, так сказать для ордена будущие прибыли, пока американцы не разобрались, что здесь и к чему.

– А почему бы и нет? – с жаром выдохнул монах, вновь заходив по бараку. – Именно для этого, я столько миль отмахал по этим диким землям, следуя за вами. Когда я понял, что в мешке, который вы несли лишь пустая парода находиться. Что там нет никаких карт и дневников – с ума чуть не сошел. Но Бог милостив, подсобил мне в поимке вашей!

– Надеешься, что инженер тебя к жилам золотоносным выведет? Веришь, что через это на аукционах все получится?

– А иначе и быть не может! Вон ваш якобинец, у меня уже в бараке соседнем сидит, да и с тобой мы беседуем. Больше то не нужен никто! Инженер тебя послушает, нужно лишь офицеру слова правильные подобрать. А насчет аукционов… Ну давай себе представим, что мы в Сан-Франциско! Где на улице Сакроменто, у янки проходят шумные аукционы. Где в разноликой толпе присутствуют не только американцы из штатов Калифорния, Орегона или Юта. Где среди французов и мексиканцев в своих сарапах, китайцев в халатах с широкими рукавами и башмаках с загнутыми носками, присутствуем мы с моими братьями, в одеждах цивильных. И только мы знаем, истинную стоимость того или иного участка!

– И тогда можно будет без труда, застолбить нужные участки? – Умно, однако, придумано, ничего не скажешь.

Сулима вновь остановился и, потирая руки проговорил:

– Верно, смекаешь, офицер. Застолбить заблаговременно, что бы потом их не превратили в караван-сараи, где будут останавливаться всякие плебеи и проходимцы, до золота падкие. И поверь, что я не для себя стараюсь, а для ордена! Вот и тебе с инженером предлагаю, присоединиться и развернуть жизнь свою в другую сторону, ну а что бы он все правильно понял и начертал участки нужные, да цифирью их к координатам привязал, с тобою беседую в первую очередь. Что бы ты его вразумил, значит. Он тебя, Константин Петрович, уважает – значит и послушается. Ну, согласись, офицер, что дело то пустяшное! Я же не прошу вас с ним, взлететь выше собора Святого Петра, да и потом земли то это уже не ваши.

– А твои братья, сами значит, золотишко поискать не хотят? – глухо проговорил Орлов.

– Не с руки нам этим заниматься, – отозвался монах, поморщившись. – Да и как его тут разглядишь быстро то? Считай под миллион миль квадратных, под лесами, скалами да торфяниками лежит! Вам вон самим пришлось, на это два года изысканий положить, нет, не можем мы столько времени ждать. Не известно еще как себя янки поведут, а ну кто из них случайно на жилу, какую наскочит золотоносную. А когда золотая лихорадка начнется, тут уж и белый свет будет ни мил.

– Понятно, а я значит с инженером как тот ключик от ларца, где золотишко лежит?

– Соглашайся, офицер, – это честная сделка! Вы с якобинцем цифирь на карту положите, а я вас от костра отведу, да еще и старость обеспеченную сделаю. По-моему стоящее предложение?

– И товарищей моих отпустишь? – уточнил поручик.

– За всех говорить не могу, – развел руками Сулима, – туземцы ведь как дети малые, им праздника хочется. Тебя с инженером забрать смогу, аулета пусть калечат – он нам с тобой не родственник, казак старый уже. Ну а американца, его кровники жаждут видеть, вместе со своим главарем Чарли. Не любит никто пинкертонов, что тут поделаешь, вопросы у них есть к нему – это их дела, пусть сами и разбираются. Хотел тебя еще про шхуну, спросить, которую говорят вы, отбили у капитана Бернса. Верно ли, что там добра всяческого считать, не пересчитать? Может, подскажешь, где она якорь отдала? Все на троих и поделим, вот те крест.