– Браво, Сулима, – проговорил Орлов, глядя как монах, терзает четки, – нет правда, мне понравилось с какой яростью и искренностью отстаиваются интересы ордена и Рима. Теперь я понимаю, почему вас называют» псами господа».

– А я горжусь, что нас так называют! – выкрикнул тот. – Да мы воины христовы и именно поэтому мы бы, никогда не смирились с присутствием здесь ваших православных поселений, хотя Господь услышал наши молитвы и эти земли уже не ваши. Думаю, что это знамение!

– Думаете, что американцы потерпят вас тут? Думаете, через скупку золотоносных участков будите контролировать эти земли?

– Ничего, мы приноровимся к новым условиям! Точно также как мы пережили изгнание из Сардинского королевства, когда у клира отнимали привилегии и закрывали монастыри. Ничто не помешает нам закрепиться здесь на золотоносных участках, а добыча металла через подставных лиц укрепит силы нашего ордена, а значит и силы Рима.

Орлов покачал головой, глядя на безумное выражение лица собеседника, и тихо проговорил:

– Пойду я, Сулима, мне еще с инженером потолковать надобно. А ты как я посмотрю, уже напиток допиваешь.

– Иди, генерал! Скажи ему все как есть, только помни, что времени у вас столько – сколько я буду пить кофе.

Доковыляв до своего барака, где находились его товарищи, он шагнул за порог и сев с трудом рядом с инженером проговорил:

– Сулима объявился…, хочет, что бы ты ему места нашей разведки показал, да на карту цифирью привязал. Обещает из полона освободить, да еще безбедную жизнь уготовить…, думать быстро надобно, пока он кофе хлебает.

– Жив значит ублюдок, – пробормотал Неплюев с отрешенным видом, – а я думал конокрад брешет.

– Погоди, здесь без меня Василь побывал что ли? – растерянно проговорил поручик. – Он, что же в услужение к Сулиме подался?

– Подался, Константин Петрович, но не это главное, – глядя в одну точку, выдавил инженер.

– Что же тогда главное? – спросил Орлов, только тут заметив, что все с каким-то обреченным видом смотрят на него. – Ну не томи уже, сказывай!

– Он главное сказал, что продало нас твое самодержавие хваленое, Константин Петрович. Мы здесь все это время усердствовали, за земли империи радели, а она нас взяла и продала. Как сапоги стоптанные, за не надобностью! Никто не придет к нам на помощь из Ново-Архангельска…, потому как нет там уже ни солдат наших, ни поселенцев, ни казаков.

– А почему мы должны ему верить? – проговорил поручик. – А ты, что думаешь, казак? Врет беглый каторжанин, или правду сказывает?

– Похоже на правду, ваше благородие, – с мрачным видом отозвался тот. – С болью в душе сказывал, что теперечи земля энта, нам уже не принадлежит – американцы, мол, теперь ее хозяева. Да, и какой резон этому конокраду говорить неправду? Что слышал – то и поведал!

– Мы в этих местах диких, два года гнили, а ради чего спрашивается? – взорвался от негодования инженер. – Разве это справедливо? Нас ведь могли предупредить заранее, что бы мы жилы не рвали!

– Погоди ты, Иван Иванович, не горячись! У меня все равно к беглому конокраду веры нет, да и не за него тебе я толкую. Озаботься ответом, за которым Сулима, придет с минуты на минуту.

Инженер, сидевший с каким-то отрешенным видом, потрясенный всем происходящим вокруг, продолжал рассуждать, словно и не было никакого вопроса.

– Нет, Константин Петрович, туточки и без каторжанина все как раз понятно. Все форты на нашем пути оказались либо брошенными в спешке, либо там находилось не значительным числом казаки…, про которых попросту забыли наверняка. Туземцы обнаглели до такой степени, что чувствуя поддержку англичан, творят, что хотят! Американцы встают караулом на нижнем Юконе опять же, нет, неспроста все это…

– Послушай меня, наконец, Иван Иванович! – выпалил Орлов, глядя в глаза инженера. – Нет, у нас времени, сидеть и философствовать! Сулима все знает про нашу экспедицию, о ее целях и задачах.

– Продал кто-то! – воскликнул Степанов гневно.

– Верно, урядник, через дружков своих прикормленных из Петербурга, он про это знает. Но теперь не это главное! Он тебя, Иван Иванович, с собой забрать хочет, что бы ты ему результаты наших разведок поведал, где золото коренное близко к поверхности залегает. Хочет он привязать места эти на карту свою цифирью! Ты понимаешь это?

– Что же мне теперь делать? – прошептал инженер нахмурившись.

– А, чего тут думать, – проговорил поручик, – соглашаться надобно тебе. Для тебя это шанс костра избежать, смекаю я, что теперь некому это не нужно у нас в Родине. Соглашаться тебе нужно. Об одном тебя прошу, не выдавай, где коренные жилы проходят, пусть сами ищут. Ну, а там свободу получишь, глядишь и до Петербурга доберешься, расскажешь обо всем увиденном тут, за нас словечко замолвишь. Пусть знают в Родине, как мы тут муки на костре принимали, не предав и не изменив интересам империи, терпели лишения разные за нашу веру, за царя, за отечество.

– Не верю я этому Сулиме! – выпалил инженер, вжав голову в плечи. – Узнает чего ему надобно и все одно убьет.

– Ну чего ты заладил, убьет или не убьет, – поморщившись, прошептал Степанов. – Тут гутарить даже нечего! Соглашайся, а там глядишь, и с побегом господь поможет! И потом должны же в Родине про нас знать, про Ваньку-безухого с есаулом, про обоз, наконец. Кому у нас в империи теперечи энта руда нужна? Если земли то проданы! Соглашайся, раз тебе господь через предложение такое шанс дает. А там и про нас расскажешь, как мы туточки жилы рвали.

– Вот именно, – кивнув, проговорил поручик, – хватит уже землю кровью заливать. Что еще каторжанин поведал?

– Сказывал нам, как станичники в форте смерть приняли жуткую, – смахнув слезу, буркнул казак. – В полон их ползуны взяли, видать заснул кто-то из них на посту…, огнем потом пытали изверги, про нас все выведывали, куда путь держим и, где нас перехватить проще будет. Полчане смерть приняли, но так ничего и не сказали нехристям…, хотели те их заставить на коленях смерть принимать, а они отказались наотрез. Тогда эти ироды им ноги сломали в коленях…

– Что было потом? – сквозь стиснутые зубы, уточнил Орлов.

– Шаман их приказал на стене храма распять…, так что ты не сумлевайся, Иван Иванович, уходи с Сулимой, молод ты еще больно, что бы ко встрече со Спасителем готовиться.

– Американца тоже замучили?

– Точно так, ваше благородие, вместе с нашими полчанами смерть принял Харли.

– Прости, Америка, всех твоих товарищей погубили, прости.

Американец внимательно посмотрел на офицера и отмахнувшись проговорил:

– Денщик твой правильно говорит, что на все воля Господа. Надо бежать пробовать! Хуже все равно не будет, хоть какой шанс свободу обрести. И пробовать надо пока Лис свою свору не привел, пока мало их.

– У тебя вроде план какой-то был? – уточнил поручик. – Только не забывай, что нас, когда в полон, брали вон как отделали, едва ведь на ногах держимся. Да и куда бежать опять же? А, что если Сулима с конокрадом правду говорят, и нет уже никого в столице нашинской? Что ежели ушли наши поселенцы с Максутовым из форта заглавного?

– На Нижний Юкон нужно пробиваться! – с жаром зашептал Джон, подавшись вперед всем телом. – Пехотинцы шестой роты вооружены отменно, да и артиллерийский парк на борту мощный.

– Не дойти нам пехом, – пробормотал урядник, покачав головой, – снег вон как лег глубоко. Мы столько верст не пройдем…

– Ну, тогда может, на шхуну Бернса вернемся? А, что? Там провизии на два года вперед хватит, да и винтовки с револьверами на берегу надежно спрятаны.

– А ведь прав Америка, – прошептал казак озадаченно, – мыслю энту, обдумать крепко надобно. Как вы смекаете, ваше благородие?

Орлов нахмурившись, покачал головой в знак согласия и тихо проговорил:

– Мысль действительно хорошая, только как нам справиться с нашей охраной? Это ведь на каждого по откормленному, обозленному гибелью своих соплеменников воину получается. И потом я со своими ногами, для вас только обузой буду, пробуйте, наверное, без меня, а отбив у нашей стражи оружие, я задержу их, насколько сил хватит.