Изменить стиль страницы

Глава первая

БЕЗУМИЕ

1

Ирод заболел. Со смертью Мариамны жизнь потеряла для него всякий смысл. Он не мог оставаться во дворце, где решительно все напоминало ему о жене, и, переодевшись в хламиду и натянув на лицо капюшон, чтобы не быть узнанным, долгими часами бродил по улицам Иерусалима, сопровождаемый на расстоянии верным Коринфом. Завидев блудницу, неподвижно сидящую на пересечении улиц под покрывалом, он подходил к ней и открывал ее лицо[273]. Он и мертвую продолжал ревновать Мариамну, полагая, что та избежала казни и теперь занимается тем, в чем не знает себе равных. Убедившись, что перед ним не Мариамна, он шел к следующей блуднице и у нее открывал лицо. Когда же очередная блудница хотя бы отдаленно напоминала ему Мариамну, он вел ее во дворец, приказывал накрыть столы и устраивал в честь мнимой Мариамны пиры, прося у нее прощения за свою ревность, и напивался до такой степени, что уже не справлялся с блудницей в постели. Тогда он просил: «Сделай со мной то, что умеешь ты одна», блудница мучила его и мучилось сама, и заканчивалось все это одним и тем же: Ирод кричал: «Ты не Мариамна, прочь из моего дворца!» – и изгонял ее, не забывая, впрочем, заплатить ей втрое больше того, что та просила за свою любовь.

Все в семье Ирода понимали, что царь серьезно болен и ищет не столько удовольствий от связей со случайными женщинами, сколько соединения со своей покойной женой. Дорис, желая напомнить мужу, что у него есть те, ради кого следует вернуться к прежнему образу жизни, привела к нему своего сына Антипатра и сыновей Мариамны Александра и Аристовула. Ирод не узнал их.

– Кто эти молодые люди? – спросил он.

– Твои сыновья, – ответила Дорис. – Старший из них твой первенец Антипатр, а это Александр и Аристовул.

– Надо же, какие они стали большие, – удивился Ирод. – Их пора женить, чтобы у меня появились внуки.

Дорис счастливо улыбалась.

– Пора, – соглашалась она. – Особенно Антипатра, который уже закончил свое образование. Вот ты и займись поиском для них достойных невест.

– Займусь, – обещал Ирод. – А теперь идите, оставьте меня одного. Мне необходимо кое о чем подумать.

Оставшись один, Ирод продолжал думать о Мариамне, мысленно звал ее, говоря: «Ты видела, какими большими стали наши сыновья? Не прячься от меня, я не причиню тебе зла, появись, полюбуйся вместе со мной на наших повзрослевших детей. Они уродились в тебя – такие же статные и красивые, с такими же, как у тебя, большими синими глазами и густыми волосами. Ну, что же ты не идешь? Не веришь, что я снова не обижу тебя своей ревностью? Я больше не ревную тебя. Да и к кому мне тебя ревновать, когда ты любишь меня одного? Скажи, ведь ты по-прежнему любишь только меня?»

Саломия, беспокоясь о здоровье брата, стала приводить к нему греков-врачей. Но Ирод всех их прогонял, не позволяя осмотреть себя. Саломия говорила:

– Брат, тебе необходимо лечиться.

– Разве я болен? – удивлялся Ирод.

– Да, брат, болен. И, к сожалению, давно.

– В таком случае позови ко мне Иосифа, – говорил Ирод.

– Какого Иосифа?

– Своего мужа. Это единственный врач, которому я доверяю. Он может все, даже принять роды. Что ты смотришь на меня, как на умалишенного? Иди за Иосифом!

Глаза Саломии увлажняли слезы. Она садилась рядом с братом, прижимала к себе его голову и, плача, говорила:

– Это я, одна я виновата в том, что ты заболел. Как бы я хотела, чтобы все прежнее вернулось!

– Не бывает так, – сердился Ирод и отстранялся от сестры. – Прежнее прошло[274].

Чтобы не видеть слез сестры и не слышать вздохов домашних, которые утомляли его, Ирод отправился на охоту в Эн-Геди[275]. Но и охота в этот раз не задалась ему: преследуя леопарда, Ирод упал с лошади и получил сотрясение мозга. Вернулся он в Иерусалим вконец разболевшийся. Птолемей доложил ему, что за время его отсутствия он провел в стране налоговую реформу. Теперь, рассказывал он, ответственность за сбор пошлин несут не откупщики, злоупотреблявшие своим положением, а мытари, которые напрямую подчинены правительству. Благодаря этому нововведению государственная казна наполнилась, и у правительства самые благоприятные виды на будущее.

Ирод смотрел на Птолемея и никак не мог понять, о каких мытарях тот ведет речь и в какой связи находится наполненная государственная казна с благоприятные видами на будущее. Слушая Птолемея, он не слышал его. «Мой первый министр и хранитель печати, – думал он, – говорит, кажется, о деньгах. Глупец! Какой должна стать государственная казна, если никакие сокровища мира не способны оживить Мариамну?»

В довершение всех бед на страну обрушился мор[276], унесший тысячи жизней не только простолюдинов, но и мать Ирода. Кипру набальзамировали, по дворцу стлался удушливый запах благовоний и мастик, наняли множество искусных плакальщиц[277], которые, сменяя друг друга, безостановочно славили покойницу и рыдали. Мать лежала в гробу строгая и пугающе неподвижная. Нос и подбородок ее заострились, закрытые глаза запали, лицо и руки стали желтыми, как если бы были сделаны из воска. Ирод смотрел на эти руки и лицо, все ждал, что они пошевелятся, и тогда окажется, что мать не умерла, а лишь уснула и скоро пробудится. Он так долго и так пристально смотрел на мать, что в какой-то момент ему показалось, что мать действительно просыпается. Но мать так и не проснулась. Ирод распорядился похоронить ее рядом с отцом, а сам отправился в Самарию, где вдали от дома решил побыть в одиночестве.

А мор, обрушившийся на Иудею, продолжался, унося все новые и новые жизни. Во всех синагогах читали книгу пророка: «Итак, слушайте, женщины, слово Господа, и да внимает ухо ваше слову уст Его; и учите дочерей ваших плачу, и одна другую – плачевным песням. Ибо смерть входит в наши окна, вторгается в чертоги наши, чтоб истребить детей с улицы, юношей с площадей. Скажи: так говорит Господь: и будут повержены трупы людей, как навоз на поле, и как снопы позади жнеца, и некому будет собрать их»[278]. Евреи, и без того ненавидевшие Ирода как чужеземца, поставленного над ними царем такими же чужеземцами-римлянами, обвинили в напасти, обрушившейся на Иудею, его. Это по его приказу, перешептывались на рынках и улицах евреи, была казнена безвинная Мариамна, за что разгневанный Предвечный решил покарать весь народ, не сумевший оградить от смерти женщину, являвшую собой образец чистоты, красоты и святости.

2

Мор, внезапно начавшийся, так же внезапно кончился. Люди восприняли это как знак свыше, данный Самим Предвечным в качестве последнего шанса для того, чтобы евреи изгнали нечестивца Ирода со всем его правительством, в котором хозяйничают такие же инородцы, как он сам. Возглавить движение, направленное против Ирода, было порученош его теще Александре.

Воспользовавшись тем, что Ирод находится в Самарии[279], Александра, остававшаяся в Иерусалиме, вступила в переговоры с первосвященником Ананилом. Ей не стоило особого труда уговорить друга своего отца Гиркана, казненного по приговору синедриона, в том, что Ирод неизлечимо болен, и что во избежание смут, могущих последовать за его смертью, власть в Иудее следует передать ее внукам Александру и Аристовулу – единственным из оставшихся в живых законным представителям рода Хасмонеев. На вопрос Ананила, кому из двух внуков следует отдать предпочтение – старшему ли Александру или младшему Аристовулу, – Александра, поморщившись, ответила:

– Ах, какая разница! Главное, чтобы царем снова не оказался какой-нибудь чужеземец, удобный Риму, а прямой наследник моего отца Гиркана, к смерти которого ты, первосвященник иудейский, также приложил руку.

вернуться

273

Блудницы, равно как блудники, осуждались законом: «Не должно быть блудницы из дочерей Израилевых, и не должно быть блудника из сынов Израилевых. Не вноси платы блудницы и цены пса в дом Господа, Бога твоего, ни по какому обету; ибо то и другое есть мерзость пред Господом, Богом твоим» (Вт. 23:17–18). Тем не менее проституция с древнейших времен существовала в еврейской среде. В хрестоматийном примере суда Соломона над двумя женщинами, не сумевшими поделить между собой ребенка, речь идет о двух проститутках, у одной из которых сын умер, а у другой остался жив (см. 3 Цар. 3:16–27). С воцарением Ровоама, сына Соломона, и распространением язычества с его обрядами, в т. ч. кровавыми, блудницы и блудники проникли даже в Храм. Читаем: «И делал Иуда неугодное пред очами Господа, и раздражали его более всего то, что сделали отцы их своими грехами, какими они грешили. И устроили они у себя высоты, и статуи, и капища на высоком холме и под всяким тенистым деревом. И блудники были также в этой земле, и делали все мерзости тех народов, которых Господь прогнал от лица сынов Израилевых» (3 Цар. 14:22–24). Впрочем, сами блудницы и блудники называли себя кадеша и кадеш, что означает «посвященная» и «посвящен». Они ткали одежды для Астарты, участвовали в храмовых службах, а нередко и жили при Храме (до сих пор не прекращаются споры о том, действительно ли огромное число комнат, опоясывавших Храм Соломона, предназначались для хранения храмовой утвари, или это были помещения, в которых жили профессиональные проститутки). Со временем продажная любовь в Иудее достигла таких размеров, что пришлось открывать дома терпимости («блудилищные дома»), а когда и их стало не хватать, проститутки вышли на улицы. Часами они сидели, закрыв лица покрывалами, и терпеливо дожидались клиентов (см. в этой связи Быт. 38:1-30, где описана история четвертого сына Иакова от Лии Иуды и его невестки Фамари, которую он поочередно выдал замуж за своих сыновей Ира и Онана, оставшихся при своей жизни бездетными, а поскольку младший сын Шела был еще слишком мал, Фамарь облачилась блудницей, сошлась со своим свекром и родила ему близнецов – Фареса и Зару). При Ироде, как и в Риме, на проституцию стали смотреть снисходительно и разрешали заниматься этим ремеслом тем, кто внес в казну соответствующий налог. (Фарес назван в родословной Иисуса Христа, см. Мат. 1:3).

вернуться

274

Прежнее прошло – это диалектическое убеждение, что все в мире находится в постоянном движении и никогда не возвращается к изначальному положению вещей, восходит к учению Гераклита (VI–V вв. до н. э.), который выступал против традиционных народных верований в вечность и неизменность богов. Первооснову мира Гераклит видел в постоянном движении, изменениях, воплотившихся в формуле panta rhei – «все течет». В иудаизме эта формула воплотилась в соломоново «все суета сует», а у ессеев в убеждение, что земные блага, как и собственность, преходящи и потому не заслуживают того, чтобы стремиться к обладанию ими. Эта же формула получила в раннем христианстве новое наполнение, истолковывающее земные страсти и страдания как юдоль, которая непременно пройдет, и наступят времена, свободные от всего прежнего: «И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их; и отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло» (Отк. 21:3–4).

вернуться

275

Эн-Геди – в пер. с евр. «Козий источник». Узкая долина, шириной в несколько сот метров на юго-западе Мертвого моря, расположенная между Иудейскими горами на западе, горами Моаф на востоке, пещер Вади-Кумран на юге и скалой Масада на севере, где сохранились руины крепости Ирода. Представляет собой уникальный по живописности и богатству животного и растительного мира уголок природы площадью всего 14 квадратных километров, где по инициативе правительства Израиля в 1972 г. был создан заповедник Эн-Геди. Славится эта территория тем, что летняя среднегодовая температура здесь не поднимается выше 35 градусов Цельсия, а зимняя не опускается ниже плюса 20, что позволяет людям загорать круглый год, не опасаясь ожогов из-за слабого ультрафиолетового излучения. Изобилует каскадом водопадов, которые питают четыре источника – Аргут, Давид, Эн-Шулам и собственно Эн-Геди. Согласно древней легенде, именно здесь прятался от царя Саула юный пастух Давид. Жива также легенда о том, что Марк Антоний подарил этот участок земли Клеопатре с тем, чтобы она могла пользоваться косметикой, изготавливаемой из произрастающих здесь бальзамовых деревьев. Здесь во времена Ирода поселились ессеи; в пещерах Кумрана в 1947 году пастух-бедуин случайно обнаружил кувшины со свитками, датируемыми 130 г. до н. э. – 30 г. н. э. Особо примечателен т. н. медный свиток, состоящий из трех медных пластин. Текст на этом свитке представляет собой опись множества кладов с указанием мест их захоронения (напомню читателем, что ессеи были абсолютно равнодушны к богатству). Суммарный вес слитков и изделий из золота и серебра, зарытых ессеями, составлял, если верить тексту медного свитка, 200 тонн! Но главное богатство Эн-Геди – это горные козлы, даманы, похожие на сурков, и леопарды. Впрочем, любители природы найдут здесь и множество пернатых и пресмыкающихся (в т. ч. ядовитая эфа и палестинская гадюка, за которыми охотятся ястребиные орлы), и буйную растительность – дерево унаби с множеством колючек (уверяют, что из его ветвей был сплетен венец, надетый на голову Христа перед казнью), заросли папируса, олеандры, те же бальзамовые деревья, из которых до сих пор получают сырье для изготовления мазей, кремов и др. косметики.

вернуться

276

Иосиф Флавий пишет, что это была чума. Однако по тому, что мор обрушился на Иудею внезапно и столь же внезапно прекратился, маловероятно, что это была чума. Вообще же следует заметить, что евреи считали все болезни, насылаемые на людей, карой Господней за совершенные ими грехи. Происходило это, по-видимому, оттого, что в целом евреи, благодаря климату и непритязательному образу жизни, отличались крепким здоровьем, позволявшим им до глубокой старости сохранять физические и духовные силы. Чаще всего они болели теми болезнями, какими болеют люди и сегодня: расстройством желудка, различными кожными заболеваниями, а также болезнями глаз, что объясняется ярким солнцем и частыми пыльными бурями. Описываются в Библии и разного рода психические заболевания, что в общем-то не редкость у людей фанатично верующих и сверяющих каждый свой шаг с предписаниями закона. Случаи серьезных хронических или заразных заболеваний были довольно редки, хотя в Библии упоминаются такие болезни, как проказа, причем евреи различали два вида проказы – черную, которую они называли «египетской проказой», и белую, или анестетическую. Черная проказа начиналась с появления на лице и теле небольших красных пятен величиной с булавочную головку, которые быстро разрастались и достигали размера грецкого ореха. Пятна эти превращались в гнойные нарывы, источавшие зловонный запах, разъедали мясо до костей, появлялся жар, затем человек испытывал общее утомление, заканчивавшееся смертью. (Запрет касаться мертвого тела, даже если это тело близкого человека, проистекал, можно предположить, из-за угрозы заразиться.) Белая проказа поражала чаще всего пальцы рук и ног, реже лицо. И в этом случае появлялись гнойные волдыри, которые приводили к тому, что пораженные участки тела отваливались кусками. В отличие от черной проказы, всегда заканчивавшейся смертью больного, белая проказа порой проходила сама собой, оставляя на теле рубцы. Полагают, что случай белой проказы описан в Библии: «Если на ком язва проказы, то должно привести его к священнику. Священник осмотрит, и если опухоль на коже бела, и волос изменился в белый, и на опухоли живое мясо, то это застарелая проказа на коже тела его; и священник объявит его нечистым и заключит его; ибо он нечист. Если же проказа расцветет на коже, и покроет проказа всю кожу больного от головы до ног, сколько могут видеть глаза священника, и увидит священник, что проказа покрыла все тело его, то он объявит больного чистым; потому что все превратилось в белое; он чист» (Лев. 13:9-13).

вернуться

277

Плакальщицы – профессиональные исполнительницы ритуального погребального плача, впервые появившиеся на Востоке. О том, насколько эта профессия была распространена на Востоке и, в частности, в Иудее, можно судить по следующим словам Библии: «Так говорит Господь Саваоф: подумайте, и позовите плакальщиц, чтоб они пришли; пошлите за искусницами в этом деле, чтоб они пришли. Пусть они поспешат и поднимут плач о нас, чтоб из глаз наших лились слезы, и с ресниц наших текла вода» (Иер. 9:17–18). С возникновением державы Александра Македонского профессиональные плакальщицы появляются в Греции, а затем и в Риме.

вернуться

278

Иер. 9:20–22.

вернуться

279

Самария – следует отличать Самарию как страну, расположенную между Иудеей на юге и Галилеей на севере, от города Самария. Изначально Самарией (от др. – инд. aсmaras и др. – перс. asmara – «каменный») называлась гора в центральной части Палестины, принадлежавшей некоему Семиру (евр. Шемер), продавшему ее царю Израиля Амврию, правившему с 929 по 918 гг. до н. э. Читаем: «И купил Амврий гору Семерон за два таланта серебра, и застроил гору, и назвал построенный им город Самариею, по имени Семира, владельца горы» (3 Цар. 16:24). Название города распространилось на всю землю, населенную самаритянами.

В описываемое нами время Ирод находился в городе Самария, который он позже отстроил заново и назвал его Себастой (от греч. sebaste – «славный»).