– Простите, это Вы мне? – удивился, стоящий рядом с ним молодой мужчина.

– Нет это я так… погоду ругаю.

– А-а, понятно! Кстати, такси не желаете?

– Желаю!

– Тогда поехали, докачу с комфортом – у меня «Форд-Фокус».

– Подойдёт.

– Цену знаете?

– Наплевать! Давай веди к тачке, я тороплюсь.– Приятно иметь дело с солидным клиентом! – улыбнулся частник, и, подбросив брелок с ключами, ловко его поймал и сунул в карман потёртой кожаной куртки.

Дома Дмитрия ждал неприятный сюрприз: в щель между косяком и дверью была засунута повестка в УВД «Центральное», из которой следовало, что следователь Морозов ещё вчера в 10 часов утра очень хотел с ним побеседовать. Причём роль Дмитрию в этой беседе отводилась в качестве свидетеля по какому-то уголовному делу, номер которого Киквидзе не стал запоминать. – Ага, прямо сейчас и метнусь! – зло процедил Дмитрий. – Уже побежал! Не получал я никакой повестки! – и с этими словами ожесточённо смял продолговатый серый бланк и бросил в лестничный пролёт.

Первое, что он сделал, войдя в квартиру – открыл все форточки и дверь балкона. В квартиру хлынул свежий, по-зимнему пахнущий снегом холодный воздух.

– Хорошо! – вздохнув полной грудью, подумал Дмитрий и впервые за день улыбнулся. – А теперь в душ! Надо смыть весь негатив, и хорошее настроение придёт само собой!

После душа он решил перекусить, и заварил себе в турке кофе. Из продуктов в холодильнике были только кусок сыра в вакуумной упаковке и высушенная морозом и временем палка сырокопчёной колбасы, которая по твёрдости могла соперничать с милицейской дубинкой.

– То, что надо! – сглотнул слюну голодный мужчина. Выражение «колбаса твёрдого копчения» Дмитрий понимал буквально и очень любил строгать одеревеневшее от времени колбасное изделие острым ножом, заедая тонкие колбасные ломтики кусочками солёного сыра и запивая светлым пивом. Пива в холодильнике не было, что вызвало у Дмитрия лёгкое раздражение.

– Так жить нельзя! – голосом пламенного трибуна громко произнёс миллиардер и театральным жестом захлопнул дверь холодильника.

– Товарищи! – обратился он к воображаемым толпам митингующего народа и по-ленински простёр руку вперёд. – Господа! Соотечественники! Не мы ли проливали кровь на полях классовых сражений за счастье мирового пролетариата? И где теперь этот пролетариат? Не мы ли клали свои молодые жизни на алтарь всемирной революции, будь она неладна! Не мы ли с вами на своих плечах вытаскивали страну из разрухи, дефолта и перестройки? Мы! Это сделали мы с вами, господа и граждане! Так доколе…?

На этом слове Дмитрий споткнулся и возникла незапланированная пауза, которая могла смазать выступление, поэтому он не стал детализировать, и, повысив голос, продолжил.

– Доколе? Я вас спрашиваю? Не пора ли перестать тратить свои жизненные силы во имя мифического царства всеобщей справедливости, и начать прожигать жизнь и тратить заработанные тяжким трудом деньги в своё удовольствие? Да здравствуют буржуазные излишества! Даёшь в каждом селе «Макдональдс», а в каждой деревне – стриптиз-бар!В этот момент в дверь позвонили, и Киквидзе с сожалением прервал пламенную речь.

На пороге квартиры стоял милиционер.

– Участковый инспектор лейтенант Тимощук. – представился офицер.

– Очень… очень рад! – поспешил заверить участкового в своей лояльности миллиардер Киквидзе, запахивая махровый халат. – Чем обязан?

– Гражданин Киквидзе, Вы получали повестку? – официальным тоном поинтересовался представитель закона.

– Ничего я не получал, гражданин начальник, – замотал головой Киквидзе, подсознательно примерив на себя личину уголовника, которого пытаются поймать на противоречиях в собственных показаниях.

«Неужели прознали про наследство? – мелькнула мысль. – Явного криминала за мной нет, но дед Иосиф вывез из страны эти деньги незаконно, а потом присвоил их себе, и как выясняется, тратил не всегда на пользу государства».

Сглотнув неожиданно возникший в горле ком, Дмитрий вытер лоб рукавом халата и перешёл в наступленье.

– Знать ничего не знаю! – повысил он голос. – И не расписывался я нигде! И вообще я здесь ни при чём!В этот момент в голове почему-то зазвучала знакомая со школьной скамьи блатная песенка:

– А первый раз меня вязали «мусора»,

когда мне стукнуло всего семнадцать лет!

– А кто при чём? – продолжал давить авторитетом представитель закона.

– Я не знаю! – тоскливо заныл Киквидзе и весь сразу как-то сник.

– А кто знает? – добивал его участковый прямо на пороге собственной квартиры. – Советую подумать и во всём сознаться!– В чём сознаться? – обречённо поинтересовалась потенциальная жертва милицейского беспредела.

…И вот стою я средь тюремного двора,

мечтая Зиночке послать большой привет!

– Во всём! – железным голосом подытожил милиционер.

– Но я ничего не знаю!

– Об этом Вы завтра скажете следователю.

– Морозову? – не подумав, ляпнул Киквидзе.

– Морозову, – подтвердил участковый. – А говорите, что повестку не получали! Фамилию следователя откуда знаете?

– Так у нас в доме – да что там в доме! – В целом квартале всякий знает, кто такой следователь Морозов! – продолжал выкручиваться Дмитрий.– Врёте Вы всё, гражданин Киквидзе! – уверенно заключил милиционер. – Морозов только месяц к нам из Наро-Фоминска переведён, так что раньше Вы его знать не могли. Следующий раз за неявку по повестке будете подвергнуты принудительному приводу! Всё ясно? Тогда распишитесь за получение повторной повестки.

… Но день настанет и на волю выйду я!

И о загубленных годах вздохну с тоской!

Когда за участковым захлопнулась дверь, Киквидзе облегчённо вздохнул и сел в прихожей прямо на пол.

Прощайте кореша! Привет, семья!

Из Магадана возвращаюсь я живой!

– А чего это я, собственно, испугался? – здраво рассудил Дмитрий. – Ну, не явился я по повестке! Ну и что? Даже если они что-то раскопали о моём миллиардном наследстве, то я мог и не знать о происхождении этих денег. Нет за мной ничего, гражданин начальник! – храбрился Киквидзе. Однако в глубине души понимал, что опасается даже не того, что государство узнает об украденных миллиардах, а того, что о баснословных деньгах станет известно широким массам, основу которых составляли не ударники капиталистического производства, а озверевший от нищеты пролетариат вкупе с посверкивающими фиксами авторитетными пацанами. – Валить надо из этой страны! – сказал он сам себе вслух. – И как можно быстрее!

* * *

10 часов 5 мин. 1 ноября 20** года.

г. Москва, УВД «Центральное»

Следователь Александр Иванович Морозов находился в том чудесном возрасте, когда наработанный практикой опыт уже есть, а жизненные силы организм ещё не покинули. Поэтому, приняв к производству уголовное дело по факту убийства гражданина Курдюмова Султана Каримовича, гражданина РФ, ранее судимого, кличка «Мозговед», он активно приступил к проведению следственных действий.

Ровно в 10 часов в дверь кабинета вежливо постучали.

– Входите! – крикнул следователь, продолжая вчитываться в заключение о смерти потерпевшего Курдюмова. В кабинет вошёл ничем не примечательный мужчина, примерно 30 лет. В левой руке он держал повестку, а в правой собственную кепи.

– Вот, – тихо произнёс посетитель и протянул следователю повестку.

– А-а, гражданин Киквидзе! – обрадовался Александр Иванович, мазнув взглядом по выписанной им накануне повестке. – Ну, что же Вы, дорогой мой, заставляете себя ждать? По повестке не являетесь, участкового заставляете за собой посылать?

– Я в отъезде был, – сухо ответил посетитель и без приглашения опустился на стул.

«Типичный интеллигент, возможно, дальше Московской области за всю свою безоблачную тридцатилетнюю жизнь никуда не выезжал, – сделал вывод Морозов, внимательно осмотрев явившегося на допрос свидетеля. – Родился и вырос в Москве, можно сказать, в тепличных условиях, ранее не судим и с криминалом дел никаких не имел. Судя по помятым брюкам и несвежей рубашке, до сих пор не женат. Нет, на убийцу Мозговеда он явно не тянет, но, возможно, хоть что-то прояснит. Ведь был же у него конфликт с потерпевшим».